— А я ничего не знаю теперь, кроме того, что ты — идиот, каких поискать! И что я теперь сама хочу разобраться, с кем я хочу быть. И что не факт, что этим кем-то окажешься ты!
— Ну, что, вы обо всём поговорили? — сбоку подошёл улыбающийся отец и положил нам руки на плечи, прижимая друг к другу. Я высвободился из его захвата и сделал шаг назад.
— Папа, я тебя о чём-то хочу попросить!
Его улыбка поблекла. Похоже, он уже понял, что ничего хорошего от меня не услышит.
— Папа, я хочу, чтобы, если Панси тебя об этом попросит, ты отменил её помолвку с Поттером! Сириуса я попрошу сам.
Глаза Панси сузились, а отец медленно кивнул. Я повернулся и на ватных ногах направился к выходу. Настроение у меня было как раз такое, чтобы общаться с Уизли.
9. Конец лету
Очень хорошо, что я знал наперёд все события сегодняшнего дня, иначе я бы просто повесился где-нибудь в туалете на цепочке смывного бачка. Для начала, это, конечно, Рон, которого Дамби решил сделать старостой. Я с ужасом понял, что меня и вправду очень бы задел этот факт, не случись летом всё, что со мной произошло. Теперь же я искренне радовался за него, не считая того факта, что Молли устроила одну из своих истерик, когда её поставили перед фактом. Мне даже стало немного жаль беднягу, которого она честно пыталась его придушить, с такой силой вжимая его лицо себе между дынь, что в какой-то момент ноги его подкосились и он чуть не хлопнулся в обморок. Если бы миссис Уизли занималась борьбой, то знала бы, что когда тебя похлопывают по плечу, это значит Кислород кончился, отпусти скорее!, а не Мне это нравится, прижми меня покрепче!.
Близнецы, гады, угорали. Мне даже на секунду показалось, что они что-то заподозрили, когда я, толком не зная, как именно выглядит зависть, которую мне срочно нужно было изобразить, тупо выпятил губу и вытаращил глаза, пытаясь выглядеть, как обычно выглядит Рон. Потом близнецы смылись, а Молли убежала покупать Рону новую метлу, и сам он при этом мечтательно рассуждал о том, какую метлу ему бы хотелось.
— Жалко, что я не могу пойти с мамой и выбрать... — проговорил он, мечтательно уставившись в потолок. — Конечно, на 'Нимбус' она вряд ли раскошелится, но в продаже появилась новая модель 'Чистомёта', который тоже неплох... Думаю, стоит её догнать и намекнуть...
Он убежал и оставил меня наедине с Гермионой. Невпопад я ответил на пару её вопросов, даже толком не слушая, что она мне говорит. Она зачем-то взяла мою сову и убежала. Я было удивился подобной наглости — могла бы хотя бы для вида спросить разрешение — но быстро переключился обратно на свои мысли по поводу Рона и его нового статуса. Главное, что меня волновало в этот момент — то, что надежды Рона на новый Чистомёт столь же призрачны, как и на Нимбус. У меня в планшетнике была точная информация о том, сколько именно галлеонов сейчас в кошельке Молли. В том, конечно, предположении, что Артур не оставил себе, как обычно, заначку на эту дрянь, что он постоянно глушит. Я даже знаю, что миссис Уизли сделает, дойдя до Косого, — наведается в уголок, куда сердобольные маги относят старьё и подберёт Рону что-нибудь там.
От того, что мой взгляд на мир стал более критическим, Рон не перестал быть моим другом. Я знал, что, если он не получит сейчас Чистомёт, он проглотит этот удар и будет с гордостью хвастать всем своей новой метлой с барахолки, игнорируя смешки за спиной; как знал и то, что эти смешки не смогу игнорировать я. И оставался ещё вопрос Молли, которая хотела сделать своему любимцу подарок по такому замечательному случаю. Хотела... Но не могла. Я вскочил на ноги и побежал к Сириусу, по пути пару раз хорошенько пнув корзину для бумаг, которая подавилась последней порцией мусора. Корзина благодарно отрыгнула и наконец замолкла.
Сириус нашёлся в одном из кабинетов, где он о чём-то тихо беседовал с Римусом, причём, они сидели не за столом, а в креслах. Увидев меня на пороге, он приветливо мотнул головой:
— Заходи, Гарри!
— О чём это вы тут беседуете? — подозрительно спросил я.
— Да так... — Лунатик отвёл глаза в сторону и покраснел. — О делах сердечных.
— Это какое-то массовое заболевание! — пробормотал я, усаживаясь рядом на стул.
— А у тебя-то по этой части что не так? — поинтересовался он.
— А я хотел, как лучше... — объяснил я. Ничего не поняв из моего объяснения, Римус взглянул на Сириуса.
— А получилось — как всегда! — пояснил тот. Люпин со вздохом кивнул:
— Со мной — та же история.
Мы молча посидели несколько минут, а потом я спохватился:
— Сириус, у меня к тебе дело...
Римус дёрнулся в своём кресле, словно хотел встать, но тут же замер, пришпиленный к месту тяжёлым взглядом Бродяги.
— Ну, что ты всё время самоустраняешься, а? — сердито спросил крёстный. — Ты с нами в одной стае, и покинуть её у тебя не получится!
— Ну, почему же, — сказал я нарочито хриплым голосом. — Выход всегда есть... — я сделал паузу. — Вперёд ногами!
Римус выпучил глаза и чуть не подавился виноградным соком, который пил, а у Сириуса отпала челюсть. Ещё несколько секунд их вытянувшиеся лица напоминали портреты на стенах, а потом они дружно расхохотались.
— Предупреждать надо! — сказал Лунатик, отсмеявшись. — А я-то грешным делом думал, что у нас один лишь Бродяга такой больной на голову. Рассказывай, что у тебя там.
— Ты помнишь метлу, что ты мне подарил? — спросил я крёстного. — Ты не обидишься, если я её продам?
— Гарри! — строго сказал он и полез в карман за кошельком. — Тебе, что, денег не хватает?
Я объяснил ему, в чём дело. Сириус сразу понял, зачем мне это нужно, и мы начали обсуждать план.
— Ты же понимаешь, что принять Нимбус за Чистомёт может только редкий знаток мётел! — сказал Сириус.
— Ну да, — подтвердил Римус. — И прутья другие, и черенок, да ещё у Нимбуса этот их фирменный изгиб, для которого берутся самые близкие в земле ветви Гремучей Ивы.
— А главное — на нём выгравировано Н-И-М-Б-У-С! — веско добавил крёстный.
— Без паники! — ответил я. — Только без паники! Во-первых, Рон не то, что Нимбус от Чистомёта, он даже самолёт от аэроплана отличить не сможет!
Бродяга с Лунатиком переглянулись и опять заржали.
— Во-вторых, — сказал я после паузы, — надпись можно удалить и сделать новую.
— Но там же гравировка! — взмолился Римус. Крёстный, что-то смекнув, остановил его движением руки:
— Погоди! — и уже ко мне: — Ты что придумал?
— Тот мелок, которым мы рисовали септаграмму... — напомнил я. Его лицо просветлело. Люпин по-прежнему ничего не понимал.
— Магика Крета, — пояснил крёстный. Римус кивнул, узнав название.
— В общем, так... — сказал я. — Молли вышла отсюда двадцать минут назад. С её комплекцией она уже должна быть неподалёку от Косого, а там ей ещё проверить, нет ли Артура в баре Дырявого Котла, потом купить Рону новых пижам, и только после этого...
Сириус уже вернулся с моей метлой, а Римус начал выводить на ней Чиста мёд.
— Если ты именно так напишешь, то, боюсь, даже Рон почует подвох! — сказал ему я. — Нет, он, конечно, не поймёт, в чём дело, но мысль на задворках его сознания будет биться, как птица в клетке!
Сириус вздохнул, отобрал у Лунатика метлу, написал сам и произнёс заклинание, которое оставило на черенке ровную и красивую гравировку. В меру, конечно, его почерка, который, надо сказать, был ещё хуже моего. Потом он выловил каким-то чудом оказавшуюся у него на кухне Тонкс и объяснил ей, что делать, попросив при этом держать язык за зубами. Тонкс взяла метлу и трансгрессировала. Ну вот. Дело сделано. Остаётся только ждать. Я вернулся к себе в комнату и завалился на кровать, пытаясь вызвать в себе те переживания, которые как раз в данный момент должны мучить меня по Сценарию, а именно — почему такого замечательного Гарри Поттера не сделали старостой. Обнаружив, что ничего такого в себе вызвать не получится, я мысленно поставил жирную галочку. Сценарий не имеет власти над моими мыслями, и это, пусть и маленькое, но достижение.
Вернулся Рон и доложил, что Молли обещала ему позаботиться о Чистомёте. А я вспомнил, что я ещё не поздравил его.
— Послушай, Рон, — сказал я. — Ты — молодец!
— Да ну, — засмущался он. — Я вообще думал, что выбрать должны тебя!
— От меня слишком много хлопот!
— Это да... — он почесал в затылке и нацепил значок старосты на грудь. Потом снял и положил в карман штанов. Потом положил на тумбочку и, сморщив брови и уперев подбородок в кулак, стал тренироваться в телекинезе. Значок, однако, даже не подумал сдвинуться. Неунывающий Рон достал носок и стал значок протирать, от чего я невольно задержал дыхание, ибо запах был... К счастью, в комнату ввалились близнецы и пообещали Рону вставить значок в одно место и поворачивать, как заводной ключик, пока Рон сам не взлетит, без новой метлы. Он завернул значок в тот же носок и спрятал в карман. Я пообещал себе две вещи — никогда не трогать голыми руками значок Рона и никогда не просить у него носовой платок, который он обычно достаёт из того же кармана. Хотя, носовой платок я не стал бы просить в любом случае.
Пришла Молли и вручила Рону заветный свёрток с наказом не разворачивать пока. Естественно, Рон сразу его развернул и принялся цокать языком:
— Смотри, Гарри, новейшая модель Чистомёта! Настоящий красный дуб с осиновыми прутьями!
— Да, да, — сказал я. На самом деле, для человека несведущего и бронза выглядит, как латунь, что уж там говорить об опознании ветки Гремучей Ивы и берёзовых прутьев.
— Жаль только, на ней логотипа нет.
— А что там за логотип? — поинтересовался я.
— Что-то вроде дубового листа с двумя жёлудями у основания.
— К-хм! — чуть не подавился я. Да, как же мы про логотип-то забыли?
Когда мы спустились вниз, выяснилось, что Молли уже повесила транспарант по случаю достижений её младшенького. Эх, эту бы энергию — да в мирных целях! Потом пришёл Аластор Муди по прозвищу Шизоглаз, тот самый, который целый год не терял бдительности в сундуке Барти Крауча. Краем глаза я увидел, как перекосило Сириуса, когда Молли приветствовала Муди, как у себя дома. Кому-то давно пора сменить замки!
Только я, собираясь воспользоваться всеобщей суматохой, попытался выскользнуть из-за стола, как Шизоглаз меня выловил. Я знал, что он мне собирается показать и рассказать, но у меня в голове вдруг отчётливо всплыла фраза, которую полчаса спустя скажет Люпин. Один к двадцати! На двадцать фениксовцев — четыреста Пожирателей!
— Моя мама не была такой уж красавицей, — сказал я, показывая на фрагмент фотографии, на котором были мои родители. Муди хрюкнул.
— У неё были очень красивые глаза, Гарри. А главное — она очень тебя любила!
Я побрёл наверх. Мне предстояло стать свидетелем ещё одной неприятной сцены, а, точнее — того, как боггарт изводит Молли её ночными кошмарами. Когда Римус избавился от мерзкой твари, миссис Уизли ещё продолжала причитать, а они с Сириусом вполне профессионально её отчитывали, на корню гася истерику. Я дождался, пока все разойдутся и сказал ей, твёрдо глядя в глаза:
— Послушайте, Молли... Я обещаю вам, что никто не погибнет, ни Билл, ни Чарли, ни Перси, ни Фред с Джорджем, ни Рон, ни Джинни, ни Артур, ни вы. Мы победим Волдеморта и выживем, не будь я Гарри Поттер.
Словно чувствуя важность момента, она не бросилась душить меня, а лишь кивнула, и я пошёл к себе в комнату. Теперь мне нужно было улизнуть — сегодня последняя ночь, когда я смогу побыть с Дафной. Следующий раз — на зимних каникулах. Если, опять же, мне удастся улизнуть. Я накидал подушек под одеяло, чтобы со стороны выглядело, будто в моей кровати кто-то лежит, накинул мантию и осторожно двинулся к камину. Присутствие в доме Шизоглаза слегка усложняло задачу, но не так сильно, как, к примеру наличие Молли, которой среди ночи срочно может захотеться бить в барабаны и трубить в трубы. Или Джинни, которой может взбрести... Бр-р-р! Меня передёрнуло, и я полез в камин.
В доме Гринграссов меня ждал домовой. Тот самый... Чанки!
— Мистер Поттер прибыл на место временной дислокации! — доложился я.
— Мистер Гринграсс ожидает мистера Поттера в каморке дневального! — задрал нос Чанки. Туше. Я пошёл за ним в кабинет Дэниела. В доме, в отличие от бедлама, творившегося на Гриммо, было тихо, да и время позднее уже было, судя по Алексу Паркинсону в пижаме и тапочках, которого я заметил в одном из зеркал. Дэниел сидел, как Сириус у себя днём — в кресле и со стаканом в руке. Только, в отличие от убеждённого, точнее, наученного жизнью, трезвенника Сириуса второй мой крёстный, судя по аромату и количеству жидкости в посуде, которую он грел в ладони, пил коньяк. Немного, конечно. Так, для сугреву. Я сел в кресло рядом с ним. Дэниел посмотрел на меня и спросил:
— Ты не в курсе, Алекс, как дожди во Франции обещают сказаться на Божоле?
— Да что тут думать, ещё пару недель солнца — и виноград начал бы засахариваться, — машинально ответил я. — И так лето слишком жаркое было.
Он кивнул.
— Вчера вечером ко мне пришла моя дочь... — он сделал паузу, ожидая, что я спрошу, которая, но мне и так было понятно. — Она выразила некоторые пожелания относительно своего будущего.
Я нахмурился. Алекс Паркинсон теперь нарасхват, похоже.
— Я обсудил эту проблему с твоим отцом и с мистером Блэком. Мы сразу достигли полного консенсуса по главному вопросу и достаточно быстро утрясли расхождения в деталях.
— Двадцать гиппогрифов! — понимающе кивнул я.
— Неплохое приданое, — согласился он. — Но размер его — не главное, главное — традиции, а они были соблюдены.
Я простонал:
— Только я избавился от опеки некоего демона, который решал за меня мою судьбу...
— Ты пойми, Алекс, я же отец, — он отхлебнул немного из стакана и немного поболтал коньяк во рту. — Я должен заботиться о счастье своей дочери, — я обречённо кивнул, заранее зная, что он скажет дальше. Шах и мат. — Если ты мне сможешь предложить более достойную кандидатуру на её руку, а особенно, — он поднял вверх указательный палец, — на двадцать гиппогрифов и финский ковёр-самолёт...
