После недолгого размышления я поведала Сибил обо всем, что произошло со мной: о частых походах к Китчестеру, о моей "влюбленности" в замок, о знакомстве с мистером Лемуэлом и его рассказах, о своей привязанности к нему и тревоге, которая не давала мне покоя в эти дни. Она молча слушала меня, напряженно склонившись и перебирая узкие стебельки травы.
Начав говорить, я уже не смогла бы остановиться, если бы не боялась дойти до излишних подробностей, неосторожно упомянув о Дамьяне. Я не осмеливалась пересказывать о нем, так как едва ли успешно скрыла бы от Сибил свое волнение. Даже самой себе я не могла откровенно признаться, какие чувства испытываю к нему. Я уверяла себя, что в основе моего интереса к нему лежит лишь девичья восторженность от лестного внимания к моей обыкновенной персоне.
Разговор этот немного успокоил меня. Я избавилась от тяготившего меня секрета, а в лице Сибил обрела собеседницу, готовую поддержать меня. Естественно, она задавала мне вопросы. Но мои ответы были так сбивчивы, что едва ли она понимала меня.
— Теперь ты знаешь, почему я схожу с ума! — воскликнула я. — Может быть, старик давно умер из-за болезни.
— Но ты и впрямь не можешь пойти к ним без приглашения, даже если цель оправдывает такой поступок. Кроме того, ты уже несколько лет живешь в Гаден-Роуз, и твой дед не выразил никакого желания встретиться с тобой.
— И это печальная истина! — усмехнулась я.
— Будет верх неприличия, если ты придешь туда, где тебе не рады, — она замялась, испугавшись, что ее слова разбередят больную рану. Но я кивнула, соглашаясь с ней.
— А знаешь, ведь мы можем узнать о твоем знакомом! — вдруг сказала она радостно.
— Я уже перебрала все способы! Я не могу идти в замок. И ты тоже.
— А нам и не надо идти. Пойдет Рэй!
— Рэй?! — переспросила я и удивилась, как же я сама не догадалась о нем.
— Я уговорю его побывать в Китчестере. Ты опишешь ему старичка, а он отправится к Билу Стоуну. Уж Бил то должен знать такого приметного, по твоим словам, человека.
— Ты права! Ох, Сибил, как же я рада, что ты выпытала из меня все секреты!
С меня словно гора с плеч свалилась. Я расцеловала Сибил и предложила сегодня же встретиться с Рэем. Надо только склонить тетушку совершить вечерний променад в другой конец деревни и нанести визит Готлибам под благовидным предлогом починки каких-нибудь испорченных ножей или железных садовых инструментов.
Но нужно еще закончить работу в саду, подготовив его к приезду маркизы Грэдфил, которая, возможно, почтит наш скромный домик своим присутствием и получит эстетическое наслаждение от созерцания ухоженных клумб. Вспомнив, что долгожданный приезд наступит уже завтра, я с удвоенной энергией принялась рыться в земле и выдергивать сорняки, злясь на острые комья, больно впивавшиеся в колени.
Сибил же опять отправилась в Оурунсби, где шла активная подготовка к встрече гостьи. И миссис Тернер привлекла к работе всех, включая и свою дочь. По словам Сибил, когда она уходила оттуда, Летти собиралась протирать фарфоровые вазы, и битый час до этого тщетно жаловалась на несправедливую долю.
На прощание, когда Сибил скрылась за узорчатой калиткой, я окликнула ее и весело сказала:
— И вовсе ты не пышечка. Ты просто расцвела и похорошела. Так что можешь смело есть свои любимые земляничные вафли!
Сибил покачала головой и лукаво ответила:
— Роби, это чистейший вздор! Я осталась такой же, как была, и ни на йоту не изменилась.
Но сама она прекрасно понимала, что это не так. Все, кто знал ее, с радостью отмечали положительные изменения в девушке и старались выказать ей свое расположение.
Особенно усердствовал в этом деле майор Коулби из троицы "утиных старичков", являвшийся в последнее время самым верным и преданным поклонником Сибил. Во время наших редких прогулок, мы не раз заставали майора и его неизменных спутников у утиного пруда, где проходили их собрания. Дружная троица, восседавшая на шаткой скамейке и горячо рассуждавшая о прелести ревматизма и романтике шпионских вылазок, при нашем появлении замолкала и, чтобы не показаться невежливыми, нам приходилось перебрасываться с ними парой фраз о погоде. Перед тем как распрощаться, мы каждый раз имели удовольствие испытывать на себе изысканную галантность майора. Его чары, не утратившие с годами свою неотразимость, должны были не только доставить нам приятное и выставить майора истинным джентльменом в наших глазах, но и пленить нежное сердце моей дорогой подруги.
Обычно к концу разговора красное морщинистое лицо майора приобретало выражение крайней умильности. Со свойственной ему пылкостью он начинал ежеминутно вскидывать руку к левой груди и тоскливо вздыхать, пеняя на щемящее, страждущее сердце. Затем старик с заискивающим поклоном поднимался со скамьи и, протянув руки в безмолвном призыве, делал скромный шаг в сторону Сибил. После чего действие переходило в торжественные расшаркивания, длившиеся порядочно долгое время. Наконец, застыв в глубочайшем поклоне над нежной ручкой объекта своего томления, майор приступал к прощальной тираде
— И где же вы, прекрасная мисс Рид, скрывались все это время? — выводил он елейным голосом. — Смею сказать вам, что вы чрезвычайно осчастливили нас, внезапно озарив своим благодатным присутствием однообразие нашего скудного времяпрепровождения. В волнении от моей нескромной дерзости, за что заранее прошу глубочайшего извинения, осмелюсь сравнить вашу очаровательную красоту с великолепием нежной розы, благоухающей изысканными ароматами. Только ее роскошные лепестки, составляющие столь совершенный в своем изяществе и простоте бутон, достойны олицетворять вашу ангельскую прелесть. И позвольте сообщить вам, что мы получили высочайшее удовольствие от вашего необыкновенно приятного во всех отношениях общества и льстим себя надеждой, что в скорейшем времени вы снизойдете до того, чтобы вновь украсить своим присутствием наше скромное собрание.
Тут он неожиданно вспоминал обо мне (или о нас, если с нами была Виолетта) и рассыпался в извинениях, что за брильянтовым сиянием неотразимых глаз мисс Рид не заметил ее не менее очаровательной спутницы.
— И вас, конечно же, любезная мисс Сноу, мы всенепременно рады видеть. Ваши чары не оставят равнодушными многих представителей мужского пола.
— И на том спасибо, вседражайший майор Коулби! — благосклонно отвечала я, состряпав приторно-жеманную мину. — Рада, что я, по крайней мере, не благоухаю изысканными ароматами, а привлекаю внимание только своими чарами.
Оценив искусность майора Коулби во владении словом, мы спешили покинуть утиный пруд, чтобы ненароком не нарваться на еще какую-нибудь демонстрацию достоинств этого всесторонне развитого старого джентльмена, охваченного пылким чувством. Хотя встречи с "утиными старичками" неоднократно заканчивались подобным образом, но каждый раз в моменты бегства мы были сражены наповал подобным рвением в проявлении учтивости к моей подруге.
И все-таки немалая доля правды в его цветистых комплиментах была. Сибил действительно похорошела. Пропала угрюмая неразговорчивая девочка и вместо нее появилась нежная, чуткая, уверенная в себе девушка, с огромным запасом добра в сердце. Теперь глаза ее лучились, на щеках играл восхитительный румянец, и она сделалась "очень даже премиленькой", как выразилась Виолетта, вынужденная признать, что ее подруга значительно преобразилась.
— Думается мне, что всем этим превращениям мы обязаны ее кузнецу.
Сказала она однажды, когда выдалась свободная минутка между примерками, и Летти забежала к нам поболтать. Мы вдвоем поднялись наверх и закрылись в комнате, оставив в гостиной старушку Финифет, недовольную тем, что ей не удалось поучаствовать в нашей беседе и непременно наставить нас уму-разуму. С безмолвным укором Фини провожала нас взглядом, когда мы поднимались, и, казалось, что даже вязальные спицы в ее руках начали ворчливо отстукивать, сетуя на наши непутевые головы и баловство.
— Фини сейчас тяжело. Тетушка и Сибил практически весь день у вас в Оурунсби и ей некого поучить и не с кем поспорить, — заметила я, усаживаясь в кресло. Летти же забралась на кровать и устроилась по-турецки, сильно задрав платье и оголив стройные ноги. Я тот час же пожалела, что оставила Финифет внизу. Она, не считаясь с приличиями, тут же научила бы Виолетту правилам поведения юной леди на людях. И если бы хорошей затрещины оказалась не достаточно для понимания некоторых нюансов, то, не сомневаюсь, Фини применила бы и более действенное средство, от которого ее ученица вообще длительное время не смогла бы сидеть.
Но Виоллета не замечая моего недовольного взгляда, продолжала обсуждать Сибил:
— Ждет не дождется, когда этот чурбан решится сделать ей предложение. Как там его зовут: Бил... Том... Джон... А вспомнила — Сигизмунд! Хотя, нет...
Я немного отвыкла от колкостей и беззастенчивых издевок, которыми Виоллета неустанно награждала Сибил.
— Ах, представляешь, я тоже забыла имена твоих воздыхателей! — тут же выдала я, всплеснув руками. — Сколько их у тебя было? Помню только твоего "само совершенство" кузена Стивена, а еще виконта Хьюлиза, это который "лакомый кусочек"... И, конечно же, учитель танцев! О, какой был мужчина! А как же его звали то...
— Ну, хорошо, хорошо! — раздраженно согласилась Виолетта, и после короткой паузы обиженно добавила. — И почему ты всегда на ее стороне? Ты только и делаешь, что смеешься надо мной и всячески принижаешь. Ее отец был моряком! А все моряки — это чернь и сбежавшие преступники. Уже по этой причине мы не должны были допускать ее в свой круг. В конце концов, она нам никто, и мы не обязаны принимать ее близко к сердцу.
— Значит, вот как ты думаешь о своей подруге?
Видимо, услыхав угрожающие нотки в моем голосе, Летти пошла на попятную.
— Ты же знаешь, я этого ей никогда не скажу! Я всегда была рада нашей дружбе.
Ее кислый вид и не наигранное огорчение немного смягчили меня, но я прекрасно понимала, что Летти не хочет рисковать нашей с ней дружбой.
— Представь, — ответила я ей, — что о тебе, дочери всего лишь пятого сына графа, живущей в захолустье и не имеющей за душой ни гроша, думает единственная дочь герцога Эддингтона, наследница всех его огромных богатств, чей муж станет обладателем несчетного числа титулов. Не думаю, что во время сезона ты будешь хоть как-то конкурировать с ней, как бы страшна и глупа она ни была. Ты лишь букашка, недостойная находиться в ее кругу.
В этот раз Виолетта сердито взглянула на меня и ее губы искривились, словно она вот-вот потеряет над собой контроль. Но она упрямо фыркнула и схватила лежавшую сзади подушку, начав сердито наминать ее. Мне подумалось, что на месте подушки она представляет меня.
— Я не дура, и знаю, что мое положение не так высоко, как бы мне хотелось! Но мы должны считаться с определенными правилами и не поднимать всяких простолюдинов до нашего уровня, дав им понять, что мы можем быть равны.
— С каких пор ты решила считаться с правилами? — мне было тяжело слушать рассуждения Виолетты и оставаться спокойной. — Я очень ценю нашу дружбу, и не хотела бы из-за расхождения взглядов терять ее...
— И я тоже, Найти!
— Но я не могу быть равнодушной, когда ты не во что не ставишь Сибил! Она мне близка, так же как и ты. Мы уже не дети, чтобы говорить необдуманно, и не отвечать за свои слова.
— Давай не будем создавать друг другу мигрень! — раздраженно воскликнула Летти. — Опять эти проповеди! Что бы я ни сделала, что бы ни сказала, ты непременно поднимаешь шум. Тебе все не по вкусу! Почему ты всегда стараешься испортить мне настроение?
— А почему ты до сих пор ведешь себя как капризный ребенок!
— Зато ты у нас всегда была взрослая, и твоей серьезности с лихвой хватало на нас двоих.
Виолетта легкомысленно засмеялась, из чего я поняла, что этот спор ей надоел, и она хочет поскорее завершить его. Но тем не менее она не оставила презрительного тона, когда продолжила говорить о Сибил и Рэе. Наш разговор лишь подтвердил мои подозрения, что за всем ее показным презрением и насмешками скрывалась жгучая зависть.
— Фи, тоже мне поклонник! — Летти сморщила нос, словно ей неприятно само воспоминание о Рэе. — У него не лицо, а один сплошной угль. А руки! Ты видела его руки! Да он такими лопатами запросто прибьет, когда обниматься полезет!
— Попробуй целый день молотом постучать — и твои белоснежные ручки станут не менее привлекательными.
— Из-за своего скудоумия он и двух слов связать не может. Разве он расскажет женщине о ее несравненной красоте и совершенстве!
— Рэй не из тех, кто чешет языком по пустякам. И вообще, если женщина сама без чьей либо помощи не может понять, что она красива, значит она не так уж и совершенна, а, скорее всего, глупа или слепа.
— Твоя манера мыслить, несомненно, приведет тебя к печальному финалу старой девы, — съязвила Летти. — Ни один мужчина не одобрит твоих возмутительных высказываний.
— Если ум — это прерогатива старой девы, то я буду рада стремиться к подобному финалу. Возможность свободно высказывать разумные мысли, даже будучи старой девой, намного достойнее, чем всю оставшуюся жизнь разыгрывать глупую дурочку в угоду мизерным умственным способностям мужа.
— Я всегда считала тебя немного странной, Найтингейл!
Летти жалостливо посмотрела на меня, словно разглядела во мне пропащего человека. Но уже в следующий момент она, по своему обыкновению, перескочила на другую мысль:
— Тебя не печалит то невероятное обстоятельство, что самая невзрачная из нас получает первый приз. Это несправедливо! Из нас троих — я первая должна выйти замуж!
— А почему это меня должно печалить? Наоборот, я радуюсь тому, что Сибил встретила достойного человека и любима им. А участвовать в борьбе за первый приз и при этом чувствовать себя лошадью на скачках меня как-то не прельщает.
— Матушка говорит, что это счастливое событие случится не скоро, — заметила она, обдумав мои слова и решив, что лучше всего пропустить их мимо ушей. — А наши сороки про них уже всласть растрещались! Не удивлюсь, если начнут болтать об их бегстве в Гретна-Грин. Кстати, здесь последними, кто совершил этот скандальный побег, были твои родители. И для них все закончилось не так уж радужно!
Трудно было ожидать, что у Виолетты со временем появится хоть капелька деликатности, которой она всегда была полностью лишена. Напротив, ее бесцеремонность возросла и временами становилась крайне неприличной, направленной на то, чтобы ранить человека.
— Тебе незачем лишний раз напоминать мне об этом! — сказала я резко.
Она опустила глаза.
— Ах, ну да, прости! А Сиб тебе ничего не говорила?
— Нет. Она полностью поглощена твоим гардеробом.
— Вот уж не полностью! Там же нечего делать! — возмутилась Летти. — Всего то несколько новых платьев. И скажу честно, она не слишком усердна! Я постоянно замечаю за ней неряшливые швы с грубыми стежками. То, что я ее подруга, еще не значит, что можно халтурить!
