"Чем теперь бить будешь? Вантузом? Ножкой от стула? Нет, ты выйди и посвети ему в глаза — сразу устыдится и в угол встанет...".
Шаги нарастали. Желание сжаться, как любимый шерстяной свитер после стирки в холодной воде, и забиться вон в ту крохотную щелку становилось сильнее с каждой секундой. Видит ли тварь в темноте — а если да, то как хорошо? Заметит ли ее следы или не обращает на таковые внимания вовсе?
-Неверно...
Разобрать что-то в потоке хрипов и щелчков удалось не сразу — но слово повторялось достаточно часто, чтобы разу к третьему оно достигло сознания Гин во всей своей полноте.
-Неверно...неверно...неверно...
Лампа? Нет, только поранит и разозлит. Табуретка? Даже не смешно. Карниз? Его еще снимать надо, да и тонкий слишком...может, часы?
-Неверно...неверно...
Скрипнула дверь где-то по соседству. Шаги стали чуть тише.
Бутылка? Хватит на один удар, а одним ударом таких не свалишь. Фигурка Гандама вон с той полки? Тоже мимо. Может, в ванной что-то найдется?
Добраться бы еще до нее, до той ванной...
Послышался шорох.
Реакция была мгновенной — рука рванулась за мечом...и ухватила, разумеется, лишь воздух. Тем временем из-за стены послышался грохот — полукровка, никого не обнаружив в своей квартире, обрушил свою ярость на еще относительно целые предметы обстановки.
"Перепады настроения, понимаю. У меня оно тоже не ахти, тебя в пятом часу успокаивать..."
Шорох тем временем повторился — совсем рядом, под большой кроватью.
Выживший? Зараженный?
Нет, нет, последнее — уж точно вряд ли. На то сразу несколько причин: враг всего лишь полукровка, сказанное Ониши вполне могло быть частью мифа, да и вообще, она, слава всем кому только можно, не в чертовом кино.
Первым к кровати приблизился луч фонаря — и лишь затем, готовая в любой момент отскочить, сама охотница. За ноги, впрочем, кусать никто не собирался — а значит, ничего не мешало присесть и приподнять покрывало...
В кино такое частенько кончалось более чем скверно. В жизни тоже, пусть и реже — но мелких тварей, которые ждали по углам, чтобы потом броситься в лицо, все равно хватало. Взять, хотя бы, тот случай трехмесячной давности...
"Да вы шутите".
У стены, в дальнем углу, лежал свернувшийся калачиком мальчик лет шести. Перепачканное пылью лицо, остекленевший взгляд...выставленные вперед ножницы в чуть подрагивающей руке.
За стеной вновь что-то упало — и, судя по звукам, разбилось вдребезги. Мальчишка вздрогнул — и прикрыл рот рукой, явно стараясь даже вдыхать как можно тише.
Сообразительный. Быть может, даже уцелеет.
Гин, наведя на свое лицо луч фонаря, осторожно улыбнулась, еще осторожнее помахала рукой. Контакт налаживаться не спешил — взгляд ребенка остался все таким же пустым, ножницы все так же смотрели в сторону наемницы.
"Придется повозиться..."
Первым делом она поднесла палец к губам и чуть покачала головой, искренне надеясь, что взгляд ее был в этот момент достаточно выразителен. Мальчик, наконец, позволил себе моргнуть — и, медленно, несмело, кивнул в ответ. Начало положено, но было более чем очевидно, что объяснение при помощи жестов рискует затянуться до конца света — или, как минимум, до конца одной отдельно взятой охотницы. Весьма горького и глупого конца, что уж тут. Сосредоточившись, она осторожно сунула руку под кровать — ножницы тут же дернулись — и принялась выписывать в пыли нужные слова. Над "Оставайся здесь" пришлось порядком попотеть — никогда прежде ей не доводилось ничего чертить вверх ногами. "Ни звука" далось уже чуть легче. К моменту же, когда порядком уставший палец вывел "Я помогу", а сама Гин задумалась, не пусты ли ее усилия, мальчик мелко и часто закивал в ответ — опасения не подтвердились, простейшие слова на хирагане он все же сумел понять.
Оставалось, наверное, самое сложное.
"Дай мне их".
Минута, казалось, растянулась на вечность — на мгновение Гин уже было решила, что вся ее дипломатия только что пошла прахом. Но нет: обдумав что-то — или попросту прогнав прочь оцепенение — маленький человечек протянул ей свое единственное оружие.
"Ну все, трепещи, мир. А то и вселенная".
"Может, кончишь уже дурака валять и сбегаешь за стволом?".
Мысль, нельзя не признать, была из разряда крайне соблазнительных — но грохот из квартиры полукровки уже более не доносился, а шаги в коридоре все удалялись и удалялись. И если она потратит еще хоть немного времени...
Да, ствол, быть может, в руки и вернется. Но если она снова не будет знать, где запряталась тварь, поможет он ей ничуть не больше, чем несчастному полицейскому трио.
Шаги удалялись — совсем скоро их вовсе перестанет быть слышно. Напомнив еще разок о тишине — мальчишка, лишившись ножниц, вжался в стену еще сильнее прежнего — она отошла от кровати, обводя комнату нервным взглядом.
"Ты ведь несерьезно, правда?"
"Ты вернешься за стволом. Ты проверишь его еще разок. Тщательно. Ты придумаешь хороший план, выманишь ублюдка и набьешь пулями — метров с трех промазать будет сложновато. Ты вернешься за стволом. Ты придумаешь план. Ты не будешь творить лишних глупостей, как делаешь обычно..."
Наружу рвался едва сдерживаемый смех — напряжение было до того велико, что еще немного — и она точно начнет хохотать в голос над собственной дуростью.
"Ты не будешь..."
"К черту".
Взгляд остановился на прикроватном столике. Книги, блокноты, стакан с водой, программа передач, будильник...
"Ты ведь несерьезно? Несерьезно, правда?".
Улыбаясь собственным мыслям — одна дурнее другой — Гин протянула руку.
С верхнего этажа послышался очередной удар — кажется, лупили кулаками по стене или столу, молотили со всех возможных сил. Меланхолично перевернув очередную страницу записной книжки, Ониши Казуо бросил взгляд на потолок.
Грохот стих, будто его и не было.
Ложное начало. В который раз.
Дверь в одну из квартир эвакуируемые жильцы забыли за собой запереть — благодаря тому к его услугам было не только освещение, но и целая кровать, на которой Казуо развалился, игнорируя напряженные взгляды сотрудников полиции. Желать комфорта не запретишь — особенно когда совсем рядом бродит смерть.
Ложное начало. Кажется, уже третье или четвертое по счету.
Кое-кто сегодня слишком долго возится: еще немного и можно будет заявить потом, что прозвища, которым наградил его подопечную один маг, любивший игру слов — Суйгин — она ни разу не заслужила.
Потом...будет ли еще у них это самое "потом"...
Перевернув еще пару страничек, Казуо вытянул из кармана наполовину сточенный карандаш. Медленно, будто бы нехотя, поставил аккуратную галочку против очередной фамилии — на странице их умещалось ровно восемь. Устало вздохнул, потерев слезящиеся от недосыпа и яркого света глаза.
"Пусть я ошибаюсь. Пожалуйста, пусть я ошибаюсь..."
Усталость тянула веки вниз, текст перед глазами расплывался и только что не плясал. Найдя чистую страничку, Казуо вновь взялся за карандаш — несколько минут спустя там уже красовался довольно небрежный рисунок тела, что держало ухмыляющуюся голову на простертых вперед руках.
Две из трех записных книжек, купленных им, неизменно заканчивались раньше срока именно по этой причине — но остановиться отчего-то не выходило. Когда взять нервы под контроль иным способом не выходило, это отчасти помогало отвлечься, во времена более спокойные — коснуться чего-то, что удалось пережить.
Ему. Ей.
"Надеюсь, ты доволен. Видишь, я делаю все, как ты и наказал. Все еще делаю, чтоб тебя".
"Сколько ей сейчас лет, знаешь? А знаешь, сколько из них ты отобрал? Сколько лет она могла жить, жить, как люди живут, если бы не ты? Знаешь, нет?".
"Знаешь, старик...скоро мы с тобой в том сравнимся".
"И даже не думай, что мне это...".
Сквозь потолок пробился едва слышный, но все же различимый звон будильника. И — спустя всего лишь пару мгновений — такой топот, что с потолка посыпалась побелка.
-Есть контакт! Есть...— не прошло и минуты, а рация разразилась таким криком, что привыкшие к тишине уши отозвались на то резкой болью. — Ох ты ж...
Возможно, по ту сторону было сказано что-то еще — но голос Гин, равно как и все остальное, потонули в шуме помех, хриплом дыхании и звуках борьбы. Что-то треснуло, захрустело битое стекло...
-Вы...вы слышали? — вбежавший в комнату сотрудник полиции остановился, напоровшись на тяжелый взгляд Казуо. — Там...
-Слышал, слышал, — медленно поднимаясь на ноги, проговорил Ониши — даже если каждый нерв в теле готов был лопнуть от напряжения, знать то посторонним вовсе не требовалось. — Специалист начала работу. Вернитесь на посты. И помолиться не забудьте.
Будь у нее больше свободного времени, она бы точно провела его, нахваливая собственный тактический гений. Решение пришло само, как часто и бывает в ситуациях, до краев наполненных стрессом. Да, в таком состоянии она, быть может, даже осилила бы вступительные экзамены в токийский государственный...
Правда, вряд ли комиссия продержалась больше минуты в компании этой бешеной сволочи с ножом — а без ее присутствия голова Гин на всю катушку бы точно не заработала.
"Он тебя не видит".
Секунды до времени, что было установлено на будильнике, отсчитывать оставалось в уме — наручные часы она потеряла около полугода назад, а купить новые руки решительно не доходили.
"Он тебя не видит".
Сигнал оказался поистине оглушительным — громче был только топот, с которым полукровка выскочил из очередной пустующей по его вине квартиры, бросившись на звук.
"Он тебя не видит. Ты ужасный, невидимый воин ночи..."
"...в самой яркой майке из своего гардероба..."
Дверь была чуть приоткрыта: достаточно, чтобы можно было выскользнуть, не делая ей лишних скрипов — и в то же время наблюдать за коридором через глазок. Дверь надежно — хочется верить — укрывала ее от клиента: промчавшись мимо, тварь остановилась у сваленных грудой тел, из-под которых и доносился ни разу не мелодичный трезвон.
Самое то, чтобы вскочить на работу часиков в шесть.
Или растерять последние крупицы самообладания, даром что спятивший полукровка.
Царящая на этаже тьма уже не особо мешала разглядеть цель. Обычный, среднего роста мужчина — разве что голый по пояс и сплошь измазанный в крови. Босые ноги, голова с залысинами, из левой руки торчит что-то тонкое...игла?
Присев рядом с трупами — и положив поближе внушительных размеров мясницкий тесак — Хата тряхнул головой.
-Неверно...
Первое тело полетело в сторону, с характерным звуком ударившись о стену. За ним последовало второе. Вытянув будильник, полукровка упер в него довольно глупый взгляд. Или не глупый — лица Гин не видела, а читать мысли ей было отродясь не дано. За этим к Наная надо, вроде как...
-Неверно...
Подумав на мгновение, что один из них тут бы не помешал — но согласившись и с мыслью о том, что тогда разрушений и невинных жертв запросто стало бы вдвое больше — Гин выскользнула в коридор — так тихо, как только могла.
Время размышлений, попыток выиграть себе еще минуту или две, время хождений вокруг да около и всего прочего, продиктованного страхом, подошло к концу.
Сейчас или никогда.
Лучше бы, конечно, сейчас.
Сейчас, пока охламон крутит в руках истошно голосящий будильник, будто бы раздумывая, какой рукой приложить его об пол.
Шаг, другой...
Только бы не обернулся. Только бы глядел на эти дурацкие часы еще хотя бы две, а лучше — три секундочки...
Хата в который раз встряхнул будильник — и, явно утратив к нему интерес, занес руку, собираясь отправить в последний полет.
Шаг, другой...она уже отчетливо слышала его дыхание — хриплое, прерывистое. Видела его шею — толстую, всю в корках от стремительно затянувшихся ран.
Какую-то долю секунды она все же колебалась — выбор между шеей и затылком был не так уж прост.
Размахнувшись, Хата швырнул часы во тьму.
Ножницы опустились.
Последнее движение решило все — бросая несчастный будильник, полукровка дернулся чуть вверх, и канцелярский инструмент вошел, под мерзкий влажный хруст, значительно ниже, чем хотелось бы — туда, где шея уже кончалась и давала о себе знать залитая кровью спина. Инерция и сила удара, впрочем, все равно взяли свое — полукровку бросило вперед, на пол.
-Есть контакт! — размашистым пинком откидывая тесак куда-то к стене, рявкнула Гин во всю глотку — смысла таиться уже не было никакого, а сообщить начальству о своих успехах никогда не повредит. — Есть...
"Готов?"
Одна-единственная мысль. Одно мгновение.
-Ох ты ж...
Один дикий, бешеный, хриплый рев, с которым тварь вскочила на ноги, не обращая ровным счетом никакого внимания на рану, что заставила бы иного человека корчиться на полу и визжать на все лады.
От человеческого Хата, впрочем, сохранил ничтожно мало — встретиться с ним взглядом на четверть секунды было достаточно, чтобы это понять.
С первым ударом Гин разминулась чудом, от второго — отскочила на пределе сил. Третий — задел охотницу лишь малой частью, но и этого хватило, чтобы сорваться с ритма.
Чтобы краткий миг спустя на горле уже сомкнулась железная хватка.
-Не...неверно...
В мире не осталось ничего, кроме боли. Дикой тяжести. Отчаянных попыток отбиться, стряхнуть, сбросить, стащить с себя клещи, что вот-вот раздавят шею, прорвут кожу и плоть, словно намокшую бумагу.
Кроме залитого кровью, перекошенного от недоступных человеку боли и ненависти лица — нет, уже морды зверя — нависшего над ней во тьме.
-Неверно...
Тьма. Мир стремительно в ней тонул — быстрее лишь таяли ее силы.
-Неверно...неверно...
Да, неверно. Неверно и попросту несправедливо погибнуть ей вот так. Неверно. Неверно, нечестно, глупо, наконец — но что она могла? Каждая попытка вырваться была отчаянней прежней. Каждая отнимала в два раза больше сил. Град ударов и разодранную в лоскуты кожу Хата встречал одним и тем же надоевшим пуще всего на свете словом — и лишь усиливал нажим.
Неверно. Все это неверно...
Труднее всего было справиться со страхом, остановить процесс, запущенный им. Не дать страху увести себя к смерти — когда же это удалось, все остальное уже почти не представляло проблем.
Пальцы скользнули по окровавленным рукам твари — уже не пытаясь отвести их, отбиться, разжать, но лишь ища то, что оставил там, наверное, один из погибших врачей.
Тьма подступала. Лица, что висело над ней, истекая слюной и кровью, она почти уже не различала.
Но этого "почти" хватило, чтобы, выдернув застрявшую в предплечье твари иглу, сопроводить ее до залитого бешенством глаза.
Хата взвыл, подавшись назад. Тиски разжались — и, повалившись на пол, Гин сделала хриплый, судорожный вдох: с такой жадностью воздух не вбирал в себя ни один утопающий.
Времени приходить в себя, впрочем, у нее не водилось.
Полукровка крутился волчком, прижимая руки к лицу — то ли пытаясь собрать остатки глаза, то ли выцарапать заодно и его соседа. Первый удар вышиб из него лишь очередной полный боли хрип, но последующим сопутствовал успех куда больший: мерзкий хруст и целый фонтан крови сообщили о том, что оставшуюся — и весьма короткую — жизнь Хата вынужден будет щеголять разбитым в месиво носом.
