Ощущая явный эффект дежа вю, Китами пошла за нырнувшим за угол Джонни и принялась подниматься по ступенькам служебной лестницы. Точно так же, как вчера в академии он вел ее на крышу школы. Только в этот раз они не спасались от гнева ее охранников, а прокрадывались на рок-оперу, представление, которое должно было начаться с минуты на минуту.
Когда Джонни принялся возиться с замком на двери черного хода, она, все еще не веря, спросила:
— Ты что, решил незаконно вломиться на представление?
— А как же, — ответил он, и замок, пиликнув, открылся. — На концерты я хожу без билета. Осенью, зимой хожу, весной и летом. Я же железнокарточный. Денег мало, и рожей не вышел.
Дзюнко неожиданно показалась крайне забавной идея тайком пролезть на рок-оперу. Возможно, в ней заговорила любившая нарушить законы и правила школьная ведьма. Возможно, это просто была юношеская любовь к хулиганству и бесшабашная склонность к риску. А может быть, все дело заключалось в парне, столь экстравагантно развлекавшем спутницу. Как ни странно, устроенная им извинительная прогулка пришлась девушке по душе. Даже та часть, в которой он нагло сказал, что Китами ему нравится. Тогда она не ответила, окатив бедолагу взглядом, способным заморозить Гольфстрим.
А сейчас они поднимались по лестнице, чтобы с самого верха, возможно, мстительно поплевывая на головы сидящим на балконе, посмотреть представление, стоившее больших денег как устроителям, так и зрителям. Посмотреть бесплатно и наедине.
— Вот оно, — Джонни, остановившийся перед сокрытым в темноте служебным ходом, снова извлек из кармана отмычку. Повозившись с замком, он осторожно приоткрыл дверь и заглянул внутрь. — Горизонт чистый.
И, открыв дверь во всю ширь, он посторонился.
— Проходи.
Дзюнко шагнула через порог и оказалась на балконе. Точнее, на обрыве. Небольшой пятачок метров в двадцать шириной не был огорожен ничем и обрывался узорчатым краем, выходившим прямиком в зрительный зал. Похоже, они вышли на крышу балкона. Под ногами сидели зрители, законно оплатившие вход. Сидели на сиденьях, которых у Джонни с Китами не было. Зато у двух зайцев была скопившаяся в углах пыль и мягкая безлампочная темнота.
Обзор получался хороший: их пятачок лишь чуть-чуть уступал балкону в этом плане. Звук был чуть хуже, что донесли до девушки заигравшие в динамиках музыканты. Электрогитара звучала чересчур гулко. Но в целом место оказалось весьма приемлемым. Вот только сесть бы еще.
А Джонни уже стаскивал с себя куртку и расстилал ее на полу.
— Извини, виброкресла нет.
На секунду Дзюнко замялась. Почему-то стало неудобно. Жесть едва знакомого парня показался до ужаса старомодным. Что-то такое было про плащи в грязь... С чего вдруг он так стелется?
Однако в девушке почти сразу возобладала смесь прежней вседозволенной уверенности с приязнью. Уверенность говорила, что, раз дают, надо брать. А приятность просто радовалась галантному жесту. И Дзюнко осторожно опустилась на расстеленную куртку, зорко следя, чтобы при этом юбка не открыла шаловливому глазу ничего лишнего.
Шаловливый глаз, как, впрочем, и его сосед по лицу, и не думал смотреть на лишнее. Сняв очки и подвесив их на ворот футболки, Джонни, ничтоже сумняшеся, уселся в пыль рядом с ней и устремил взгляд на сцену.
— У тебя аллергии на пыль нет, кстати? — спросил он, едва не касаясь Дзюнко плечом.
— Нет, — ответила та. Непонятно было, что делать дальше. А раз непонятно, что решение получалось простое: всего лишь смотреть.
И Дзюнко сосредоточилась на сцене, уже мерцавшей разноцветными огнями.
— Прольешь колу — душу выну! — голосом цезаря, обращающегося к легионеру, сказала Эрика и резко развернулась, взметнув в воздух свои длинные каштановые волосы. Безнадежно раздавленный доминирующим взглядом Учики Отоко молча взял с прилавка два литровых стакана. Эрики и Инори. Сам он употреблять напитки и еду в зале привычки не имел. Хотя сейчас они собирались и не в кино, а на живое выступление. Рок-опера начиналась через десять минут.
Если быть откровенным с самим собой, Учики до сих пор в душе удивлялся, как ловко Инори провернула дело с поручением Ахремова. Она словно бульдозером снесла агрессивные укрепления странной девчонки и сходу убедила ту пойти с ними сегодня. Похоже, только такому ходячему солнышку подобное было под силу. И еще зачем-то его с собой потащила. Нет, конечно, пойти куда-то с Кимико было не то, что приятно — почти блаженство! Только вот наличие Эрики сводило на нет любое удовольствие.
Сегодня после занятий в академии Кимико, едва только Отоко сменил форменный наряд на простую гражданскую одежду, прибежала к ним с Маки в комнату. Парой секунд ранее надевший рубашку юноша восхвалил всех богов за собственную расторопность — не очень хотелось бы предстать перед Инори без штанов. Флегматичный Маки, оторвавшись от наладонника, с помощью которого смотрел какое-то аниме, коротко поздоровался. После чего, воткнув в уши наушники, сосед вновь уставился в экран и предоставил Наследников самих себе.
Судорожно застегивая пуговицы, Учики смотрел на девушку и с трудом удерживал рефлекторные слюни восхищения. Все же неистребима в женщине тяга стать еще красивее, чем сделала ее природа. И у Кимико, в отличие от иных своих сестер по самоусовершенствованию, быть красивой получалось отлично.
С первой же стипендии, выплачиваемой приезжим, девушка обновила гардероб. И сейчас на ней было одно из новых платьев, не очень по сезону, открывающее трогательные чистые плечи и аккуратную шею, но от груди закрывающее тело весьма целомудренно. Умело добавленные к светлой, похожей на молоко со сливками, ткани крупноватые рюши смотрелись очень к месту. Платье прямым текстом говорило, что выход в свет каждый день не случается. Распущенные и тщательно причесанные волосы падали на открытые плечи чарующим черным водопадом. Умело нанесенная неброская косметика дополняла картину, едва не свалившую впечатлительного Учики на пол. Скромно цокнув каблучками белых туфелек, Инори смущенно сказала:
— Надеюсь, я не переборщила...
— Э... — выдал свою коронную фразу Отоко. — Н-нет...
Юноша героически поборол собственные глаза, так и норовившие скользнуть к едва прикрытым платьем коленям Инори, и принялся яростно терзать непослушные пуговицы. Как оказалось, его решение надеть свежую черную рубашку с широким воротом создало хороший контраст с облачением Инори. Выпустив ее из любимых черных же джинсов, глянувший в зеркало Отоко с ужасом понял, что сейчас смотрелся вполне типичным юным плейбоем. Разве что у тех волосы не такие лохматые.
Маки снова на миг оторвался от наладонника и, поправляя очки, произнес:
— Метросексуально.
Сразу уподобившийся цветом лица пожарной машине Учики поспешил вывести Инори в прихожую бокса, где поспешно натянул запасную пару обуви. После чего молодые люди в крайнем смущении покинули общежитие.
К счастью для робкого Учики, в метро на них не глазели. По Меркури, как выяснилось, разгуливали и куда более весело смотрящиеся личности. На входе в вагон их с Инори чуть не столкнул на пути бледнолицый мужчина в рваном сером плаще, под которым бряцала утыканная булавками футболка. Неизвестный панк даже не извинился, только скользнул по воздушно-легкому платью Кимико непонятным взглядом и был таков. А они поехали.
По пути до нужной станции Инори, по доброй традиции, пыталась завязать беседу, а Учики, по не менее доброй традиции, позволил ей превратить диалог в монолог. Все-таки никогда он не был силен в светских беседах, особенно с девушками. Особенно с такими красивыми. Особенно с такими, в которых был влюблен. Бедолага пугался лишний раз взглянуть в ее сторону, что уж говорить о языке.
На выходе со станции метро они встретили Канзаки, женщину-Крестоносца, помогавшую спасти их в Токио. Так, как выяснилось, жила неподалеку. Совсем взрослой и красивой женщины Учики и вовсе застеснялся, уподобившись бревнышку, таскаемому несчастной Кимико. Со старой знакомой они, впрочем, быстро расстались, направившись к театральному центру.
Рядом с самим центром, похожим на большой темный куб с застекленным нижним этажом, ютилось небольшое кафе с незатейливым названием "Рассвет". Сюда, очевидно, было приятно заглянуть, провожая девушку после очередного представления. О таком прицеле заведения недвусмысленно говорили мягкие, какие-то до крайности интимные и романтичные тона интерьера. И, конечно, обилие уютных кабинетов с перегородками, очень похожих на японские приватные кабинки в клубах двусмысленной направленности. Учики прочувствовал момент, когда они с Инори переступили порог кафе.
В интимной полутьме их уже ждало чудовище. Оно носило голубые джинсы, украшенные модными потертостями, черный топ под тонкой белой курточкой и черные солнечные очки. Совсем как у Ватанабэ. Чудовище стояло, прислонившись к стене, очевидно, не решаясь усесться в один из кабинетиков, и притопывало ногой в ботинке на толстой подошве. Длинные каштановые волосы стекали по плечу, подвязанные хвостиком. Эрика в гражданском оказалась сурово неформальна.
Услышав, как открылась входная дверь, девушка поспешно обернулась и поверх очков посмотрела на вошедших. Физиономия ее сразу приняла несколько растерянное выражение.
— Ого, — вместо приветствия сказала Эрика. — Нет, я, конечно, все понимаю... Но... Хе... Слово "опера", кажется, сбило тебя с толку, Ким.
Учики, первым разглядевший облик их спутницы, сперва ощутил удар шпалой по голове фамильярным обращением "Ким", а затем — удар рельсом под дых от осознания того факта, что они с Инори все-таки вырядились совершеннейшими клоунами. На фоне потертых джинсов и пролетарского топа украшенное рюшами платье и попахивающая мажорством рубашка навыпуск смотрелись странно, если не сказать — смешно. Нет, Отоко мог понять собственную неловкость в выборе наряда — он никогда не был культурным животным, не бегал по клубам и свиданиям. Но Инори-то с чего вдруг оделась так роскошно? Она же девушка, должна понимать, что и когда... И когда это Эрика начала звать ее "Ким"?!
— Ну... — невольно краснея, Инори повела открытыми плечами. — Так вышло. Хотелось нарядиться...
— И получилось, не спорю, — отстранившись от стены, Эрика сложила руки рамочкой и, прищурив один глаз, принялась разглядывать собеседницу. — Тебе в таком виде только на бал. Хорошо выглядишь.
— Спасибо, — Инори покраснела сильнее. — Я ведь в первый раз на новом месте выхожу... ну, в свет, понимаешь?
— Да, тебе самая дорога в светские дамы, — хихикнула Эрика и одернула полы курточки. — А я вот по-простому. Не люблю платья.
— И зря, — тут же цокнула каблучками Кимико, оказавшись рядом и легонько тронув девушку за плечо. — Когда ты была в форме, юбка тебе очень шла. Наверняка подошло бы и платье.
— Я его не носила с тех пор, как... — начала было Эрика, но вдруг осеклась. А в следующий миг палящий подобно сброшенной с неба горючей смеси взгляд ткнул Учики под сердце. — Кстати, о птичках... О юбках, то есть... Готова поспорить, это вот этот тип тебя подбил вырядиться.
Успевший уже почувствовать себя неприметным фикусом, Учики от неожиданного внимания зябко поежился. Казалось, новая знакомая задалась целью умертвить его, но только без помощи рук, ног и предметов окружающей обстановки. И, если честно, еще пара таких взглядов вполне могла начать сказываться на общем состоянии здоровья несчастного юноши. Как минимум, неприязненные синие жала могли образовать на нем дырку.
— Вовсе нет, — Инори заложила руки за спину, отчего совершенно уподобилась девушке с картинки из какого-нибудь журнала. — Самой в голову пришло. А Чики-кун, кстати, хорошо выглядит.
— Гламурный подонок, — отвернувшись от обсуждаемого, бросила краткий вердикт Эрика. — Ладно, в общем, надо есть. Я голодная.
— Ой, я тоже! — оживилась Кимико. — Сегодня же занятия шли дольше обычного.
— Ага.
Эрика первой двинулась к одному из отгороженных кабинетов, приглашающе махнув рукой. За ширмой расположился широкий стол с удобным сплошным диваном вместо стульев, огибавшим стол полукольцом. Эрика моментально скользнула по правую сторону, Инори последовала за ней. Чуть помедлив, Учики присел слева.
Услужливый официант принес меню, они сделали заказ. А дальше началось время испытания стойкости духа. Отоко сидел, молчал, слушал обильный поток разговоров двух недавно познакомившихся девушек, стараясь выглядеть не слишком навострившим уши. На его счастье, лишь изредка Инори пыталась втянуть юношу в разговор, но ее почти сразу уводила в сторону Эрика. Сама же Эрика ограничивалась болезненно-суровыми взглядами и короткими репликами: "А и черт с ним", или "Да чего он знает". Ее откровенно негативный настрой по отношению к нему казался каким-то ожесточенно показным.
А действительно... Эта самая Эрика либо откровенно ненавидела Учики за что-то, либо была слегка не в себе. Он не мог логически вывести причины столь грубого с собой обращения, даже несмотря на то, что терпел его по привычке. Да, он случайно порвал ей юбку тогда, в автобусе. Но это разве повод? Хотя... Кто знает? Учики ведь никогда не был знатоком женской души. Может быть, порванная форменная юбка — это повод сделать человека лютым врагом.
И еще она тогда сказала, что он дурак, потому что не донес на нее за избиение. Ну, не то чтобы избиение, но сотрясение вполне могло бы случиться в тот раз... Тем, что промолчал, он заслужил еще больший ее гнев. Почему?
Учики тайком глянул на новую знакомую. Так как раз доедала булочку, с полунабитым ртом неприлично разглагольствуя о различиях японской и европейской моды. На эту тему они с Кимико перешли сразу после обсуждения собственных нарядов. Говорила в основном Эрика, Инори же всем своим видом выражала внимание, кивала, поддакивала и привычно лучилась дружелюбием. Как автомат.
Почему-то он поймал себя на столь странной мысли. Инори — и вдруг автомат? Механизм? Надо же... А ведь именно это он заметил и понял тогда, в столовой. Только Эрика помешала додумать. Ворвавшийся в их с Кимико жизнь вихрь снес выстроенную им конструкцию размышления. Была же она такова: Инори вела себя неестественно. Она была слишком добра, слишком позитивна, слишком... солнечна. Так не бывает. Особенно после того, что им вдвоем довелось пережить. Ни разу за все время Кимико не показала, что ей тяжело или хотя бы невесело. И это было неестественно.
Вот странное дело. Эрика вела себе неестественно, потому что была чересчур мрачна и зла с ним. Инори вела себя неестественно, потому что была мила и добра со всеми вокруг. Может, на самом деле, это он ненормальный? Сидит как чурбан. Молчит. Пытается анализировать девушек, которых мало знает и в которых совершенно не разбирается. Так, скорее всего, они ведут себя вполне нормально, а он — действительно дурак.
Под шумовой фон двух девичьих голосов, начавших монументальный диалог о современных звездах кино и музыки, юноша катал в голове эти мысли. Беседа обещала стать монументальной, и следовало бы нанять стенографиста, чтобы получилось нечто вроде диалогов Платона. Так что Учики раздумывал совершенно покойно, благо, редкие попытки привлечь его к разговору сошли на нет.
