Старик

— Куля, ты калганом своим пошеруди малеха! Зачем ты сюда полез. В трупах завязнем, станем на месте и чего тогда? У меня вся повязка кровью напиталась. Они же в машину лезть будут на запах. Нас мертвяками по самую крышу мигом засыплет.

Куля ничего не сказал, только крепче сжал баранку джипа.

За окном бежала Москва новая и страшная, одновременно знакомая и незнакомая. Город смердел мертвечиной. Движение на улицах напоминало агонию. Редкие одиночные машины, военная техника, колонны разномастных автомобилей. На улицах уже не было прохожих, точнее не было живых прохожих. Мертвые бродили, стояли и лежали повсюду. Старик увидел, как механически бредущие манекены просто массой задавили двух бегущих женщин. Те сначала пытались сворачиваться от мертвецов, отталкивали их от себя, даже можно сказать, что вполне успешно. Потом на руке одной из них повис голый ребенок без кожи на лице. Вторая успела пробежать после этого не больше десяти метров. Ее за ногу схватила толстая женщина с объеденными до костей ногами.

Столица умирала в конвульсиях. Старик зажмурился, что бы не видеть этого кошмара. Он и хотел бы заплакать по уходящей из города жизни, но вот слез у него не было.

— Дед, а ты зачем портфель с собой взял? — поинтересовался у него Смуглянка.

— Так у меня там все, что от прежней жизни осталось.

Дед молча вытащил тонкую книгу большого формата — глянцевое подарочное издание о городе-курорте Сочи. Между толстых мелованных страниц лежали три фотографии. На первой старой черно-белой фотографии его за шею обнимали дочка и сноха, а вокруг цвели яблони. Сын стоял рядом и надевал мясо на шампуры. Все улыбались. Жена сына тогда уже беременная была. Все улыбались такими безмятежными радостными улыбками. На второй большой фотографии из фотосалона они и его ненаглядная Софьюшка держали друг друга за руки. На третьей фотографии была одна Соффьюшка, точнее только ее лицо. Она подпирала обеими руками голову и улыбалась легкой едва заметной улыбкой. Можно было сказать, что улыбается она только глазами. Он даже не помнил, когда сделали эту фотографию. Он нашел ее буквально на днях, когда клеил очередной альбом.

Смуглянка посмотрел на фотографии молча, кивая головой. Потом книга перекочевала обратно в портфель. Дед использовал книгу вместо папки и носил ее с собой в портфеле постоянно.

Проезжая под мостом, Куля свернул в сторону. Мертвяков под мостом было удивительно много.

— Какого хера....— начал было Смуглянка, но осекся, увидев, что пикап подъехал к короткому микроавтобусу, но крыше которого, стоял человек с видеокамерой.

Было не понятно, как Куля сумел заметить бедолагу на крыше автомобиля. Ведь его закрывал собой разбитый автобус. Куля практически вплотную притерся к белому микроавтобусу, зажав бортом четверых зомби. Противно затрещали кости. Старик не увидел, но стразу почувствовал, как парень с крыши микроавтобуса спрыгнул в кузов. Джип рванул с места, расталкивая и давя бредущие и стоящие трупы. Опять были глухие удары тел о кенгурятник и борта машины, хруст костей от ударов и хруст под колесами автомобиля. Почти все лобовое стекло было забрызгано кровью. Дворники размазывали грязную жижу по стеклу. Жидкость в бачке омывателя уже закончилась. Сзади большим кораблем плыл КАМАЗ. С улицы тянуло трупным смрадом, кровью и смертью.

Дальше ехали уже без остановок. Хотя Куля и попытался подобрать с дороги женщину с ребенком, но в последний момент отвернул от них со словами:

— Укушенные они.

Это был приговор.

Около МКАДа выезд из города был перегорожен бетонными блоками и бронированной военной техникой. На импровизированных вышках из тех же самых блоков стояли пулеметы. Огонь частых дульных вспышек был виден еще издалека. По шоссе перед блокпостом ездил оранжевый колесный трактор и отвалом убирал с дороги трупы, освобождая проезд. Прямо на крыше трактора в обычном кресле, примотанном тросом к крыше трактора, сидел боец, и периодически стреляли из автомата.

Их пропустили без задержки. За МКАДом они влились в поток машин, едущих от города. Остановившиеся из-за поломки или аварии, машины сталкивали на обочину военные. Вокруг некоторых из таких горе-машин кучковались зомби. Не хотелось думать, что водителей и пассажиров этих машин оставляли на произвол судьбы.

По встречным полосам шла военная техника и редкие автомобили. На заправках стояли очереди машин. Такие же очереди были около придорожных закусочных. Некоторые павильоны, дома и магазины, мимо которых они проезжали, вполне откровенно грабили, а некоторые пылали пожарами или были уже выгоревшими.

Старик видел из окна джипа, смерти, истерики, стычки. Все происходящее казалось неральным,искусственным и наигранным. Он опять смотрел через окно свой нескончаемый сериал. Думать и говорить не хотелось. В душе был страх. Он боялся того, что происходит. Он боялся будущего. Так не должно быть.

Старик как-то слышал фразу: 'устал от жизни и хочет спокойной смерти'. Тогда он просто удивился и задумался над этими словами, а сейчас он понимал какая это несусветная глупость. Даже в его возрасте и с его болячками, даже не смотря на то, что он безразличен как своей дочери, так и остальным родственникам, он хотел жить. Пусть плохо, пуст трудно, но жить, не смотря ни на что.

Вскоре мелькание картинок за окном замедлилось. Они свернули с шоссе после большого фанерного щита: 'Накопительный пункт — 300 метров'.

Глава 10 Огонь

Огонь разгорался медленно и со вкусом. Сначала маленький и озорной он рос, стремительно набирая силу и разбегаясь вширь. Огонь похлопал пузырьками вскипающей солярки, вслед уходящим людям, подавшим ему жизнь. Он в блаженном предвкушении облизывал куски деревянной мебели и одежду мертвых людей, с упоением вгрызался сладкие топливные брикеты. Ему хотелось жрать.

Подобно пружине колоссального механизма он разворачивался и распрямлялся. Скрытая мощь рвалась наружу. Он готовился к броску, но в самом начале его отбросило назад как цепного пса, рванувшегося на встречу желанной свободе. Хотя его осадила не цепь и не тугой ошейник. Огонь задыхался. Разрастаясь, он выжрал почти весь кислород в вестибюле и жадно всасывал в себя малейшие сквозняки, долетающие с лестницы. Убежать из душного лобби он не мог, в лифтовом холе не было еды. Он бесновался, он сатанел, он выблевывал клубы черного густого дыма, который зловонной массой лениво ворочался под потолком, скорчиваясь в жгуты и безобразные кучи. Рваные облака полного сажи дыма нашли выход и потекли жаркой волной вверх по лестничной клетке.

Огонь одержал победу. Он трескучим жаром разрушил стекла окон в вестибюле подъезда. Они лопнули, не выдержав его горячего напора. Огонь вдохнул живительного свежего воздуха и торжествующе заревел бешеным слоном. Яркая вспышка бушующего пламени вышвырнула прочь на лестницу ленивую блевотину черного дыма. Перегретый воздух погнал непроницаемые жирные клубы все дальше и дальше вверх по ступеням и перилам. Обжигающий смертоносный поток, достиг верхней площадки и вошел в открытую дверь квартиры Петрова.

В это самое время Кызя сидел в проеме распахнутой двери той самой квартиры. Морф восстанавливался медленно. Повреждения были не таким уж и значительными, но больше всего досталось как раз самым нежным и уязвимым местам. Зрение возвращалось очень тяжело. Но в отсутствии зрения Кызя стал ощущать окружающее пространство. Если поначалу он ощущал только волны живого тепла, то сейчас он ощущал окружающие предметы и обстановку вообще. Пожалуй, со временем он сможет обойтись и без этих нежных глазок, как и погибший маленький морф.

Со слухом была вообще беда. Порванные в клочья барабанные перепонки срастались неправильно. Ушные раковины заполнились мутным киселем бурой слизи. Кызя опять накачивал свой организм кислородом, сосредоточенно раздувая и сжимая легкие. Питаемые кислородом, клетки работали намного быстрее. Неприкосновенный запас морфа неумолимо таял, тратя драгоценные питательные вещества на досадные ранения. Он уже начал ощущать тень крадущегося к нему голода.

Пришедшая снизу вонючая волна дыма с мутными перьями черной копоти обдала его жгучим теплом. Это было приятно. Клетки потянули в себя живительное тепло. Становилось жарко, а черные перья сменились мрачными тучами.

Тут клетки запаниковали, ядовитый дым вгрызался в нежные клеточные мембраны, ломая привычный ритм обмена веществ. Организму это было не так страшно. Следовало просто прекратить дышать, а вот мозг категорически запротестовал против новой отравы, подавая сигналы паники. Кызя шагнув внутрь коридора и, мгновенно, запрыгнул на балюстраду окружающего балкон холла на уровне второго этажа квартиры. Повиснув передними лапами на перилах, он чуть не выдернул их вместе с балясинами. Вторым гигантским прыжком морф выбил большой полупрозрачный стеклянный купол в потолке высоченного холла. Кызя оказался на крыше.

В свое время Петрова так восхитило отсутствие перекрытия второго уровня его квартиры сразу у входа. Большой холл монументально уходил стенами вверх прямо до самой крыши, прикрывшись от непогоды стильной шапкой стеклянного купола. Это архитектурное излишество и было изюминкой квартиры Петрова. Совсем не террасы и зимний сад, не сауна с бассейном, а именно этот холл, который дарил ни с чем несравнимое ощущение свободы. Свободное легкое пространство над головой сразу при входе в квартиру стягивало с него весь груз накопленных за день проблем. Он купался в этом просторе. Валентине он строго настрого запретил покупать мебель в холл. Несколько ниш в стенах он превратил в шкафы для одежды и обуви. Единственное послабление, которое он допустил, это два маленьких ротанговых диванчика вдоль стен. Ажурные и легкие они не крали объем и воздушность удивительного холла.

Кызя рванулся подальше от непонятного жаркого дыма. Он чувствовал его опасность. Похоже, что Кызя встретил еще более сильного соперника, с которым ничего не мог сделать.

Поток горячего дыма наконец нашел выход. Он с облегчением вырвался над крышей элитного дома сквози выбитый морфом купол и взвился в небо умирающего города. Мгновенно возникла мощная доменная тяга по всему подъезду. Разность давлений жадно затягивала в подъезд воздух с улицы и нетерпеливо выплевывала черный смрадный дым над крышей из дырявого купола. Огонь страстно накинулся на еду. Это походило на мощный огненный выхлоп или взрыв внутри вестибюля. Оранжево красные облака огня поплыли по потолку во все сторону.

Огонь рвался по вентиляции, технологическим каналам, техническим проходам, полостям и мелким щелям. Красно-оранжевый океан клубов раскаленных паров солярки парил под потолком. Огонь забивался в любые щели и дыры. Просачиваясь в каждую трещинку. Инфернальная суть погребального костра требовала новых жертв. Огню хотелось крови. Пылающие трупы уже не удовлетворяли его. Неправда что тело человека на семьдесят процентов состоит из воды. Какая же там вода, если человек пылает как факел? Только пеной пузырится кипящий жир и трещат кости.

Огонь распространялся олимпийским темпами. Ведь в целях повышения рентабельности были проигнорированы ненужные противопожарные правила, придуманные занудными пожарными для вымогательства денег с честных предпринимателей. В построенном здании просто отсутствовали нелепые противопожарные преграды, горизонтальные защитные диафрагмы, дорогие антиприреновые пропитки и покрытия, хотя они и были предусмотренные проектом. Взяточник пожарный инспектор, подстегиваемый коррумпированным начальником, закрыл глаза на очень многое.

Огонь просачивался во все стороны. Жрал, якобы негорючую, проводку. С удовольствием грыз деревянные бруски, оказавшиеся неведомом образом на месте металлических каркасов. Негорючая пластмасса текла зелеными соплями вниз и щедро делилась с окружающим воздухом парами синильной кислоты. Весело пылал белый пенополистирол, который в простонародье называют пенопластом. По всем сертификатам пенопласт был негорючий или самозатухающий, но на практике он полыхал как порох, выделяя боевое отравляющее вещество — стирол. В свое время пенополистирол изготовили из некачественного китайского гранулята на самом дешевом оборудовании трудолюбивые узбеки на одном из полуразвалившихся предприятий в подмосковной Балашихе. Хозяева армяне не особо утруждали себя введением противопожарных добавок и пропиток в изготовляемую продукцию.

Отрава текла по всем этажам, готовясь убить все живое. Вспомни дорогой читатель пожар 2006 года в сбербанке славного города Владивостока. Тогда погибло более полутора сотен человек.

Пожар, выжигая все по пути, уверено бежал вверх по подъезду. Немногие оставшиеся люди искали спасения из дыма и огня. Они в панике метались, не разбирая дороги. Эвакуационные лестницы, устроенные в нише между лоджиями соседних квартир, были заставлены хламом, люки заварены в целях защиты от воров. Сама же лестничная клетка была сплошняком затянута густым и нестерпимо горячим дымом, монументально поднимавшимся к выходу на крыше. Огонь уверенно карабкался вверх, охотясь за людьми. Он лез по каналам с коммуникациями, протискивался по коробам вентиляции, перепрыгивал с балкона на балкон. Пожар с наслаждением поглощал горючий хлам и, так любимую нашими соотечественниками, деревянную обшивку лоджий и балконов.

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

* * *

Вера уже третий день ждала мужа. Она сидела в квартире с двумя маленькими детишками и ждала своего Русланчика. Ее любовь, надежду и опору. Руслан работал одним из топ-менеджеров крупной строительной компании. Вера работала дома женой и мамочкой. Она планировала бюджет расходов, не покладая рук трудилась над их семейным гнездышком, руководила няней и домработницей, а в некоторых случаях помыкала отряженным под ее начало персональным водителем Руслана — балагуристым дядей Мишей. Окончив с отличием Московскую юридическую академию, она поступила в аспирантуру и вышла замуж. После рождения первого малыша Вера отодвинула на четвертый план научную карьеру и погрузилась в домашние хлопоты. Она души не чаяла в своем малютке и всегда говорила о нем во множественном числе: 'Мы покушали', 'У нас зубки режутся', 'А мы вчера слово 'папа' сказали почти правильно'. Она любила играть с малышом, гулять с ним по парку, ходить в гости к таким же мамочкам как она. Вера, конечно, планировала выйти на работу, но потом родилась дочка. О карьере пришлось забыть еще на три года.

Вера не считала себя квочкой и старалась не обабиться. Ей так хотелось всегда быть любимой и желанной для мужа. Вера следила за собой, никогда не позволяла себе появляться на улице без лёгкого макияжа, а мужа встречала всегда нарядной и ухоженной. Она так гордилась своим мужем. Неизбалованный жизнью, Руслан приехал из глубинки и покорил столицу только благодаря своим способностям, по крайней мере, она всегда так считала. Он не мог подвести ее и малышей. Он обязательно за ними приедет, он самый надежный и самый лучший. Ведь он так любит их. И это совершенно неважно, что по телефону не отвечает ни он, ни его друзья, ни его коллеги, а также никто не поднимает трубки на всех телефонах громадного офиса в Глинищевском переулке в самом центре Москвы. Он должен, он придет, они их спасет, она верит.