-А что мешает попробовать? — Максим ответил без промедления. — Что если перестать смотреть на человека как на неудавшийся черновик природы? Что, если остановить гонку самоуничтожения, в которой вы предлагаете "спастись" путём полного отказа от личности?
-Вы хотите, чтобы человечество топталось на месте, — отрезал Даник. -Вечно боялось изменений, вечных страдало в своей незавершенности.
-Я хочу, чтобы оно выбирало, — отчеканил Максим. — А не становилось сырьём. Вы не предлагаете выбор. Вы приносите готовую модель, чужую. Модель, которая уже уничтожала цивилизации до нас. Они тоже "сливались в одно". И исчезли. С бесконечным молчанием Обелисков, как надгробным камнем.
Немая пауза. Ведущий переводит взгляд с одного участника на другого. Даник сохраняет самообладание, но в его глазах мелькает мимолётный блеск раздражения.
-Что вы предлагаете, мистер Серов? — произносит он наконец, чуть тише. — Вернуться к утопии? Построить рай на Земле? Очередной коммунизм?
Максим слегка улыбнулся.
-Почему бы и нет? Противопоставить диктатуре чужого сигнала — коллектив разума, объединённого не насилием, а взаимопомощью. Машину, но с лицом человека. Общество, где интеллект, сочувствие и свобода имеют больший вес, чем смерть, преподнесённая как религия.
-Утопия, — с мягкой усмешкой повторяет Даник. -Прекрасные слова, но у них нет механизма.
-Ошибаетесь, — сказал Максим. -Механизмы есть. И интеллект, и технологии, и воля к жизни. Но вы сжигаете всё это ради фальшивой цели, потому что вам проще управлять мёртвыми, чем спорить с живыми.
-Простите, -ведущий осторожно прервал напряжённую паузу. -Господин Серов, вы утверждаете, что человечество способно самостоятельно выбрать иной путь. Но как? Ваша альтернатива звучит как философская поэма, а не практический план. Людям нужны ответы и решения.
-Разумеется, -кивнул Максим. — Но решения не рождаются из пепла планет, стертых в ноль. То, что предлагает мистер Даник не развитие, а отрицание. Вы называете это Схождением. Я называю это обнулением. Не пробуждение, а самоуничтожение, маскируемое под великое предназначение.
-А может быть, вы просто боитесь? — вмешался Даник, подаваясь вперёд. -Вы, как и миллионы прочих, не готовы отказаться от себя. От эго, от страха, от биологической уязвимости. Вы хотите остаться прежним человеком — слабым, смертным, несовершенным.
-Нет. Я хочу, чтобы человек остался собой. Со своей свободой. Со своими противоречиями, да. Со своими слабостями. Но и со способностью делать выбор. А вы — предлагаете снятие ответственности. Слитие. Растворение. Это не путь вперёд. Это капитуляция.
-Вы говорите так, будто мы обязаны остаться в этой оболочке, — холодно отозвался Даник. — Что-то во мне, вне биологии, говорит: пора. Время пришло. Ваши идеи — архаика. Мы переступаем грань.
-Вас зовёт голос, — согласился Максим. — Только вот не ваш. Вас тянут на шепоте. Тех, кто уже был до нас. Кого стерло с лица звёзд. Это не интуиция, Даник. Это вирус. Только не биологический. Идеологический. Ментальный. Протокол, зашитый в артефакт. Как самонаводящийся снаряд. Найдёт хозяина, найдёт носителя, развернётся и поглотит.
В зале стало тише. Ведущий не перебивал. В голосе пришельца из прошлого не было истерики.
-Вы боитесь того, что не понимаете, — попытался вернуть контроль Даник. — Обелиск не оружие. Это вызов. Ускоритель. Как когда-то огонь. Его можно бояться или использовать. Трансформация тела — это лишь стадия. Мы эволюционируем не в чудовищ, а в единое сознание, где нет боли, нет страха, нет одиночества.
-Ценой жизни? -резко спросил Максим. -Или ценой человечности? Где, Даник, в вашем "едином разуме" место для любви? Для воспоминаний? Для свободы отказаться? Кто в этом сознании скажет "нет"?
-Никто не захочет отказываться, — спокойно сказал Даник. — Когда узнает, каково это — быть единым. Быть... завершённым.
-Я видел это. И не хочу.
Эта фраза прозвучала особенно жёстко. И Даник, и ведущий уловили в ней нечто тяжёлое, личное. Но тот не стал спрашивать.
-Тогда вы, боюсь, станете одним из последних, кто сопротивляется, мистер Серов, — произнёс Даник почти с сожалением. -Прогресс нельзя остановить.
-Он у вас странный, этот прогресс, — покачал головой Максим. — Одни хотят жить дольше, другие — строить справедливое общество, третьи — создать интеллект, превосходящий человека. А вы превращаете города в могильники. Лаборатории — в храмы. Артефакт — в икону. А ведь могли бы...
Он замолчал, на долю секунды глядя не в камеру, а куда-то вглубь — будто вспоминая.
-Что "могли бы"? — мягко уточнил ведущий.
-Построить мир, — ответил Максим — Не на крови, не на страхе перед "высшими существами", а на объединённом разуме. Без Схождения. Без подмены. Человечество может создать себе бога — но из света, из смысла. Из данных, логики и сострадания. Искусственный интеллект, но под контролем. Общество, где никто не лишний. Не идеальное, но разумное. Настоящее, а не оживлённая пародия на муравейник.
-Коммунизм? — с лёгкой насмешкой уточнил Даник.
-Разум, — поправил Максим. — Без диктаторов, без Маркеров, без идолов.
-Красивые слова, — наконец произнёс Даник. Его голос по-прежнему звучал ровно, но теперь это ровность напряжённой струны. — Но всё, что вы предлагаете — теория. Эскиз. Слова, за которыми нет ничего. У нас — Обелиск. Он работает. Он показывает путь. Он вызывает реакцию. У него есть результат. Страшный? Для кого как. Вы бы предпочли бесконечное стояние в болоте? Развитие без боли не бывает.
-У Обелиска действительно есть результат, — отозвался Максим. -Только это не развитие. Это повтор. Петля. Его сигналы запускают один и тот же сценарий: заражение, смерть, превращение. Затем Схождение. Затем... пустота и никакого альтернативного пути.
Он сделал паузу.
-Что произошло с теми, кто принял "путь Обелиска"? Где они? Где цивилизации, что поклонялись ему? Почему следов нет? Только пустые миры, в лучшем случае с примитивной жизнью. Вы называете это эволюцией, но даже вирус адаптируется, чтобы не убивать всех подряд. А Обелиск — нет. Он не созидает. Он копирует. Он стирает.
Даник приподнял бровь:
-Всё, что вы говорите — домыслы и конспирология.
-А вы покажите мне одну живую цивилизацию, пережившую контакт с Обелиском, — Максим подался вперёд. — Хоть одну. Где они, ваши "возвышенные"? Где пример, где голос, где память о них?
Даник не ответил сразу. Он опустил глаза, затем заговорил медленно:
-Быть может, они стали чем-то большим, перешли на другой уровень. Тем, что не нуждается в телах, в цивилизации, в камнях и металле. Быть может, они — уже везде. Во всём. Мы просто не способны их увидеть.
Парень покачал головой:
-Знаете, в чём проблема таких объяснений? Они не требуют доказательств. Это и есть настоящая вера: объяснить исчезновение — "вознесением". Молчание — "высшим смыслом". Мёртвый мир — "переходом на новый уровень".
Он смотрел прямо в глаза Данику, не с ненавистью, а сожалением.
-Это уже было. В истории. Миллионы гибли во имя Рейха, креста, трона, меча, свободы, демократии. Сейчас — во имя Обелиска. Форма меняется. Суть нет.
-А вы... — Даник вновь взял паузу, — Вы всё ещё верите в человека? Одиночку. Ошибающегося, ограниченного. С его хрупким телом, с его страхами, злобой, тщеславием?
— Да, — ответил Максим, не моргнув. -Потому что человек способен сомневаться. А Обелиск — нет. Он лишь транслирует один сигнал. Это не бог. Это — программа. Вы же хотите подчинить ей весь вид.
Молчание. В студии — ни звука.
-Вам страшно, мистер Даник? -продолжил гость из прошлого. — Не потому, что я прав. А потому, что вы не можете ответить. Потому что если признать, что Обелиск — не путь, а тупик, то всё, чему вы посвятили свою жизнь, превращается в пепел.
-Вы думаете, я один? — медленно произнёс Даник. — Думаете, я стою здесь в одиночестве?
-Нет, вы не один. Сотни, тысячи — рядом. Но истина не голосуется большинством. Если сто миллионов идут в огонь, я пойду в другую сторону. Потому что неважно, сколько шагов делает толпа. Важно, куда она идёт.
-Вы всё сводите к морали, — проговорил Даник сдержанно. — К этике, человечности, добру и злу. Но вы забываете: эволюция слепа. Она не добродетельна. Она не заботится о добре. Она просто идёт вперёд. И тех, кто не готов, она оставляет за бортом. Вы, мистер Серов, пытаетесь помешать тому, что уже началось. Такие как вы — тормоз в механизме грядущего.
-Неправда, — возразил Максим. -Такие как я — контроль. Предел. Тот, кто ставит разумный вопрос: а туда ли мы идём?
Он сделал паузу.
— Да, эволюция слепа. Но именно разум должен стать её глазами. Иначе человечество превратится в ещё один эксперимент — неудачный. В очередной срыв с края. А Обелиск — это как раз то, что сбрасывает человечество назад. К культу, к жертвоприношению, к растворению в тотальной, некритичной вере. Вы называете это прогрессом. Я — деградацией, скрытой под видом "высшего порядка".
Даник постучал пальцами по подлокотнику. Он был спокоен, но в его позе чувствовалось напряжение. Максим старался не дать ни одной логической прорехи, ни одного уязвимого тезиса.
-И всё же, — заговорил Даник, — даже если предположить, что Обелиски несут в себе нечто опасное... мы не можем их игнорировать. Они здесь. Они часть реальности. Их невозможно забыть, убрать, спрятать. Они говорят с нами. Значит, надо научиться понимать их.
-А что, если это не язык? — тихо спросил Максим. — Что, если это не "послание", а инструкция? Что, если весь смысл Обелисков — запустить реакцию? Без цели. Без будущего. Без смысла. Просто — реакцию. Как камень, брошенный в муравейник. Как нажатие кнопки "перезапустить".
— Вы боитесь... — начал было Даник, но Максим уже говорил:
-Я думаю. Это страшнее для вас, чем страх.
На экране за спиной включилась проекция. По инициативе ведущего были выведены архивные кадры: коридоры станции Титан, брошенные в панике жилые блоки, бегущие за людьми некроморфы, зафиксированные камерами наблюдения. Зрители в студии не сдержали реакции, раздались всхлипы, приглушённые возгласы.
-Это ваше Схождение, — спокойно произнёс Максим. -Тот переход, которого вы ждёте?
Даник посмотрел на экран. Молча. Лицо не изменилось, но пальцы всё так же застучали по подлокотнику.
-Уничтожение не цель, — наконец сказал он. — Это этап. Очистка перед новым бытием. Всё великое рождается в муках.
-Древний тезис. Им оправдывали революции, и Хиросиму, и Освенцим. Мол, это муки рождения нового, -он замолчал, потом добавил. -Знаете, в чём проблема веры в Обелиск, мистер Даник? Она не умеет строить. Только переплавлять. Не творит, а переписывает. Не рождает, а стирает. Она не предлагает смысл, только структуру. А структура без смысла — это тюрьма.
Даник посмотрел прямо в камеру, будто снова обращаясь ко всем:
-Те, кто боятся перемен, всегда скажут, что они защищают человечность. Но страх — не щит. Это оковы.
Максим не моргнул.
-А слепая вера — не крылья. Это балласт. И вы тащите его на шее всего человечества.
-Если вы правы, мистер Серов, — проговорил Даник, сцепив пальцы в замок. — Тогда всё человечество — ошибка. Тогда наше предназначение — жить в страхе, в тени, под навесом собственной бренности. Вы называете Обелиски инструментом зла, но неужели вы не видите — они призыв? Нас выбирают. Нас готовят. Мы особенные.
-Особенные? -Максим поднял бровь. — Или просто достаточно наивные, чтобы снова и снова нажимать на красную кнопку? Возможно, Обелиски ищут не избранных, а податливых. И человечество снова оказалось наивным подростком, увидевшим странный символ, и решившим, что он про него. Мне не нужно, чтобы мы были "особенными". Мне нужно, чтобы мы были живыми. Чтобы в нас оставалось право говорить "нет". Право страдать, ошибаться, учиться, прощать. Человек не совершенен, но совершенство без свободы — это не рай. Это скотобойня.
-Вы предлагаете замкнуться? -прищурился Даник. -Спрятаться на своей планете, закрыть глаза на космос, бояться неизведанного?
-Я предлагаю не лезть головой в черную дыру, потому что она красиво светится, — отчеканил Максим. — Предлагаю остановиться и спросить: а кому это выгодно? Ведь когда вы говорите: "Нас ведут", не забывайте — кто-то же держит за руку. И кто-то решает, куда идти. Я не боюсь космоса. Я боюсь глупости, возведённой в догму. Обелиск — не бог. И уж точно не проводник. Это — сигнал. Возможно, древний. Возможно, созданный не для нас. И возможно, мы просто ошиблись, приняв его за послание.
-А если нет? — спокойно, почти устало спросил Даник. -А если мы действительно на пороге трансформации?
-Тогда, — тихо произнёс Максим. — Трансформация должна быть нашей. По нашей воле и согласию. По нашим понятиям. С нашими страхами и надеждами, а не по команде извне.
Он посмотрел в камеру, прямо в зрителя.
-Мы живём в век, когда человек научился строить города в пустоте, обуздал гравитацию, преодолел межзвездные расстояния. Мы ближе к настоящему чуду, чем когда-либо. И если мы уступим сейчас, если отвергнем себя ради обманчивого "единства", нам уже некуда будет возвращаться. Потому что даже смерть не оставляет после Обелиска ничего.
-Вы боитесь конца, — отозвался Даник.
-Нет, — сказал гость программы. -Я боюсь бессмысленного конца.
И хотя Даник сохранял позу уверенности, что-то в его взгляде дрогнуло.
Глава 12
// ВНУТРЕННЯЯ ПЕРЕПИСКА //
// ДОСТУП ТОЛЬКО ДЛЯ АРХИТЕКТОРОВ //
От: Верховный Куратор М.К.
К: Региональным управителям
Тема: Меры по ускорению подготовки
Братья, события на Титане показали, что время работает против нас. Правительство начало охоту на наши храмы. Конвергенция близка, но мы недостаточно готовы.
Удвойте усилия по вербовке в силовых структурах — предлагайте повышенные ступени посвящения офицерам, обеспечивающим безопасность наших объектов. Создайте "кружки изучения" для чиновников среднего звена — пусть думают, что получают тайные знания.
Начните формирование групп быстрого реагирования из наиболее преданных адептов с боевым опытом Перенаправьте 30% средств из криофондов на закупку оборудования и обучение.
Особое внимание уделите:
-Инженерам систем жизнеобеспечения.
-Сотрудникам коммуникационных узлов
-Персоналу криохранилищ
Помните: каждый новый верующий в погонах стоит сотни простых адептов. Каждый чиновник в наших рядах открывает новые возможности.
Действуйте осторожно, но решительно. Отчеты — раз в 72 часа через зашифрованные каналы.
Во имя грядущего Единства,
В.К.
* * *
Джейкоб Даник смотрел в полумрак окна своего личного кабинета. Где-то вдалеке внизу простиралась светящаяся Филадельфия, город, где юнитология имела официальный статус. Фактический новый Ватикан или Мекка.
Храмовые шпили в форме закрученной спирали, роскошные кварталы для спонсоров, волны новообращённых. А в голове у него стояло только одно имя. Евгений Серов.
-Что за человек, — проговорил он вслух, перебирая в пальцах старинную ручку с выгравированной эмблемой церкви. -И откуда ты взялся, друг мой?
