"Ночи Белладонны и другие рассазы"

Я поблагодарил доктора и велел ему пойти немного вздремнуть.

— Зачем вы это сделали? — спросил я дикаря, когда мы оказались в помещении, а Бенедикт пошел за ключами, чтобы открыть клетку. — Что с вами сделал Паркер Куэйл?

— Никогда не слышал ни о каком Куэйле, — пробормотал наш задержанный. В офисе его боевой дух угас. Он сгорбился на стуле, на который мы его усадили. Сейчас он казался скорее измученным, чем сердитым, вся его ярость мгновенно улетучилась, как это часто бывает с пьяницами. От него исходило зловоние, как от бочки с уксусом.

— Вы громили частную собственность, — ровным голосом произнес Бенедикт, открывая камеру. — Эта безлошадная карета принадлежит Паркеру Куэйлу, как будто вы не знали.

— Не имеет значения, кому она принадлежит, — покорно произнес мужчина. — Пришлось ее разбить. Вот что надо делать. Разбивать их. Разбивать на куски, чтобы они не могли двигаться, ничего не могли сделать. Разбей их, прежде чем они разобьют нас. Это просто война другого рода, такая же, как война между штатами.

Я попытался определить возраст этого человека. — Вы воевали?

— Конечно, воевал. А вы?

Я кивнул. — Восемнадцатый Джорджийский, в составе бригады Худа. Но моя война продолжалась только до Энтитема. Думаю, мне повезло, что я вышел из нее, только прихрамывая.

— Вы были в Восемнадцатом?

— Как и сказал.

— Я тоже был в Восемнадцатом.

Я скептически посмотрел на него. — Так далеко на западе, это просто совпадение.

Он действительно был похож на дикаря, спустившегося с гор. Волосы были такими длинными и растрепанными, что ниспадали ему на лицо, так что невозможно было сказать, где они заканчиваются и где начинается борода. Шляпы не было, а одежда наполовину превратилась в лохмотья. Ботинки свисали с его ног. Пахло так, словно он много лет не приближался ни к какой воде, ни к теплой, ни даже холодной. Также трудно было определить его возраст. Седые волосы старили его, но глаза, смотревшие сквозь волосы, где это было возможно, были проницательными и внимательными. Они также были ясными. Если он служил в Восемнадцатом, то не мог быть намного моложе меня. Но война между Штатами закончилась тридцать лет назад.

Внезапно я почувствовал дрожь узнавания.

— У вас есть имя? — спросил я, чувствуя, как по телу пробегает дрожь.

— Ты знаешь, кто я, Билл. Я и не подозревал, что это ты, пока не упомянули Восемнадцатый полк. Но каковы шансы, что двое сыновей Джорджии, воюющих в одном пехотном подразделении, окажутся в одном и том же захолустном городке на территории Аризоны? Если только мы не приехали сюда вместе?

— Эйбел, — сказал я тихо, как будто не хотел, чтобы Бенедикт меня услышал. — Эйбел Маккриди.

— Давно не виделись, Билл.

Бенедикт неторопливо подошел ко мне. Он ополоснул лицо в тазу, смыв с себя большую часть грязи. — Вы двое знакомы, Билл? Я думал, ты его не узнаешь.

— Сначала и не узнал. Но прошло — сколько? — двадцать с лишним лет? — Для Томми Бенедикта я добавил: — После окончания войны мы с Эйбелом отправились на запад. Пытались зарабатывать на жизнь как охотники за головами. Когда это не сработало, нанялись к Пинкертонам. Позже я стал заместителем шерифа в Илое. Эйбел остался у пинкеров... По крайней мере, это было последнее, что я слышал.

— Какое-то время получалось, — философски заметил Эйбел. — Но ты же знаешь, как это бывает. Мне всегда было лучше одному. Пытался стать фрилансером.

— И что?

— У меня были неприятности, Билл. Большие неприятности. — Он медленно поднял перепачканную грязью руку и откинул волосы с лица. Борода все еще мешала, но теперь сомнений не оставалось. Я смотрел на своего бывшего напарника.

Большие неприятности. Думаю, так и должно было быть.

— Теперь у тебя гораздо больше проблем, — сказал я.

— Я увлекся, — сказал Эйбел. — Но у меня были на то причины, Билл. Я в здравом уме, как и в тот день, когда мы расстались.

— Что привело тебя в город сейчас, спустя столько времени?

— Все наладилось. Я, наверное, надеялся, что наши пути пересекутся, Билл, — подумал, что ты поможешь старому другу. Но потом увидел безлошадную повозку этого человека, все во мне вскипело, и я не смог остановиться!

Бенедикт наблюдал за нами, скрестив руки на груди. История Эйбела о том, что он не узнал меня, была очевидной ложью, если он искал меня с самого начала. — Ты уже хочешь посадить его за решетку?

— Выслушай меня, — сказал Эйбел. — Потом делай, что хочешь, черт возьми.

Я кивнул Бенедикту. — Прогуляйся до салуна Куэйла. Если никто не обратил внимания, оставь все как есть. В противном случае, сделай все возможное, чтобы успокоить их.

— А что, если Куэйл решит послать кого-нибудь из своих друзей поговорить с человеком, который разбил его безлошадный экипаж?

— Они нарушат закон.

— В прошлом это их не останавливало, Билл.

— Маккриди сейчас под стражей. Это все, что нужно знать Паркеру Куэйлу. Если с этим возникнут проблемы, он может обсудить их со мной.

Я подождал, пока Бенедикт выйдет из офиса. Паркер Куэйл был для нас постоянной занозой в заднице. Он заработал много денег на азартных играх и проституции, денег, которыми он любил щеголять как можно чаще — безлошадный экипаж был ярким примером. В нем также было столько подлости, что даже ядовитая гадюка испугалась бы. В двух случаях люди Куэйла врывались в офис городского шерифа и вытаскивали людей из тюрьмы. Один раз, чтобы освободить сообщника, в другой раз, чтобы свершить жестокую расправу над человеком, который перешел дорогу Куэйлу. То и другое случилось в то время, когда я еще не был шерифом, и нельзя было допустить, чтобы это случилось в третий раз.

Тем не менее, я бросил настороженный взгляд на наши новые защитные меры, улучшенные замки и усиленные решетки на окнах. Может ли кто-нибудь войти?

— Ради твоего же блага, Эйбел, тебе, возможно, было бы лучше остаться в камере. По крайней мере, до тех пор, пока страсти не улягутся.

— Меня не волнует... как, ты сказал, звали этого человека?

— Паркер Куэйл, — медленно произнес я. — Ты хочешь сказать, что на самом деле это было не для того, чтобы отомстить ему?

— Я же говорил тебе, Билл. Это было из-за машины, а не из-за человека. Это всегда из-за машин. Сейчас только они имеют значение.

Вот что рассказал мне Эйбел Маккриди, когда он все еще находился под стражей.

Я никогда не был уверен, насколько ему можно верить, даже учитывая то, что произошло с Томми Бенедиктом позже той ночью. Или то, что случилось с Эйбелом, если подумать, — из-за чего он попал в психиатрическую больницу округа. Возможно, совсем ничему. Возможно, совсем немного. Но за все время, что мы провели в Восемнадцатом полку, за все годы, что прожили вместе, за все время, проведенное у Пинкертонов, я ни разу не слышал, чтобы Эйбел Маккриди солгал или исказил правду. Он просто был не из тех, кто лжет или преувеличивает. Никогда не думал, что у него слишком богатое воображение.

— Все началось с крушений напоказ, Билл.

— С крушений напоказ, — повторил я, как будто это должно было что-то значить.

— С крушений поездов. Которые они устраивали для шоу. Начиналось как дань моде, как будто это должно было прийти и уйти, как это обычно и бывает. Но за этим стояли деньги. Деньги и власть. Слишком многое, чтобы остановиться, даже когда люди начали калечиться и умирать из-за этого.

Я знал о железнодорожных катастрофах, хотя потребовалась подсказка Эйбела, чтобы встряхнуть мою память.

Если подумать, это был безумный поступок. Начинали в Техасе, а может, и в Огайо — кому-то взбрело в голову, что можно извлечь выгоду из инсценировки крушения поезда перед платящей публикой. Проложили около четырех миль железнодорожного полотна, более прямого, чем стрела апачей, а ближе к середине, где должны были столкнуться два поезда, природа сочла нужным создать естественный амфитеатр, с которого несколько десятков тысяч оплативших клиентов могли наблюдать за происходящим. Проложили больше путей, чтобы люди могли наблюдать за происходящим, построили новое депо и телеграфную станцию, чтобы справиться с количеством зрителей. Всего в двухстах ярдах от железнодорожных путей была установлена трибуна для важных персон, а в два раза ближе — ложа для прессы и фотографов. Мистер Эдисон даже приехал со своей новой кинокамерой. Там были медицинские шоу, торговцы, эстрада для оркестра и даже специально построенная тюрьма. Они прицепили вагоны к двум локомотивам и продавали рекламные места по бокам от них. Они продвигали эту идею несколько месяцев.

Это был грандиозный успех, но в то же время и катастрофа.

Они свели поезда вместе, а затем отвели друг от друга, пока они не оказались на расстоянии двух миль друг от друга. Их инженеры запустили их, а затем спрыгнули, прежде чем те набрали слишком большую скорость. Вскоре локомотивы и их составы мчались быстрее, чем мог бежать человек. Теперь на Земле не было силы, способной остановить их.

Во время службы в Восемнадцатом, незадолго до того, как выстрел в Энтитеме лишил меня полноценной жизни, я видел, как загорелся склад боеприпасов Союза. Я был в миле оттуда и никогда не слышал, да и не хотел бы слышать, ничего более громкого. Говорят, на том складе было двадцать тонн взрывчатки. Когда локомотивы столкнулись, могло показаться, что в них было пятьдесят тонн, а может, и больше. Их котлы не должны были взорваться, но они все равно взорвались. Куски металла упали в полумиле от места взрыва. Погибли люди. Правда, их было немного по сравнению со всеми, кто прибыл посмотреть, но достаточно, чтобы вызвать возмущение. Организатора уволили. Было принято решение запретить подготовленные крушения поездов.

— Но кто-то не хотел, чтобы их запрещали, — сказал Эйбел. — Конгрессмен из Юты пытался провести необходимый закон. Его нашли мертвым. Его брат пытался выяснить, что произошло. Он исчез. Тогда жена брата наняла меня, чтобы я копнул поглубже. — Сквозь его бороду я разглядел хитрую улыбку человека, способного оглядываться на собственные ошибки с некоторой отстраненностью. — Мне не следовало браться за это дело. Я многому научился, Билл. Тому, от чего никогда нельзя отучиться. Тому, что привело меня сюда.

— В твоих словах нет особого смысла, Эйбел. Какое отношение крушение поезда имеет к безлошадному экипажу Паркера Куэйла?

— Это машины, Билл, неужели ты не понимаешь? Это всего лишь машины. Они приближаются, катятся к нам, как те локомотивы. Мы ничего не можем сделать, чтобы остановить их.

— Все еще непонятно, ты уж извини.

Эйбел закрыл глаза. Я почти чувствовал, как он пытается упорядочить безумный хаос в своей голове. — Я следил за деньгами. Так ты всегда делаешь, верно? Я хотел знать, кто был готов убивать и запугивать чиновников, чтобы эти аварии продолжались. И я проследил за этим почти до конца. Именно тогда я встретил ее.

— Ее?

— Женщину. Сказала, что ее зовут мисс Долорес К. Стил. Прошло десять лет, и я вижу ее так, словно она стоит передо мной сейчас. Одетая во все черное, как вдова. Черные шелковые перчатки, черная вуаль на шляпке, всегда с черным зонтиком. — Увидев, какую картину, должно быть, мысленно нарисовал, он добавил: — Но она не была старой и неряшливой, как те военные вдовы. Я бы сказал, что ей было не больше тридцати. Все еще очень привлекательная женщина, одевающаяся по последней моде Бостона. У нее была очень своеобразная манера говорить. И это заставило меня задуматься, с наших ли берегов она родом.

— Где вы познакомились?

— На месте крушения в Айдахо. Но я видел ее не раз и раньше, на других авариях. Очевидно, она была близка к деньгам. Сначала я подумал, что это из-за ее причастности. Потом я понял, что она, как и я, пытается приблизиться к этому.

Я кивнул. — Предполагаю, что эта женщина — мисс Стил — была связана с одной из жертв. Либо кто-то, кто погиб при одном из крушений, либо кто-то, кто встал на пути следующего.

— Я тоже так думал. Но все было не так. — Эйбел заколебался в своем рассказе, словно раздумывая, как много он осмелится мне рассказать. — Ты хорошо знал меня в прежние времена, Билл. Ты бы сказал, что у меня был рассудок в голове?

— Рассудительнее не бывает.

— Тогда понимай это как хочешь. Я последовал за мисс Стил в палатку торговца в тот день, когда мы встретились по-настоящему, для разговора. Я хотел поговорить с ней тихо, предупредить, что она приближается к опасным мужчинам. Но она обманула меня. Палатка была пуста — она хотела, чтобы я последовал за ней! Как только я оказываюсь внутри, она оборачивается, как загнанная в угол кошка. Пытаюсь поднять руки, давая ей понять, что не причиню ей вреда. Но не могу! Я совершенно оцепенел! Хочу пошевелиться, но ничего не происходит. И что хочу сказать тебе, Билл. Я почувствовал, как меня охватывает страх перед Господом Богом. — И снова возникло это колебание. — Я понял, что столкнулся с чем-то неестественным. Эта женщина вообще не была женщиной. Десять лет назад, а кажется, что это было вчера. У тебя когда-нибудь было такое ощущение перед грозой, Билл? Как будто сам воздух заряжен и потрескивает?

— Раз или два.

— Именно так я себя чувствовал рядом с мисс Стил. И это исходило от нее. Она приподняла вуаль, позволив мне как следует разглядеть ее лицо. А потом сделала то, чего я никогда не забуду, пока у меня есть возможность сделать еще один вдох.

— Что это было?

— Она сняла свое лицо.

Я повторил его слова в надежде, что в моих устах они будут иметь больше смысла, чем от него. — Она сняла свое лицо.

Прежде чем Эйбел успел ответить, раздался громкий хлопок, и вернулся Бенедикт, распахнув дверь настежь. Я увидел решительное выражение на его лице и понял, что оно предвещает неприятности особого рода.

— Что-то случилось, помощник? — спросил я, отрываясь от безумного рассказа Эйбела.

— Именно то, чего ты и боялся, Билл: люди Куэйла повскакивали с постелей и рвутся в бой. — Бенедикт направился прямиком в оружейную и достал свой любимый дробовик "Винчестер", который он держал заряженным и готовым к подобным случаям. Он зашагал обратно, держа винчестер, как посох, стволом к небу. Мой револьвер все еще был в кобуре, я последовал за ним на улицу. Дождь все еще лил, как будто самому Ною понадобился второй ковчег.

Мы с Бенедиктом стояли на деревянном помосте, на голову возвышаясь над мужчинами, которые последовали сюда к офису.

— Мы знаем, что он у тебя, Билл!

Я кивнул на говорившего мужчину. — Возвращайся в свою постель, Паркер. Как и все остальные.

Обычно Паркер Куэйл одевался как бизнесмен с Восточного побережья, в костюме в тонкую полоску и шляпе-котелке — настоящий образец гражданской респектабельности. Сегодня ночью, разбуженный известием о вандализме, учиненном над его безлошадным экипажем, он накинул теплое пальто поверх полосатой ночной рубашки и сунул ноги без брюк в сапоги. Его волосы были растрепаны и засалены.

Мне не очень нравился Куэйл — никогда не нравился. Он тоже это знал. Он зарабатывал свои деньги всеми известными человеку способами обмана и запугивания. Его люди были головорезами, только теперь они были хорошо одетыми головорезами, у которых были друзья в нужных местах.