Квинт Лициний 1

— Григоренко и Боярова через двадцать минут ко мне, — бросил Юрий Владимирович секретарю, проходя через приемную.

В кабинете первым делом откатил вбок дубовую фальшпанель, быстро набрал код и с усилием приоткрыл массивную дверцу напольного сейфа.

— Так... — пробормотал он, в очередной раз проглядывая фотокопию изъятого письма. — Ну тогда проверим, не завелась ли действительно у нас в архиве крыса...

Глава 7

Суббота 2 апреля 1977 года, вечер

Ленинград, Измайловский проспект

На часах — без четверти девять вечера. Большая порция макарон по-флотски с крупно натертой морковкой, лучком и приличным фаршем из говядины — это вещь! Особенно под просмотр "Кабачка "13 стульев". Действительно забавные юмористические миниатюры: молодой Державин в роли ведущего, Спартак Мишулин — пан директор, пан спортсмен, пан Зюзя, пани Моника... Местами было неожиданно смешно, но теперь надо поработать. Покосился на папу с мамой, чаевничающих в креслах в ожидании начала программы "Время". Похоже, пора, полчаса меня точно никто беспокоить не будет.

— Пойду почитаю... — Потягиваясь, выполз из-за журнального столика и поволок тяжелый стул на место.

Родители синхронно кивнули головой. Вот и славно. Притворил дверь в свою комнату, включил настольную лампу, достал черновик и начал составлять очередное послание к сильным мира сего. Хуже от этой информации стать не должно, а лучше — может. В любом случае надо нарабатывать авторитет, так или иначе потом пригодится.

"Наши модели ценообразования с высокой степенью вероятности предсказывают:

1. Цена на нефть сохранится на текущих уровнях по апрель 1979 года. Далее рост, средняя годовая цена, $/баррель: 1979 год — 25; 1980 год — 36.

2. Цена на золото снизится с текущих уровней на 10 % к середине июня 1977 года с последующим 35 % ростом к первой половине марта 1978 года. После 10 % коррекции вниз к концу апреля 1978 года — рост на 40 % с пиком в конце октября 1978 года.

3. Цены на пшеницу будут повышаться во вторых полугодиях 1977 года и 1978 года. Суммарный рост — на 40 %.

Прогнозы в пунктах 1-3 не учитывают влияние, которое может оказать на рынок информированный о прогнозе крупный спекулянт.

Рекомендуем учесть следующую информацию:

1. На лето текущего года мы прогнозируем климатическую аномалию в Бурятии со среднедневной температурой выше тридцати градусов в течение длительного времени. На 1978 год наша климатическая модель прогнозирует рекордный урожай зерновых на территории СССР. Целесообразно отказаться от закупок зерна за рубежом для запланированного существенного наращивания запасов в госрезерве. 1979 год, напротив, прогнозируется нами засушливым в основных сельскохозяйственных регионах страны.

2. Наши экономико-социологические модели показывают, что чрезмерное потребление западных кредитов Польской Народной Республикой приведет к резкому росту социальной напряженности в 1980-1981 годах и политической дестабилизации вследствие массовых публичных протестов. Расчеты возвратности кредитов польских экономистов основаны на чрезмерно оптимистичных предположениях об эффективности использования средств и не учитывают рост ставок заимствования при рефинансировании долгов (мы прогнозируем удвоение ставки заимствования Польши к 1980 году).

3. В Китае в ближайшие годы с высокой вероятностью продолжится усиление группы Дэн Сяопина и ослабление Хуа Гофэна. Во внешней политике ожидаем существенной активизации контактов с Западом, во внутренней — отхода от ортодоксальных форм организации труда в пользу мозаичного вкрапления элементов рыночной экономики (включая переход на семейные подряды в сельском хозяйстве взамен коммун при сохранении коллективной собственности на землю).

P. S. Получение письма прошу подтвердить путем публикации на третьей странице газеты "Красная звезда" заметки, где будет упомянут Русалкин.

QLS".

Умный поймет. Опять надеваю перчатки, переношу спецавторучкой текст, надпись на внешней стороне листа "для передачи тов. Андропову, копия (п. 2 и 3) — тов. Пономареву", домашний адрес Григоренко на "чистом" конверте, обратный адрес. Убрал заклеенный конверт в папку-уголок. Достал карту города, роликовую рейсшину, карандаш и две игральные кости. Буду играть в интересную забаву под названием "Надури КГБ".

Выделяю на карте города условный прямоугольник, отсекая слишком удаленные районы. Измеряю линейкой стороны и расчерчиваю рейсшиной на тридцать шесть прямоугольных фрагментов.

Бросаю первый кубик — "четыре" по горизонтали. Второй — выпало "три" по вертикали. Угум-с... Район Финляндского вокзала. Значит, нам туда дорога, в этот раз письмо буду вбрасывать где-то там.

Вторник 5 апреля 1977 года, день

Ленинград, Красноармейская улица

Неприятности начались, когда день перевалил через экватор. На большой переменке в столовой я заметил краем глаза, как Яся, оживленно размахивая надкушенной ватрушкой, что-то рассказывает Вере Соломоновне и тыкает пальчиком в толстую тетрадь, но не придал этому никакого значения. Мало ли какие темы могут быть перед уроком литературы у заслуженной учительницы и ее любимой ученицы.

Когда же по окончании урока Вера Соломоновна, ласково поглядев на меня сквозь толстенные линзы, попросила задержаться, под ложечкой неприятно заныло.

Я обреченно приблизился, с подозрением разглядывая лежащие на учительском столе теперь уже две толстые тетради, шестым чувством ожидая от них подлянки. За плечами у русички оживленно вились Тома и Яся. Наклонившись, разобрал на одной из обложек надпись: "Песенник ученицы 8 "Б" класса Афанасьевой Тамары". Четкая цифра "8" возвышалась над целой горкой зачеркнутых подружек, нижней из которых была кривенькая "тройка".

— Андрей, проверь, пожалуйста, текст. Тома его по памяти писала, нет ли ошибок? — Учительница вручила мне тетрадь, открытую ближе к концу. — Мой старый приятель из Пушкинского Дома как-то утаил от меня эту замечательную историю, укорю его при встрече.

Я опустил глаза и прочел первые две строчки: "Ночь светла. В небесном поле ходит Веспер золотой".

Длинно и грязно выругался про себя. Поставил себе несколько нелицеприятных диагнозов, но легче не стало. Неторопливо, мазохистски наслаждаясь вакуумом в голове, дочитал до конца.

— Все верно, — улыбнулся через силу Томе. — У тебя отличная память.

Задумчиво повертел в руках тетрадь, и она перелистнулась, открывшись на, видимо, наиболее часто открываемой странице. Полюбовался на вклеенную фотографию Антона Веселова. Крупная карточка шириной почти во весь тетрадный лист, в нижнем левом углу красным фломастером нарисовано сердечко.

— Отдай! — Тоненько взвизгнув, Тома рванулась ко мне, выдернула тетрадь и двумя руками прижала к груди. — Ну зачем ты туда полез!

Гневно стукнула со всего маху каблучком по полу, стремительно развернулась и выбежала, низко наклонив голову, из класса. Вслед за ней моментально испарилась и Яся.

— Э-э-э... — глупо проблеял я вслед. — Э-э-э...

Озадаченно поморгал, глядя на захлопнувшуюся дверь.

— Да, как-то неловко получилось, — сказала, покачав головой, Соломоновна. — Извиниться бы?

— Да легко... Поможет ли? — Я вопросительно развел руками.

— Смотря как просить.

— От чистого сердца... Действительно глупо получилось. — Я раздосадованно тряхнул головой.

— И никому не рассказывать, — с нажимом продолжила русичка.

— Дурак я, что ли... — пробормотал расстроенно. — Я пойду?

— Иди, Андрей. — И, пожевав бледными губами, добавила: — Прямо сейчас Тому не ищи, пусть успокоится сначала.

Я кивнул, снял с парты портфель и пошел к выходу. Вот не было печали...

За дверью меня встретил встревоженный Паштет:

— Что у вас там случилось? Чего эти выскочили как ошпаренные?

— Трагическая случайность, Паш. Придется просить прощения.

— Ну, может, оно даже и к лучшему сейчас, — задумчиво пробормотал Паштет и, немного помявшись под моим вопросительным взглядом, продолжил: — Тут Свете стукнули, что ты с Томой танцевал, и из школы вас идущими вместе видели... Она... это... сильно расстроилась... Может, теперь порадуется.

— Твою ж мать... — Я остановился, потрясенный плотностью наступившей черной полосы. Да уж... Понедельник — день тяжелый воистину. — Кто стукнул, известно?

— Не-а. — Паштет печально шмыгнул носом.

Пристально посмотрел на него:

— Вот что, друг мой ситный, такие вещи оставлять безнаказанными нельзя. Тебе партийное задание — узнать у Зорьки, кто стукнул. Аккуратно вызнать, понятно? В лоб не спрашивать.

Паша истово закивал. Я вздохнул:

— Пошли уж.

Так, сортирую неприятности. Пушкиниста откладываю на вечер, в спокойной обстановке буду придумывать отмаз. Света... хм... Ей лучше дать день-два пострадать, пока не буду к ней лезть с разборами. А вот с Томой надо сегодня все решить, тут, наоборот, затягивать не надо. Чуть приободрившись, вошел в кабинет физики и обежал его взглядом.

Картина маслом: Яся, сидя вполоборота, что-то тихим шепотом втирает насупленной Томе, Зорька с гордым видом смотрит мимо меня, глаза чуть поблескивают влагой. Угу, если она думает, что наказывает меня молчанием, то не в моих интересах ее разубеждать. Шлепнулся на свое место и начал продумывать предстоящий разговор.

Гоп-стоп, мы подошли из-за угла... Ну не "мы", положим, а я, но эффект неожиданности сохранился. Яся с готовностью остановилась, а моментально покрасневшая Тома вильнула взглядом и попыталась спрятаться у нее за плечом. Я еще раз окинул взглядом опустевший после звонка на последний урок коридор и выставил вперед ладони:

— Тихо-тихо, тормозим. Давайте спокойно поговорим. — И ободряюще улыбнулся девушкам: — Пошли к окну.

Яся внимательно прислушалась к моим интонациям и спросила:

— Я, наверное, пойду, сами разберетесь?

Мы обменялись с ней понимающими взглядами. Да, повезло Томке с подругой.

— Да оставайся, секретов нет, — ответил я, видя, как Тома посильнее вцепилась ей в локоть.

Я прислушался к своим потрохам — как ни странно, волнения нет. Вот что значит подготовка и правильный настрой. Главное, вовремя вспомнить размер настоящих проблем, после этого все, что сегодня произошло, можно смело считать легким недоразумением.

Бросили портфели на подоконник и встали напротив друг друга. "А вот и неправильно, конфликтная расстановка", — сказал я себе и, развернувшись к окну, кивком пригласил девушек повторить маневр. Вот теперь все верно, стоим рядком, Тома посередине, глядим в окно. Идиллия.

Чуть повернувшись, начинаю:

— Том... Извини, пожалуйста. Я не специально, это была случайность, но все равно — извини за то, что стал причиной твоего расстройства. Я не хотел... честно! — Прижал руку к сердцу и попытался поймать Томин взгляд.

Пока безуспешно, стоит, потупившись, сцепила кисти, но плечи стали чуть менее напряжены. Яся одобрительно кивает из-за ее плеча, мол, давай, жги глаголом дальше.

— Черт, Том! Было бы странно, если бы в этом возрасте девушке не нравился какой-нибудь парень. И мне глубоко безразлично, кто там тебе нравился некоторое время назад!

Тома метнула в меня взгляд и тут же отвела, но кисти расцепила и стала дышать свободнее. Похоже, я на правильном пути.

— Давай просто перевернем эту страницу и будем спокойно жить дальше. Не произошло абсолютно ничего страшного или неправильного, так ведь?

Молчит, задумчиво рисует что-то ножкой на паркете. Мы с Ясей еще раз переглянулись и тихонько заулыбались.

— То-о-ом... — тяну я, чуть придвигаясь и осторожно беря ее за руку. — Ну Том, солнышко, давай ты не будешь дуться?

— Солнышко, — фыркает Тома, пытаясь сдержать улыбку. — Ты ничего не перепутал?

— Не-а, — радостно отвечаю я. — Смотрю на твою улыбку и прям вижу: рассупонилось солнышко, расталдыкнуло свои лучи по белу светушку...

— Балаболка... — Тома, окончательно успокоившись, тряхнула прядками и насмешливо посмотрела на меня: — Давай мой батончик. И Ясе! А ты сегодня наказан.

Вторник 5 апреля 1977 года, вечер

Москва, площадь Дзержинского

— ...прямо в подполе, не особо даже спрятано было. Папки с рукописно заполненными листами уложены в двадцатилитровый алюминиевый молочный бидон. Образцы почерков предварительно сверены, эксперты уверенно утверждают, что это писал именно Митрохин. — Григоренко задержал внимательный взгляд на Андропове.

Председатель КГБ за десять минут доклада, казалось, постарел на несколько лет. Тяжело откинувшись на спинку кресла, он глядел остановившимся взглядом сквозь генералов, лицо обрюзгло и покрылось красными жилками.

— Просмотрели выписки? — прошелестел он бесцветным голосом, все так же глядя куда-то поверх голов.

— Да. Объем материала поражает, я пролистал выборочно, взял папку с надписью "Италия". Там собраны доказательства добровольных контактов с нами почти трехсот политиков и представителей деловых кругов за последние пятнадцать лет.

— Как это вообще стало возможно? — Голос Андропова окреп, приобретая силу.

Григоренко перевел взгляд на Боярова.

— Установлено, что в семьдесят втором в связи с переездом в новое здание в Ясенево Митрохину было поручено провести ревизию всего архива Первого главного управления, в связи с чем он получил полный доступ ко всем материалам, в том числе с самыми высокими степенями секретности, — доложил Виталий.

— Чья виза на доступе? Вы же сами, Виталий Константинович, в тот момент руководили второй службой ПГУ?

Бояров опустил глаза:

— Прошло мимо меня, был в тот момент в отпуске, мой зам Калугин дал добро.

— Вот как, — недобро ощерился Андропов, поднимаясь с кресла. Прошелся пару раз вдоль массивного стола, остановился у угла, достал из папки стопку каких-то фотокопий и с минуту читал. Потом злобно закинул листы обратно в папку, на скулах загуляли желваки. — А распоряжение чье было? — спросил, упершись кулаками в столешницу.

— Мортина. Он к Митрохину хорошо относился, жалел из-за сына-инвалида...

— Ясно... — Андропов еще немного пометался вдоль стола, потом, сделав над собой усилие, заставил себя сесть на место. Помолчал, успокаиваясь. — Так, товарищи, какие есть мысли в связи с этой находкой?

— Мы предполагаем, что частично эти материалы уже переданы на Запад, иначе откуда бы мы узнали об этом Митрохине? — осторожно начал Григоренко, испытующе глядя на председателя. — В то же время хочу отметить два обстоятельства, указывающих на то, что, вероятно, эта утечка только началась. Во-первых, непрофессионализм при хранении выписок. У него, судя по всему, нет даже примитивной фототехники, поэтому держит все на бумаге. Спрятаны эти выписки были тоже очень слабо, мы нашли с ходу, через пять минут, как открыли дверь. Вместе с тем нашему источнику, — еще один быстрый взгляд на слегка скривившегося Андропова, — было известно точное место ухоронки. Такая информация могла быть получена только при личном контакте кого-то из местной резидентуры с предателем. Поэтому в качестве гипотезы мы предполагаем следующую последовательность событий: Митрохин в ходе инициативного контакта передал ЦРУ несколько страниц с целью их заинтересовать. Вероятно, там была действительно интересная информация, раз они пошли на личную встречу, в ходе которой уточняли его возможности, объем уже добытой информации и условия ее хранения. Но передать ему комплект шпионской аппаратуры и инструкции еще не успели.