Софии приглянулась новая шляпка в витрине магазина госпожи Неруларс, однако пришлось со вздохом отвернуться и пройти мимо. Как же мучительно делать вид, что многочисленные дамские соблазны оставляли ее совершенно равнодушной и стоически игнорировать искушения!
Оставались еще насущные нужды, которыми куда сложнее пренебречь: протекающая крыша сарая и прохудившееся постельное белье, провиант и прочие хозяйственные потребности. Разве можно отказать домовым в свежих сливках? Да еще Лея недавно намекала, что запасы компонентов для мыла почти иссякли...
А выхода нет. Теперь счет шел на дни, ведь госпожа Дарлассон недвусмысленно намекнула, что намерена уволить госпожу Чернову.
София выкинула из головы грустные мысли и наблюдала за предпраздничной суетой.
Вот гномка самозабвенно ругается с приказчиком, который норовит подсунуть ей ткань второго сорта вместо заказанной отличной материи... Вот мать (по виду служанка) пытается урезонить малыша, который с ревом требует купить леденец... Вот барышня в сопровождении двух джентльменов выбирает шляпку, перемеряв уже весь ассортимент лавки, а на лицах ее сопровождающих читается обреченное уныние — мужчинам определенно не терпится поскорее сбежать из царства дамских мелочей...
Вдруг какой-то торопыга-рабочий с тюком в руках грубо отпихнул малыша лет пяти (того самого, который просил конфету) с дороги и пробежал мимо, даже не извинившись. Мальчик тут же разревелся, точнее, с новой силой продолжил подвывать, требуя жалости и внимания.
Движимая порывом, София приблизилась к ребенку и протянула ему засахаренный апельсин, купленный для Леи, уговаривая не плакать.
Малыш доверчиво протянул руку и ухватил предложенную сладость, тут же позабыл о горьких слезах и лишь слегка всхлипывал.
— Отдай это госпоже! — отрывисто велела мать, а поскольку ребенок был резко против расставания с лакомством и вцепился в него изо всех сил, женщина стала выдирать апельсин, силой разжимая пальцы маленького бутуза.
— Но почему? — изумилась госпожа Чернова, когда мать, не обращая внимания на новый взрыв негодования малыша, протянула ей отвоеванный апельсин.
— Нам ничего не нужно от убийцы! — отрезала та.
Перед глазами у Софии потемнело, и она слегка покачнулась. Люди проходили мимо этой маленькой драмы, не обращая на нее никакого внимания. Гадалка нашла в себе силы забрать лакомство и пойти прочь...
Она слегка оправилась лишь на выходе из города, у сада госпожи Дарлассон. Пожалуй, госпожа Чернова бездумно прошла бы мимо, но почти столкнулась с господином Нергассоном, который как раз закрывал калитку.
Кузнец смущенно извинился и сбивчиво объяснил, что инспектор поручил ему выяснить, нет ли на замке в библиотеке следов взлома. Ничего подозрительного он не обнаружил, но госпожа Дарлассон — кстати, чрезвычайно любезная и милая дама — попросила его еще кое-что сделать, вот он и спешил...
Тут гном залился краской и смущенно замолчал.
София охотно приняла извинения и улыбнулась про себя. Кажется, барышне Варссон, невесте покойного господина Ларгуссона и заодно возлюбленной кузнеца, следовало начинать ревновать...
В Чернов-парке Софию встретила необыкновенно довольная Лея, которая порхала по дому и беспричинно улыбалась. Она беззлобно гоняла рыжую безобразницу-кошечку, которая норовила прокатиться на кухонных занавесках, лезла под ноги с истошным требованием вкусностей и устраивалась на столе у плиты. Недоверчиво изучив сей феномен (поскольку обыкновенно домовая была склонна скорее ворчать и воспитывать "нерадивую" хозяйку, нежели ей улыбаться), молодая женщина попыталась осторожно выведать причины столь благостного состояния духа домоправительницы, в ответ та пролепетала что-то о теплом солнышке, поющих птичках и всяких цветочках...
София встревожилась еще больше, ведь Лея никогда не одобряла увлечения цветоводством и полагала, что куда полезнее выращивать свеклу и картофель.
Поразмыслив, госпожа Чернова предоставила ее самой себе, поскольку та все едино не раскроет своих секретов. Молодая женщина пожала плечами, выбросила из головы загадочное поведение домовой и отправилась в кабинет.
Эту комнату господин Чернов полушутя именовал лабораторией, поскольку именно здесь его юная супруга всегда творила свои чайные смеси. Ровные ряды пузырьков с драгоценными эфирными маслами, банки с загадочными травами и непонятными жидкостями, витающий в кабинете благовонный дух и неизменный полумрак действительно напоминали обитель какого-нибудь древнего алхимика, поглощенного поисками философского камня.
Случись кому-то из знакомых Софии оказаться здесь, он бы еще долго трясся от суеверного страха, сдавленно ругаясь и рассказывая сущие ужасы. От благоухания бергамота и апельсина, мяты, смородины и земляники кружилась голова, а многочисленные травы и настойки несведущим показались бы загадочными ядами и декоктами. Разукрашенные рунами ящички, несомненно, таили какую-нибудь мерзость вроде сушеных летучих мышей... При всей обыденности гаданий и заклятий, лечение травами в Мидгарде было не в чести. Обыкновенно хозяйки знали и употребляли не более десятка простых растений, все остальное полагая излишним и, более того, вредным и опасным.
Словом, тайну этой комнаты в Чернов-парке оберегали свято, никому не позволяя хоть одним глазком взглянуть на нее. Даже в хорошие времена, когда в доме было довольно слуг, домовая убирала в кабинете хозяйки собственноручно, что порождало среди челяди немало слухов, зато было вполне безопасно.
София прикрыла за собою дверь, отдернула шторы (окна закрывали плотные гардины, призванные защитить составы от губительного солнечного света), и принялась бесцельно перебирать бутылочки с маслами. По правде говоря, у нее нынче не было необходимого в таких делах вдохновения, а жизнеощущение было изрядно подпорчено недавней неприятной сценой. Надо думать, добрые горожане давно определили для себя убийцу. Хотя открыто недовольство пока проявляли редко, благодаря авторитету господина Рельского и остаткам былого влияния самой госпожи Черновой, тем не менее с каждым днем все яснее становилась неприглядная правда: вскорости жизнь в Бивхейме сделается для Софии невыносимой.
Молодая женщина откупорила небольшой керамический сосуд и поморщилась, когда в нос ударил едкий запах. Она поспешно закрыла крышку, взглянула на этикетку и досадливо вздохнула. Зреть настою еще долго, пройдут долгие месяцы, пока испарится острый дух алкоголя, а вместо него останется свежее, с легкой мятной ноткой, благоухание молодых веточек черной смородины.
София обвела взглядом свои богатства. Вот ароматический экстракт земляники, который она так любила дегустировать холодной зимой, вот сладкая настойка стручков ванили бурбон, вот благородный вишневый блеск гибискуса, вот сушеный имбирь... Всем им предстоит стать компонентами самых изысканных чаев, которые будут благоухать и восхищать знатоков этого благородного напитка.
Молодая женщина осела в кресло у стола и опустила голову на руки. На сердце у нее было как никогда тягостно. Госпожа Чернова с детства интересовалась травами, и ее охотно обучила всем секретам домовая родителей, а кое-чем поделилась также матушка (родительнице Софии было не по вкусу это увлечение, но она в конце концов капитулировала перед объединенными силами мужа, его друга, кровно заинтересованного в получении новых сортов чая, а также упрямой дочери).
А вот старшая сестра Софии всегда полагала подобные опыты вредным баловством, и, несомненно, возбранила бы такое увлечение в своем доме. Странно, сколь несхожими могут быть дети, рожденные в одной семье. Ирина всегда строго следовала светским предписаниям и увлекалась лишь ловлей подходящих женихов. Поймав наконец блестящую добычу, она сосредоточила все свои помыслы на хозяйстве и детях. Надо думать, младшая сестра охотно порадовалась бы за нее, если бы старшая не взялась ее воспитывать и наставлять, принуждая оставить гадания и чаи, цветоводство и прочие "вредные" увлечения.
К счастью для Софии, вскорости она познакомилась с ныне покойным господином Черновым и сделалась его невестой.
Ее супруг, приятный молодой джентльмен двадцати семи лет от роду, служил офицером на корвете "Громовержец". В ранней юности он поступил на корабль мичманом, после сдал экзамены на чин и за каких-то семь лет дослужился до второго лейтенанта. После того он счел себя готовым к обзаведению семьей. Имение его было невелико и доходов с него не хватило бы на достойную жизнь для жены и детей, но вкупе с офицерским жалованьем давало достаточно средств.
София находила такую партию весьма удачной: приданого у нее было немного, да и ослепительной красотой она не блистала. Молодая женщина почтительно относилась к мужу, испытывала к нему привязанность и истинное супружеское уважение, всегда с радостью встречала его во время редких отпусков. Господин Чернов с удовлетворением видел, как расцвел Чернов-парк с появлением хозяйки и рад был проявлениям нежных чувств своей молодой супруги, поскольку искренне любил ее.
Софии удалось устроить свое счастье без жертв, на кои ее толкала старшая сестрица, а потому до сих пор молодая женщина вполне дружески общалась с родней, переписываясь два-три раза в год и отправляя непременные поздравления с праздниками.
К несчастью, теперь дело обстояло иначе. Госпоже Черновой следовало в ближайшее время отписать сестре, попросив приюта, и оставить в прошлом все неподобающие радости. Исключение составляло лишь гадание — занятие, на взгляд Ирины, не слишком приличное, зато почетное.
Так что ингредиенты придется оставить домовым, благо, испокон веков именно они ведали травами и чаями. При мысли о предстоящей разлуке с преданными Стеном и Леей молодой женщине делалось совсем безотрадно.
Госпожа Чернова со слезами на глазах покинула комнату, в которой провела столько приятных минут и где было собрано столько славных воспоминаний. Ей нередко доводилось укрываться здесь от чужих горестей, с которыми приходилось сталкиваться гадалке, от неуклонных правил приличия, от посторонних глаз и придирчивых оценок. Лишь тут да наедине с рунами она могла быть самой собою, со всей истовостью предаваясь любимому делу и наслаждаясь тихим счастьем.
Софии было горько и обидно. Невыносимо снова и снова терять то, что составляет суть твоей жизни, не обретая ничего взамен.
Что ж, зато Лея будет рада получить новые компоненты для своего драгоценного мыла, а быть может, станет наконец его продавать, что сулило со временем неплохие барыши, даже учитывая немалые налоги...
Молодая женщина через силу улыбнулась, с нежностью думая о преданных домовых, которые стали для нее родными, и направилась на кухню.
Глава 17.
Домовые чинно расположились за столом посреди белоснежной кухни. Перед ними стояли полные чашки и нетронутые сласти, но понурые супруги, казалось, вовсе позабыли, что собирались чаевничать. Подперев щеку рукой, Лея мрачно взирала на сверкающую чистотой плиту, а Стен сидел, опустив глаза, и мял в руках шляпу.
Эта сцена составляла такой контраст с недавним бесшабашным весельем домоправительницы, что София замерла на пороге.
— Что случилось? — встревожено воскликнула она.
— Ничего, — буркнула Лея, отводя глаза, пытаясь улыбнуться.
Госпожа Чернова вздохнула поглубже и принялась расспрашивать, пренебрегая нежеланием домовых отвечать на каверзные вопросы. Как выяснилось, Стен вернулся из города с пустыми руками, поскольку почтенный мясник решительно отказался снабжать провиантом подозрительную особу...
Услыхав это удручающее известие, София на несколько мгновений оцепенела от раздражения и досады, но вскорости ее обуяла та разновидность гнева, какой присуща поразительная ясность мыслей и готовность храбро сражаться даже с превосходящим противником.
— Сегодня же после чая загляну к господину Баруларсу. Уверена, он меня тогда выслушает! — заключила молодая женщина решительно.
В ее голубых глазах плескалось опасное пламя, а кулаки были крепко сжаты. Недавнюю печаль и растерянность как рукой сняло. Злость — лучшее средство от меланхолии!
Домовая тут же засуетилась и принялась кудахтать, напоминая хозяйке, что уже пора собираться в Эйвинд.
Поскольку траур накладывал свои ограничения, Софии не пришлось переодеваться сообразно предстоящему визиту, достаточно было лишь сменить шляпку и пощипать щеки для пущего румянца.
Молодая женщина безропотно принимала помощь хлопочущей домовой, которая подсовывала то огуречный лосьон, то флакончик духов, то принималась поправлять чепчик... Как будто снаряжала хозяйку на свидание, а не на чаепитие с подругой!
Впрочем, терпения Софии достало ненадолго. Отослав Лею, она сама принялась прихорашиваться, поймав себя на крамольной мысли, что нынче ей отчего-то вновь хотелось быть нарядной и казистой.
Должно быть, последний раз она задумывалась о своей наружности еще при жизни господина Чернова. Но жизнь продолжается даже после смерти близких и любимых, пусть даже под гнетом горя кажется иначе.
София сняла чепец и выпустила несколько прядок вокруг лица, как нравилось мужу. С такой прической она казалась совсем юной и свежей, и темные мрачные одежды странно смотрелись на ее по-девичьи тонкой фигуре. Молодая женщина вздохнула и решительно заколола кокетливые локоны — вдове не пристала столь легкомысленная куафюра!
Госпожа Чернова спустилась вниз, привычно проигнорировала неодобрительный взгляд домовой, которая отнюдь не придерживалась строгих взглядов хозяйки, и отправилась в Эйвинд.
Пешая прогулка подлатала расстроенные нервы молодой женщины, заставила ее позабыть о бедах и горестях. Она несказанно любила весну, ее свежесть и нежность, невесомое дуновение теплого ветерка и ласковые прикосновения солнца, ту особенную легкость, которая обуревает душу лишь в это время. Щеки Софии раскраснелись без всяких ухищрений, а глаза блестели от восторга. Имение Рельских было великолепно, и неизменно вызывало восхищение даже у куда более искушенных и придирчивых гостей. Сочетание живописных диких уголков и безукоризненно возделанных полей и ферм придавало имению неизъяснимую прелесть.
Эйвинд походил на письмо, написанное безупречно-ровным почерком на дорогой мелованной бумаге. И уже не столь важно, начертан ли велеречивый сонет или счет из лавки, — все одно таким посланием надлежит любоваться, касаться осторожно и бережно, опасаясь оставить следы неловких пальцев...
Слуга встретил госпожу Чернову чрезвычайно почтительно, проведя ее в небольшую гостиную, где уже ожидали господин Рельский и барышня Елизавета. Остальные сестры и матушка не соизволили присоединиться к ним (что, впрочем, было к лучшему, поскольку вдовая хозяйка дома была не слишком расположена к возможной невестке), поэтому чаепитие прошло в дружеской беседе и весьма приятно.
Горячий шоколад, особенно любимый Софией, которым ей редко доводилось лакомиться в силу дороговизны, а также свежайшие вафли с кленовым сиропом и творожный торт развеяли последние остатки дурных мыслей, и молодая женщина охотно смеялась шуткам и перебрасывалась с господином Рельским остроумными репликами, наслаждаясь его сдержанным одобрением.
