— Как добрались, Степан Аркадьевич? — поинтересовался он. — Вы бы сообщили, я бы вас на станции встретил и сюда довез.
— Спасибо, но, как видите, сам благополучно добрался. И уже на охоту с Константином Дмитриевичем сходили.
— Охота у нас тут знатная. Я свои места хорошие знаю. Если желаете, как-нибудь можем все вместе кое-куда наведаться. Богатую добычу гарантирую.
Стива посмотрел на Левина, тот поспешил ответить.
— Спасибо, но у нас тут рядом тоже места очень хорошие, так что смысла ездить далеко нет.
— Нет, так нет, тогда, если не возражаете, за дело. Я документы принес, надо их подписать, а потом к нотариусу поехать заверить.
Стива вновь посмотрел на Левина, словно ожидая от него одобрения сделки, но тот ни одним жестом не выдал своего отношения к происходящему.
— Я не возражаю, вот только я подумал и решил: надо бы немного цены прибавить.
Теперь настал черед Рябинина смотреть на Левина. Он не сомневался, под чьим влиянием продавец попросил набавить цену.
— Не могу, — возразил Рябинин, — цена на земельные участки сейчас падает. И так практически себе в убыток покупаю.
— Да, падает, — не уверенно согласился Облонский, — но ведь это временно, затем начнет расти.
— Может, и начнет, а может, и нет, никто точно не ведает. Вещь это непредсказуемая. Очень риски большие, а за риски всегда дают дисконт. В нынешних условиях цена хорошая, Степан Аркадьевич. Впрочем, если вас мои условия не устраивают, я не настаиваю, у нас в районе продавцов земли хватает.
— Нет, я согласен, — поспешно проговорил Облонский. — Давайте подписывать бумаги.
Левин даже отвернулся, чтобы не видеть, как все это происходит. Он ощущал свое полное бессилие изменить ситуацию. С Рябининым ему не справиться, сила и закон на его стороне.
— Деньги я вам переведу, как и договаривались на карточку, — сообщил Рябинин. — Завтра уже их получите.
Стива довольно кивнул голову, известие о том, что завтра он уже будет при деньгах, тут же заставило его забыть о невыгодности сделки.
XII.
На следующий день утром Облонский уехал оформлять документы на продажу земли. Обычно этот процесс занимал немало времени, Левин прекрасно помнил, как долго он ходил по кабинетам, оформляя купчую. Но у Рябинина все было схвачено, а потому регистрация сделки и оформление происходило очень быстро. Уже к полудню сияющий Стива вернулся обратно. Его радость от получения денег была такой по-детски искренней, что Левин не смог сдержать улыбку.
— Поздравь меня, отныне я человек не бедный. Ты даже не представляешь, друг мой Костя, как приятно чувствовать себя таковым и как мерзко ощущать свою нищету. Тебе этого не понять, ты обеспеченный, а сытый голодного не понимает.
— Но почему же, друг мой Стива, — улыбнулся в ответ Левин. — Я не всегда был, как ты говоришь, обеспеченным, к тому же твои представления о моем богатстве сильно завышены. У меня действительно некоторое время назад был солидный капитал, но он весь вложен в хозяйство. А теперь на мне долги по кредитам. Ты и не представляешь, какая это мерзкая штука. И даже не сами кредиты, — подумав, уточнил он, — а отношения с нашими банками. Это настоящие кровососы. Им на все наплевать, лишь бы вернуть деньги в срок.
— Что делать, банкиры во все века таковы. Не люблю я это племя, но и без них, как без воды, ни туда и ни сюда. Слушай, ты меня извини, Костя, но ужасно хочется есть. Да и сделку следует отметить по нашему обычаю. Как ты считаешь?
— Непременно надо, — без большого энтузиазма согласился Левин. По поводу этой сделки он придерживался особого мнения.
Стива и Левин сидели за столом, Облонский ел с большим аппетитом. Они уже выпили по рюмочке, и теперь Стива разливал водку снова.
— Хочу выпить за тебя, за твои успехи, Костя, — произнес тост Облонский. — Думаешь, не понимаю, что без таких, как ты, мир бы давно сковырнулся. А будь все такие, как я, это бы произошло очень быстро. Должны быть люди, на которых все держится. Иначе, все превращается в бессмысленность.
— Спасибо, Стива, — поблагодарил Левин. Он был особенно растроган словами друга, так как не ожидал их от него услышать. Ему всегда казалось, что Стива пренебрежительно относится к его занятию сельским хозяйством.
Они выпили.
— А мне показалось, что этот Рябинин совсем не плохой человек, — вдруг произнес Стива. — Да, хваткий, да, может и беспринципный, но такие, как он тоже нужны. Они умеют делать дело, ты одно умеешь делать дело, а он другое. И вы дополняете друг друга.
От возмущения, вызванного словами Облонского, Левин даже прекратил есть.
— Ты ничего не понимаешь! — излишне горячо ответил он. — Мы нисколько не дополняем друг друга, мы полностью противоречим друг другу. Я скажу тебе больше: мы с ним враги.
— Мне кажется, ты преувеличиваешь, он по-своему делает полезное дело.
— Это тебе ударили в голову полученные от него деньги. Он паразит, он наживается на чужой беде, на том, что люди от безденежья продают ему самое дорогое, что у них есть, землю. От его деятельности ничего не возродится, только разруха усилится. Но ему на это плевать, кроме своего барыша его ничего не беспокоит. Стива, ты даже не представляешь, как все это на самом деле страшно то, чем он занимается.
— Ну, может, и так, — немного рассеяно оборонил Стива, подцепляя на вилку очередной грибочек. — Все же я далек от ваших дел многое не понимаю.
Левин кивнул головой, он с удовольствием продолжил бы эту тему, и дальше выражая возмущение накопившимся недовольством Рябининым, если бы больше его не волновал другой вопрос. Он крутился в голове все то время, что находился тут Стива. И он знал, что если сейчас его не задаст, то потом другого благоприятного случая долго не будет.
— Скажи мне, Стива, а где сейчас пребывает Вронский?
— Вронский? — Облонский казалось был удивлен вопросом, впрочем, его удивление прошло очень быстро. — Он уехал в Москву, в свой МИД. И с тех пор о нем ни слуху, ни духу. Да я и не интересовался. Знаешь, что я тебе, Костя, скажу, зря ты так быстро слинял. Не такой уж он и страшный соперник. Да, хорош собой, умеет держать себя в обществе, на языках разных калякает. Ну и что? А у тебя свои аргументы, не менее убедительные. Ты в свои силы не поверил, проиграл забег еще до старта. Уж прости за откровенность, но твои шансы были не намного меньше. Но ты сам все испортил, без боя отдал поле противнику. Разве так женщину завоевывают?
— А как завоевывают?
— Ну, не знаю, — пожал плечами Облонский. — Способов много, но все они настояны на одном: нужен напор и уверенность в своей неотразимости. А у тебя этого на тот момент не было.
— Да, не было, — вынужден был согласиться Левин. — Когда я сравнивал себя и его, мне казалось, что все козыри в его колоде. Что я мог противопоставить ему, что мог предложить своей избраннице?
— Что есть, то и надо предлагать, только делать это умеючи. Ты бизнесмен, соль земли, а кто он? Какой-то там чинуша. Таких пруд пруди.
— А манеры, а лоск? Прямо аристократ, — возразил Левин.
— А кто тебе мешает иметь немного лоску. Оденься получше, говори поизысканней — и вы почти сравняетесь.
— Ты не прав, — отрицательно покачал головой Левин, — я так завоевывать ее не хочу. Это ложь, а я хочу понравиться ей таким, каким являюсь на самом деле, иначе она быстро меня разоблачит. И что тогда дальше? Нет, Стива, твои рецепты не годны.
— Может, ты и прав, — вздохнул Облонский. — Он хорошо поел, неплохо выпил, и теперь его клонило ко сну. Он понимал насколько волнует Левина эта тема, но сама она ему была не слишком интересна. Стива не мог понять столь сильного увлечения друга Кити. На его взгляд, девица самая обычная. Да, мила, красива, но что ж с того, таких немало. Не получилось с одной, выйдет с другой. Нет лучшего лекарства от одного увлечения женщиной, как увлечение другой женщиной. Эту древнюю истину он многократно проверил на себе. Но сейчас он понимал, что в данной ситуации не следует давать такого мудрого совета. Левин его не оценит.
XIII.
В субботу у Анны выпало несколько свободных часов, которые она могла полностью посвятить только себе. Муж уехал в командировку, выставка закрылась и присутствие Анны в галерее было не обязательно. Сережу она отправила на прогулку с гувернанткой, можно было присесть и пока никто не мешает, спокойно подумать о своем.
Анна прошла на кухню и сварила себе чашку кофе. Она поставила его остывать, оперлась локтями о стол и стала смотреть, как лопаются пузырьки густой пенки на поверхности кофе. Предчувствуя наслаждение от любимого напитка, Анна заулыбалась, ей стало неожиданно весело. Она подумала о том, что в последнее время часто стала смеяться и радоваться без особой причины. Хотя, Анна понимала, что лукавит сейчас. Причина этому была. В ее жизнь вошла любовь и перевернула в ней все с ног на голову. Она стала замечать вещи, которых раньше не замечала. Кофейную пенку в чашке из тонкого прозрачного фарфора, солнечные блики на стене, узорчатую форму листа герани, стоящей на окне, да много еще чего совсем недавно не видели ее глаза вокруг себя. Теперь все это богатство окружающего мира стало вдруг доступно ей. Как будто она внезапно прозрела после долгой слепоты.
Но и это еще были не все перемены, которые произошли с ней. Она не только стала многое вокруг себя видеть, но еще и чувствовать стала по-другому. То, что раньше казалось ей неприемлемым, то, за что она осуждала других, она сама теперь совершала легко и весело, как будто играла в какую-то увлекательную игру. Супружеская измена больше не казалась ей достойной порицания. Более того, Анна радовалась, что оказалась способна перешагнуть запретную черту, за пределами которой ее ждала волшебная страна, о которой она и понятия никогда не имела.
Вот оно счастье, подумала Анна, задумчиво накручивая локон волос на палец. Если бы не Алексей, я бы никогда не узнала, как умею любить. Звякнул телефон, отрывая Анну от ее мыслей. Это он, мелькнуло в голове. Анна бросилась к мобильному. На дисплее, в самом деле, высветилось имя Вронского.
Он был возле ее дома и позвонил, чтобы спросить, может ли зайти? Анна позволила, и через минуту он уже сжимал ее в своих объятиях.
— Я чувствовала, что ты где-то рядом. — Анна оторвалась от Вронского и глазами, полными счастья посмотрела на него.
— Разве я мог быть далеко от тебя, когда знаю, что ты одна, — Вронский обсыпал лицо Анны градом поцелуев.
— Я теперь никогда не бываю одна, — Анна крепче прижалась к нему всем телом, — ты всегда в моих мыслях. Мне даже немного неловко от этого.
— Неловко? Отчего же?
— Ты знаешь, — Анна слегка отстранилась от Вронского, — утром после пробуждения мои первые мысли о тебе. Тебя нет рядом, но я счастлива, что ты где-то есть.
— Меня это только радует, — улыбнулся Вронский, притягивая ее к себе с новой силой, — только отчего твоя неловкость, не пойму?
— Я все-таки мать, — Анна вновь отодвинулась от Вронского, — и чаще бы должна думать о Сереже, гораздо чаще, чем о тебе, понимаешь?
— Понимаю, — вздохнул Вронский, — твой сын всегда будет стоять между нами. Наверное, это правильно, так и должно быть. Но я и не претендую на твою абсолютную любовь. Мне вполне достаточно той части твоего внимания, которую ты считаешь возможной уделить мне.
— Ты действительно так считаешь? — лукавый огонек мелькнул в глазах Анны.
— Да, — неуверенно произнес Вронский.
— Тогда..., — Анна решительно освободилась от его рук и отошла подальше, — тогда будем встречаться один раз в две недели пока, а потом, когда Сережа пойдет в школу, ему надо будет уделять больше внимания, и тогда возможны варианты. Может быть, наша близость будет еще реже.
Анну душил смех, но она старалась оставаться серьезной, чтобы он не понял, что она шутит.
К ее удивлению, Вронский принял ее слова за чистую монету. Лицо его помрачнело, несколько секунд он молчал, обдумывая что-то.
— Я не собирался тебе это говорить, — в голосе Вронского послышался металл, — во всяком случае, пока, но нарисованная тобой перспектива меня удручает и я категорически против такого положения вещей.
— И? — Анна с интересом смотрела на него, ожидая продолжения.
— И я хотел бы, чтобы ты оставила мужа и переехала ко мне.
— Я тоже этого хотела бы, — задумчиво произнесла Анна, не глядя на него.
— Тогда это надо решать немедленно, — воодушевленно начал Вронский, но Анна остановила его.
— Я не готова к этому шагу.
— Но, ты же сама сказала, что хотела бы жить со мной.
— Хотела бы, но это не значит, что у меня развязаны руки. Прежде, чем решиться на такой шаг, я должна многое обдумать, особенно о том, как скажутся на Сереже последствия такого моего решения.
— И если ты поймешь, что твой переезд отрицательно повлияет на твоего сына, ты не уйдешь ко мне, я правильно понимаю тебя?
— Ты правильно понимаешь меня, — холодно произнесла Анна. Ее покоробила его фраза "на твоего сына". Она вдруг осознала, что Сережа для Алексея чужой и всегда останется таким. Для него он будет только ее сыном. Анне горько было осознать, что два самых близких и горячо любимых ей человека не могут быть близки между собой, как того ей хотелось бы. Это будет глубоко ранить ее, если вдруг состоится ее переезд к Вронскому. Это Анна поняла с предельной ясностью, и ей стало вдруг так плохо, что мир в мгновение ока померк перед ней. Не было уже в нем того счастья, которое она непрерывно ощущала с момента своей близости с Вронским. И словно подтверждая ее мысли, за окном раздались сильнейшие раскаты грома. Сверкнула молния, и сильные струи дождя забарабанили по стеклам.
Анна подошла к окну и стала смотреть на дождь.
Вот так и мое счастье, c грустью подумала она. Оно лишь иллюзия, которая недолговечна, как этот ливень.
Вронский, пристально всматривающийся в Анну, почувствовал в ней какую-то неблагоприятную для себя перемену. Он решил срочно загладить эту неловкость, пока она не разрослась. Приблизившись к Анне он обнял ее за плечи и произнес:
— Извини, я понял, что разговор о твоем переезде ко мне действительно слишком преждевременен. Я не тороплю тебя и ничего не требую. Просто хочу, чтобы ты знала: я хочу быть с тобой каждый день и буду ждать твоего согласия столько, сколько потребуется.
— Надо постараться сохранять благоразумие, — Анна повернулась к Вронскому и уткнулась в его плечо. — Как бы это не было трудно, жизнь сама подведет нас к нужному решению.
— Согласен, — втянул Вронский ноздрями запах ее волос, — а сейчас я хочу тебя безумно. — Он нашел губами ее губы и жадно приник к ним.
— Пойдем, — Анна потянула его в спальню, — мы и так потеряли много времени.
— Мама, мама, — послышался вдруг крик Сережи и топот его ног по лестнице.
— Я и не слышала, как открылась дверь, — Анна отпрянула от Вронского и побежала навстречу сыну. Она подхватила его на руки и стала целовать.
— Какой ты мокрый! — Анна поставила сына на пол и строго посмотрела на гувернантку, отряхивающую намокший зонт в передней.— Почему Сережа весь вымок? — спросила она ее.
