Мнение монарха перевесило кислые мины подчиненных, на утро конвой снялся с якорей, и сделал короткий переход к будущей столице обширной и богатой губернии. Добавлю, что лично мне место не нравилось. Бухта хоть и закрытая, но заходить в нее неудобно будет — изрядный крюк выходит, если вдоль побережья идти. Зато, мне понравилось, как царевич настоял на своем желании. Пусть тренируется.
Если говорить объективно — не самое плохое место, которое нам встречалось за время экспедиции. Есть лес, что уже немало. Есть горы, в которых можно поискать вкусности. Есть реки и относительно глубокий порт. Есть земли, выглядящие плодородными, несмотря на холодный климат. Живности полно, вплоть до медведей-брюнетов, что видели у берега реки и лосей, которые вообще ходили стадами. Каких именно видели медведей, разведка умолчала, но точно не белых.
Безусловно, у такой, неплохой для севера земли, имелись многочисленные жители. Недалеко от заложенного форта стояла местная деревушка, которую аборигены называли Эклутна. Жители встретили нашествие инородцев довольно спокойно, опровергая мои опасения.
Первый контакт состоялся еще у разведчиков на катерах, разыскивающих место для поселения. Контакт вышел настороженным, но без агрессии. Индейцев, как истинных детей моря, заинтересовали наши самодвижущиеся лодки. От заинтересованности до переговоров уже всего один шаг.
Этот шаг делал полный комплект наших толмачей под личным присмотром Алексея и экипажа морпехов. Судя по щенячьим рассказам царевича о прогрессе общения, толмачи постепенно нащупывали общие слова и жесты, хотя, до полноценного общения еще было далеко.
Высадка и разгрузка кораблей на два дня отложила мой интерес к первой встреченной деревне индейцев, и удалось дойти туда только на третий день, под вечер. Снег, засыпавший землю, прекратился, оставив после себя чистую белизну и легкий мороз. Пытался почувствовать северную землю и менталитет ее обитателей, бывало, в городах у меня это получалось.
Для первичных выводов вовсе необязательно знать язык. Шел вдоль берега, осматриваясь. Вот лежат туши байдарок, от которых разит прогорклым жиром. Присел, изучая конструкцию. В глаза сразу бросились байдарки побольше, с кожаными фартуками, поменьше, открытые, толстые в миделе и совсем большие, явно общественные или родовые. Маленький фактик, но, сколько из него выводов! Большие явно для моря — значит, индейцы охотятся на морского зверя. Маленькие и широкие, наверняка для рек, а раз широкие, значит, нужны плоскодонки, выходит, реки изобилуют мелями и порогами. Почему порогами? Так маленькую байдарку носить удобнее, пороги обходить или из реки в реку переходить — попробуй с длиной и тяжелой между деревьями пройти.
Вот две крупных, многовесельных, байдарки слегка огорчили — явно военное сооружение. Возможно, и для меновой торговли их используют, но моя паранойя насторожилась.
Осложнением моего заболевания стал подошедший к нам индеец, что-то проговоривший и указавший нам, универсальным жестом, куда пойти. Индеец выглядел лет на тридцать, ростом мне по грудь. От привычного мне стереотипа индеец имел только красное, обветренное лицо, вполне европейских черт. В Казани таких "индейцев" пруд пруди.
С интересом разглядывал аборигена. Оригинальная у него одежда — кожаные колготки, совмещающие в единой детали штаны и сапоги. Дополнительно снизу, к ступням, приматывались поверх колготок толстые куски кожи, играющие роль подошв. Такой вид "обуви" вызвал некоторые ассоциации с римскими сандалиями.
Поверх штанов одевался кожаный анорак с капюшоном, оставляя открытыми кисти рук и лицо. Нижнюю одежду индеец не демонстрировал и лекций по поводу названий элементов одежды и их предназначения не устраивал. Приходилось догадываться самому.
Вот зачем у него поверх анорака "пончо" набранное из продольных палочек переплетенных цветной ниткой? Красиво? А моя паранойя твердит про кирасу. Для пули подобная штука не препятствие, но вот для короткого копьеца, с которым абориген не расстается, должна стать помехой.
Осмотрел копье в руках аборигена с энтомологическим интересом. Дерево и кость. Зазубрины на острие — явно промысловое оружие, в бою эти зазубрины помешают быстро выдернуть копье из тела супостата, и подколоть следующего. Можно ли сделать выводы на основании таких куцых фактов?
Паранойя красивым апперкотом послала логику в нокаут и набросала пессимистичный вариант. Большие лодки для войны, но воинов мало, иначе странных пришельцев сопровождали бы с боевым оружием. Либо воины в походе, либо, что более вероятно в связи с наличием на берегу больших байдарок, их повыбили.
Отрицательный вывод — тут идет война. Положительный вывод — племя ослабело и с ним будет легче договариваться.
Кивнул своим мыслям, следуя за нашим провожатым. Еще один штрих, что индеец послал нас не подальше, как могло сделать сильное племя, а пригласил в деревню.
Поселение насчитывало три десятка вигвамов. Сразу оговорюсь, вигвам это не кожаная палатка, которую рисовал Шарик в мультфильме моего времени. Шарик рисовал "типи", или дом кочевников. Оседлые поселения строили вигвамы — полукруглые домики, напоминающие формой "иглу" из подручных материалов. Вигвамы строили из веток, сгибая их дугой и укрывая корой, строили из реберных костей китов и шкур, строили из нарезанных пластов мха, укладывая их как кирпичи. Много из чего строили. Общим у вигвамов являлась полукруглая форма, отверстие в потолке по центру домика и дверь, обычно ориентируемая на восток. Подобная ориентация связана не столько с религией, сколько с освещенностью жилища. Утром солнце долго светило в открытую дверь, потом в отверстие потолка, а затем и спать было пора.
Приглядеться к быту поселения мне не дали, настойчиво придерживая открытую для меня шкуру, закрывающую дверной проем одного из домиков. Полусфера дома имела диаметр метров шесть, что говорила о достаточно высоком статусе обитателя.
Занырнул внутрь. Тяжело без знаний о культуре быстро "прокачать" обстановку, что тут можно делать, а что нельзя. Застрял в дверях, оглядываясь.
Что мы имеем? Женщины сидят слева от входа, мужчины справа — это неспроста. Значит, мне лучше идти направо. Под потолком многими рядами висели связки сушеных рыбин, закрывая собой весь вид на конструкцию вигвама. Земляной пол внахлест покрывало множество шкур. Посередине пола, площадка под костерок, который ныне еле тлел. Зато меня поразил способ освещения — за костром стояла воткнутая палка и на ней горела свеча. Даже икнул от неожиданности. Свеча представляла из себя сушеную рыбу, с продетой внутри нее ниткой, являющейся фитилем. Оригинально. Хотя, почему бы нет, толстая рыба пропитывает фитиль жиром, и он прекрасно горит. И воняет. Как они спят в таком густом запахе?!
Свеча освещала разнообразную компанию. Довольно пожилой индеец сидел посередине у дальней от входа стены, от него полукругом, на мужской половине сидело шестеро аборигенов и один из наших толмачей. На женской половине сидели две старухи и молодая женщина с двумя детьми. Индейцы дома во всей красе демонстрировали нижнее белье, ничем не отличающееся от кожаного анорака, разве что без капюшона и с глубоким вырезом на груди, плюс еще штаны, вместо колготок. Домашняя обувь тут явно считалась излишеством, и все сидели на шкурах босые.
Любопытно, что между костром и главой этого дома просматривался квадрат земли, любовно обложенный кожаными ремнями с орнаментами. На квадрате кучкой лежали косточки, палочки, несколько перьев — явно предметы культа или нечто подобное. Хотелось бы знать, тут во всех домах так, или не повезло нарваться на шамана? Наверное, во всех — для жилища шамана, маловато всяческих черепов и прочих излишеств.
Окинув долгим взглядом обстановку присел, распуская шнуровку на берцах — со своим уставом в чужой монастырь не ходят. Стоящие за спиной морпехи с любопытством наблюдали мой стриптиз, не проявляя желания повторять. Сразу подумалось, что бы они сказали о гостях, которые в грязных сапогах походили по их кроватям.
Разговора с аборигенами не получалось. Толмач честно предупредил, что он еще понимает одно слово из десяти, и переводить не может. Приходилось сидеть с возвышенно-загадочным видом и следить за жестами, разговорами, движениями.
Если глава дома вождь, то явно не военный, больно старый. Где тогда их генерал? Рыб кормит? Народу в вигваме маловато, это неуважение, отсутствие любопытства, табу или действительно людей мало? На промысле? А чего тогда полный берег байдарок? Воюют? Тогда почему тут все такие спокойные и неторопливые?
Сплошные вопросы. Прокачивал обитателей по косвенным признакам. Свечу из рыбы жгут, знать, не голодают. Детишки вон, толстощеки и быстроглазы. Глава пожилой, но крепкий. Копья у всех под рукой, но от резких звуков никто их не хватает.
Поймал на себе любопытствующие взгляды, но продолжил изображать статую Будды — они меня сюда зазвали, им и начинать общение. Но общения, как уже сказал, не получалось. Глава нечто пробубнил, явно в мою сторону, толмач наморщил лоб, пытаясь морщинами добавить себе извилин, но выдавил только нечто про воду, людей, лодку и рыбу. Да из таких слов можно сложить что угодно, от вежливого пожелания добра и процветания до проклятия и пожеланий отправить на корм рыбам. Последнее вряд ли, исходя из благожелательного тона, но говорить нам пока не о чем. Развел руками, следя за реакцией, мало ли, у них тут этот жест нечто неприличное означает. Изобразил пантомиму, что у них хорошо, но мне дома будет лучше. Попытался разгадать ответную пантомиму, в которой меня, то ли проткнуть копьем обещали, то ли предупреждали не ходить ночами, то ли приглашали куда. Толмач предположил, что мне пожелали всяческих успехов и удачи в охоте. Буду надеяться, что он свои макароны недаром ест.
Вылез из вигвама, так и не поняв, чего меня сюда звали. Зашнуровался и двинулся неторопливым обходом по деревне. Впечатления накапливались, но картина пока не вытанцовывалась. Деревня явно старая, не горела, разграблена не была — много утвари вокруг вигвамов, дети ходят без явного присмотра, народ суетиться, не оглядываясь по сторонам. Похоже, нападения в ближайшее время никто не ожидает.
Может, и нет никакой войны? Паранойя, крюком снизу, загнала в нокаут благодушие и наступила на горло пофигизму. Надо расставлять караулы по-боевому.
В целом, деревенька выглядела спокойной, сытой и вонючей, представляя из себя иллюстрацию огромной проблемы, с которой мы столкнулись. Одно можно сказать сразу — оставлять в этих землях маленькие форты нельзя. Сожрут. Значит, надо менять весь план экспедиции и поселений.
Забросил эскизы своих новых диковин и углубился в вычерчивание вопросиков, как нам жить дальше. В мое время алеутов и колошей приравнивали к воинствующим чукчам. Да только имелось у меня подозрение, что без русских промысловиков тут дело не обошлось. После открытия гряды островов туда устремились охотники на каланов, ставящие прибыль превыше всего. Прибыль можно получить не только добычей, но еще и экономя припасы, отнимая их у местных. Бывали случаи, когда промысловики силой обирали поселки аборигенов, порой полностью уничтожая их. Не удивительно сопротивление местных жителей.
Согласно договоренностям с Петром для промыслов восточнее Камчатки дозволения промысловикам надо просить у царевича. Будет шанс упорядочить добычу зверя на севере. Тот нюанс, что все эти договоренности казакам, понятное дело, безразличны — царь далеко, а деньги рядом — сыграет на руку в укреплении вице-империи. Браконьеры без бумаг от Алексея развязывали руки канонеркам.
Вот только и тут был нюанс. Русский менталитет этого времени позволял наказывать до полусмерти — но вот лишать жизни браконьеров, увы, не стоило. Придется писать отдельную главу Устава, согласно которой нарушителей границ следует пленить, обобрать, но живыми довезти до суда. С кораблем разрешить поступать по обстоятельствам, либо топить либо оформлять как приз.
Причем, главу о браконьерстве надо писать и обсуждать срочно. Наши торговцы уже примериваются к шкуркам, имеющимся у аборигенов, и как только это мягкое золото потечет в Россию и за рубеж, браконьеров появиться масса.
О торговцах отдельный разговор, как они умудрялись торговаться с аборигенами, не ведая языка, одному богу известно. Но у нас постепенно появлялся список соотношений местных шкур и промыслов с нашими товарами для обмена. Над этим списком торговцы капали жадной слюной и утверждали, что "сии земли есть самородное золото". Грозились, что если обменять весь наш торговый запас на меха и потом продать их через ганзейцев, то миллион-полтора выручим. Норма прибыли примерно 500 процентов. Главу о браконьерах надо вводить в Устав срочно.
Раздумывая над торговым списком, переписал его на новый лист, но уже в виде таблицы. Наши отпускные цены будут теперь иметь три столбца — для подданных индейцев, для друзей и для всех остальных. Будем считать, что упорядоченные на сегодня цены, это "для друзей". Для подданных сделаем на треть дешевле, для остальных, вполовину дороже. Список товаров стоит разнести по этим же граням — некоторые товары, в частности ножи, продавать только подданным.
Задумался, как это все красочно оформить. Насколько помню, индейцы любили яркость обрядов. С поселениями, перешедшими в подданство, все понятно, они платят налог, и над ними будет развиваться флаг, если найду столько материи. С "остальными" все тоже понятно, ничего им обозначать не надо. А как быть с "друзьями"?
Черновик после скороспелого обдумывания выглядел так: Подданные платят налог, дают аманатов, то бишь старших детей, в обучение, имеют трехцветный флаг и специальные цены в торговле. Друзья дают аманатов и получают вымпел, имеющий один из цветов флага в зависимости от "приближенности". Остальные грызут от зависти ногти.
Задумался над флагом. Герб у нас с Россией будет общий, это даже не обсуждается, а вот флаг можно поднять свой. Петр сильно обидеться не должен.
Самое интересное, что в геральдическом приказе мне растолковывали значение цветов и положений элементов на флагах таким образом: белый цвет, означает незапятнанную честь и благородство, синий, верность, красный — мужество. Исходя из этого, Андреевский флаг означал "честь и верность".
Замечу, что цвета трактовали многолико. Тот же синий, если в него добавить белого и обозвать голубым становился символом чести и верности в одном лице. Красный можно было толковать не только как мужество, но еще как любовь, как агрессию и так далее.
Зеленый цвет означал жизнь, надежду, здоровье. Желтый, солнце и достаток. Черный, ум и бесконечность. Розовый, уже в эти времена, означал легкомысленность. Для каждого цвета имелся длинный перечень значений. Причем, значения для цветов имелись как позитивные, так и негативные — цветами можно было не только похвалить, но и поругать. Тот же черный цвет означал смерть, голубой можно было трактовать как грусть, синий, как тревогу. Вполне реально было писать письма одними только цветами, что и делалось — чернила для документов могли быть разных цветов, в зависимости от послания. Цвет бумаги подбирали исходя из смысла написанного, имели свое значения и ленточки для печати. Много в этом времени уделялось внимания подобным нюансам.
