Дамакон, выслушав предложение, суть которого была надёжно запрятана под многословным словоблудием, заулыбался. Никмадду нахмурился. Лицо царя приняло странное выражение, он скосил глаза на финикийца, и ответил весьма неопределённо, что мол, предложение интересное и его стоит обдумать. На том пока и разошлись.
— Мне все ясно, — заявил после переговоров Пнитагор, — у них тут раскол. Этот Дамакон, судя по всему, хочет избавиться от опеки египтян. И наверняка его многие в том поддерживают, а царь колеблется.
— Ты сегодня — сама прозорливость, Пнитагор! — саркастически хмыкнул Адар-Мелек и театрально закатил глаза.
Киприот обиженно поджал губы.
Для переговоров "о делах торговых", как было во всеуслышание объявлено, вне стен города поставили большой шатёр. Вскоре выяснилось, что торговаться, отвечать двусмысленно на прямой вопрос критяне умеют ничуть не хуже "пурпурных". Дамакон быстро запомнил эллинские слова "дорогой друг" и теперь вставлял их в каждую свою фразу, непрерывно улыбаясь. Говорил он очень цветисто, воздавал хвалу Александру, Филоте, все время кивал. Македоняне поняли, что эти кивки в равной степени означали, как "да", так и "нет". Царь вёл себя более сдержано и осторожно. Никмадду по большей части помалкивал, глядя на македонян исподлобья.
Филота чувствовал, что Дамакон хочет усидеть на двух стульях, а царь постепенно все больше продвигается назад к египетскому стулу, с которого, поначалу, уже почти сполз. Финикиец, видать, хлеб свой ел не зря, и когда критяне после очередного посещения переговорного шатра удалялись в свой город, быстро находил нужные слова, пресекающие царские метания.
Шаг вперёд, два назад. Архинаварх начал раздражаться и подумывать, что неплохо бы уже утяжелить доброе слово полновесным ядром для палинтона. Несколько машин сняли с кораблей и поставили на берегу "для починки". На одном из транспортов перевозили в разобранном виде огромный палинтон, способный метать камни весом в два таланта. Эту махину брали в поход на всякий случай, на корабле её было не развернуть, исключительно сухопутное орудие.
Для царя устроили показательную демонстрацию, разнеся в щепки великодушно пожертвованный им для сего действа сарай. Точно так же Филота играл мускулами перед ахейцами, вот только в отличие от них Дадаре, почему-то, не очень впечатлился.
Пнитагор, изо всех сил придавая своему голосу загадочность, рассказал, как долог путь из Египта. Он проходит мимо Кипра, где властвует великий царь Александр. До Родоса иным путём не добраться.
— Разве что пересечь море напрямик, но кто на такое отважится?
Услышав эти слова, Адар-Мелек не сдержал высокомерной ухмылки. Даже Дамакон как-то странно посмотрел на Никмадду, но ничего не возразил.
В брожениях вокруг да около предложения Филоты тягучим мёдом протянулись три дня, а на четвёртый случилось нечто, заставившее медленно ползущие события резко перейти в галоп.
В палатку Филоты зашёл Никанор в сопровождении нескольких воинов. В руках он держал... совиную тушку, пронзённую стрелой.
— Что это? — спросил архинаварх.
— Сова.
— Это я вижу. Вы что, с ума сошли, по совам стрелять? А если это сова Афины? Кто разрешил?
— Я приказал, — спокойно ответил Никанор, — вспомни, как передают сообщения египтяне.
— Тут же нет египтян.
— Ага. Совсем нет. А сова несла вот это.
Никанор протянул брату короткую трубочку, сделанную из толстого гусиного пера и с двух сторон запечатанную воском.
— Та-ак... — протянул Филота, — доставай.
Никанор осторожно, помогая себе деревянным стилом для письма, извлёк из трубки свёрнутую узкую полоску тонко выделанного папируса, покрытую египетскими письменами.
— Кто подстрелил сову? — спросил архинаварх.
Никанор молча вытолкнул вперёд одного из воинов, пришедших с ним.
— Молодец, получишь щедрую награду, — похвалил Филота.
Воин, просияв, поклонился.
— Ступайте. Никанор, останься.
Когда братья остались наедине, Филота спросил:
— Кто-нибудь у нас разбирает эти весёлые картинки?
— Вряд ли, — покачал головой Никанор, — я немного нахватался, но тут намалёвана какая-то бессмысленная хрень.
— Тайнопись, — кивнул Филота, — надо сохранить это послание, может быть, удастся прочитать.
— Но сейчас мы не сможем.
— Ну и что? Зато теперь совершенно очевидно, что египтяне держат руки на горле у Дедала.
— Может это не египтяне? Невелик секрет, использовать сов для передачи посланий.
— Только эллины с незапамятных времён разводили для этого голубей.
— В нынешней Элладе ещё не пользуются голубиной почтой, — не сдавался Никанор.
— Ты не можешь утверждать наверняка. Мы многое просто не успели увидеть.
— Может тогда не стоит связываться с Камиром? — осторожно спросил Никанор.
Филота долго не отвечал, задумчиво разглядывая папирус.
— Может быть... Но я думаю, что нам все же следует добиться от Дамакона некоторой ясности. В конце концов, критяне ведь не получили письмо.
Филота ошибся. Македоняне не знали, что для передачи особо важных сообщений сов выпускают парами, они несут одинаковые послания. Вторая сова достигла адресата. Дадаре Менес отреагировал на письмо немедленно — ворота Камира закрылись, а со стен македонянам прокричали пожелание убираться на все четыре стороны.
— Почтеннейший Менес! — крикнул снизу вверх Адар-Мелек, — ты говоришь обидно! Какая муха тебя укусила?
— Какая муха?! — вместо царя возмутился Никмадду, — злодеи, не делайте мне наивность на лице!
— Так, значит... — оскалился Филота.
— Я думаю, им рассказали о наших делах на Тере, — предположил Пнитагор.
— Кто рассказал? Другие критяне?
— Ну, больше некому.
Подбежал один из младших командиров.
— Архинаварх, поймали поджигателя!
Воины приволокли какого-то невзрачного человечка.
— Высекал огонь над горшком со смолой возле кораблей!
Несколько триер Филота приказал вытащить на берег для осмотра и ремонта. Поджигателя допросили с пристрастием. Будучи совершенно истерзанным, он рассказал, что действовал по приказу Никмадду.
— Откройте ворота! — орал Филота критянам, — иначе я сожгу город!
— Египтяне... — заикнулся было Никанор, но архинаварх не желал ничего слушать.
— Да насрать на египтян! Они за тридевять земель! Ты видел поблизости хотя бы одного?
Филота приказал стрелять поверх стен горшками со смолой. В городе загорелось несколько крыш. Критяне огрызались стрелами.
Ночью в лагерь пробрался Дамакон. Он пытался устроить переворот и скинуть Дедала, но не преуспел и сам еле унёс ноги.
— Сюда идёт флот Чёрной Земли. Это от черноногих Дадаре получил вести через Никмадду.
— Значит, Никмадду действительно служит египтянам? — спросил Никанор.
— Да, — ответил Дамакон. Теперь-то он мог не юлить и говорил прямо.
— Флот идёт с востока? — спросил Филота.
— Думаешь, это корабли Тутии? — предположил Пнитагор.
— А кто ещё может тут оказаться из раскрашенных? Тутии ближе всего.
— Тутии? — переспросил Дамакон, — не слышал о таком. Послание отправил Сиантеф.
— Кто это? — поинтересовался Пнитагор.
— Большой начальник. Правая рука царя черноногих.
— Сиантеф? — удивился Филота, — человека, про которого говорят, будто он правая рука фараона, зовут Ранефер...
— Херу-Си-Атет... — процедил Адар-Мелек.
Филота некоторое время молчал, потом выдавил из себя:
— Вот Керберово дерьмо... И как наши его просмотрели?
— Он идёт с Крита, почтеннейший, не с востока, — сказал Дамакон.
— Много у него кораблей? — спросил Пнитагор.
— Много. Он обещал помочь Дадаре.
Никанор присвистнул.
— Надо срочно послать за Неархом. Он ведь сам не догадается прийти сюда.
Пнитагор повернулся к Филоте и мрачно произнёс:
— С юга отмели и подводные камни, архинаварх. Египтянам придётся сделать крюк и подойти к Камиру с севера, как мы сюда пришли. Они отрежут нас от Неарха.
— Проклятье...
— Надо послать верхового, — сказал Никанор.
Большая часть конницы осталась с Неархом, но пару десятков лошадей Филота все же придержал для себя.
Гонца отправили немедленно. На следующее утро над стенами Камира появился густой чёрный дым. Он не тянулся в небо столбом, критяне выпускали его прерывистыми клубами.
— Сигнал подают, — процедил Пнитагор, — могли бы зеркалами, но вместо этого дымят. Стало быть, знают, что помощь подойдёт с севера и зеркалами солнце поймать трудно.
— Что они говорят, понимаешь? — спросил Филота Дамакона.
— Город осаждён. Просят помощи.
Прошёл час, а может два, и на горизонте блеснул яркий свет. Погас. Блеснул снова. Ещё и ещё.
— А вот и наши друзья... — прошипел Пнитагор.
— Что это за сигнал? — спросил архинаварх.
— Они помогут городу, — несколько неуверенно ответил Дамакон.
— Помогут... Готовиться к бою! — прогремел Филота, — все корабли, что на берегу — срочно на воду!
К счастью, такие можно было пересчитать по пальцам одной руки.
Борей донёс до македонян песню египетской трубы.
— Может сходить до разговора? — осторожно спросил Адар-Мелек.
— Лучше до ветру сходи, — ответил Пнитагор, — пока время есть.
— Так ведь трубят...
Ему не ответили, и финикиец вынужден был поспешить к лодке, которая доставила его на борт "Гнева Мелькарта".
Матросы, гребцы и воины, спешно возвращались на корабли. Переполненные лодки носились по гавани, как ошпаренные. Несколько палинтонов, снятых с кораблей, так и пришлось оставить на берегу, не было времени их ворочать.
Никанор торопливо считал корабли противника.
— Что, много? — раздражённо бросил Филота.
— Меньше, чем у нас. Семнадцать... нет, вот ещё два. Девятнадцать кораблей разного размера.
— У нас тридцать два, — спокойно сказал Филота, — справимся.
Он посмотрел в сторону Камира. Над городом в небо росли уже несколько дымных столбов.
— Что там у них горит? Мы же сейчас не стреляем.
— Это они показывают раскрашенным бабам, что мы их тут совсем убиваем. Спасайте, мол, — ответил Филота.
Беспорядочно скученные у берега македонские корабли разворачивались, выходили на глубину, выстраиваясь в боевой порядок. Казалось, едва ли не половина из них должна была столкнуться с другой половиной, но кормчие и проревсы, бранясь на чём свет стоит в медные рупоры, срывая глотки, демонстрировали столь высокое искусство, что не треснуло ни одно весло.
Египетский флот приближался.
— Ты посмотри, какие смелые, — удивлённо протянул Филота, — или просто дураки?
Никанор его уверенности не разделял.
— Вот ведь засада... — пробормотал он еле слышно, — побьют нас — худо, побьём мы — тоже худо. Александр оторвёт головы...
— Победителей не судят, — бросил Филота.
— Может все же вызвать их на переговоры?
— И убраться восвояси, поджав хвост? В очередной раз прогнуться перед ними? До каких пор? И нет за нами никакой вины перед Александром. Не мы начали эту драку.
— Так ведь тут по-всякому истолковать можно...
— Толковать будет тот, кто победит. И не побьют нас. Их меньше. И вообще, я думаю, они блефуют. Должен же там хоть один разумный человек быть. Двинем, как фаланга против фаланги, они не выдержат, остановятся. Тогда и драки не будет, и разговор пойдёт куда интереснее.
Никанор не нашёл, что ответить. Брат говорил разумно. Сухопутное сражение двух катящихся друг на друга "брёвен"[55] нередко заканчивалось, ещё не начавшись. У кого-то из противников при виде надвигающегося частокола копий отказывала выдержка, и он обращался в бегство. Но если у египтян найдётся достаточно хладнокровия, чтобы не испугаться превосходящих сил противника, придётся драться. В битве при Тире Никанор не участвовал, но видел её с берега и знал, что противник сей не прост, смертоносных хитростей у него припасено в достатке. Но и македоняне извлекли из того столкновения хороший урок. Увиденное в Тире, подстегнуло мысль Диада сотоварищи. За зиму мастера Александра подготовили и успешно испытали сразу несколько "подарков" для тех, кто в будущем попытается оспорить македонскую талассократию[56].
[55] Фаланга (греч.) — "бревно". [56] Талассократия — власть над морем, контроль морских пространств.
Медленно покачиваясь на низкой волне, "Трижды гигант Талос" двинулся вперёд, вспенивая воду вдоль бортов двумя сотнями своих рук. Остальные гексеры, пентеры и триеры последовали за ним, выстраиваясь в громадный клин.
Ранефер оторвался от сосудов синего стекла, в которые разглядывал густые клубы дыма над стенами Камира, и повернулся к сотнику Нахтра, стоявшему за спиной.
— Скажи, Коршун, как ты считаешь, может лев заставить стаю гиен отказаться от их добычи?
— Полагаю, этот вопрос не требует ответа. Думаешь, наши силы именно так соотносятся с силами македонян? — мрачно спросил сотник Хранителей, — я насчитал двадцать пять кораблей.
— Двадцать восемь, — ответил Ранефер, — вон туда посмотри, правее.
Нахтра взглянул в указанном направлении, кивнул.
— Думаю, и это ещё не все.
— Вот именно. К тому же, бывает, старые львы находят свою смерть в зубах гиен, не рассчитав своих сил.
— Уж не на почтенного Ранеба ли ты намекаешь, достойнейший? — прищурился сотник.
— Нет, что ты. Вовсе не учителя, живи он вечно, я имел в виду. Старый лев... Ну, просто к слову пришлось. Не выдумывал тайных смыслов.
— Они не ответили на песнь посланника. Не слышали? Не поняли?
— Или поняли, но пропустили мимо ушей, — сказал Ранефер.
— Сыграть её ещё раз?
Ипи некоторое время молчал, потом покосился на дым.
— Нет. Гиены уже вкусили крови. Просто так они добычу не отдадут. Льву остаётся одно. Прикажи флейтисту призвать Знаменосцев на "Мерит-Ра".
Нахтра кивнул. Меньше, чем через минуту замысловато пропела флейта. Её призыв подхватили на других ладьях, передали по цепочке. С кормы осадной ладьи "Пчела и Тростник" спустили большую лодку. На месабит и хеви-хенти, новых ударных ладьях, построенных с оглядкой на эллинские, лодки подвешивались на канатах по левому и правому борту, возле традиционных для кораблей Та-Кем кормовых оконечностей в форме цветков лотоса. Чтобы быстрее доставить на совет военачальников с кораблей, из-за небольших размеров не имеющих лодок, "Мерит-Ра" "поделилась" своими.
Эллины выстраивали строй в виде клина. Ипи на глаз прикинул расстояние до них. Не меньше пятой части итеру[57]. Время, да будет проклят демон Ка-У-Ка, сотворивший его, поджимает, но все ещё позволяет провести совещание.
[57] Около двух километров (итеру — 10.54 км).
Главнокомандующий Нимаатра, поднявшись на "Мерит", сразу перешёл к делу.
— Наш строй против клина не годится.
Ранефер согласно кивнул.
— Предлагаю пойти в охват. Пастью Себека, как Величайший при Мегиддо, только на море.
