Вышивальщица и топор Ларны

— Хол не трус, — повторил недоросль.

— Тише!

— Хола уважает великий Шром? — мелкий выр еще раз уточнил главное.

— Очень уважает. Тише! Шром велел молчать, когда мы в засаде.

Хол не отозвался. Раз велено молчать — он исполнит, дело нетрудное. Малек улыбнулся, радуясь временной тишине. Погладил панцирь приятеля, такой тонкий, что под ним всегда ощущается тепло живого тела. И стал осторожно спускаться по веткам, поглядывая вниз. Вот и Ларна. Протянул руки, чуть шевельнул ладонью: прыгай, можно. Малек вздохнул, еще раз оглядел ветки внизу — и отпустил руки, падая в темноту. Поймали на растянутую ткань, мягко и уверенно. Подхватили, молча уволокли в овраг, под прикрытие заранее приготовленных пологов. Хорошо у Ларны поставлено дело: люди надежные, работают без окриков и неразберихи, как единое целое. Укутали в плащ, сунули в руки теплый настой трав. Хола, и того не забыли: угостили сберегаемым для него рыбьим жиром, смешанным с толчеными ракушками. Так велел Шрон, сам подобрал состав, чтобы малыш рос и его панцирь креп.

— Шром меня уважает! — гордо пискнул выр.

— Знаем, достойный ар, — пророкотал басом помощник Ларны. — И тоже уважаем.

Ларна уселся рядом, молча впился в Малька взглядом, ожидая отчета. В подобные ночи мальчик слегка опасался смотреть прямо в глаза своего капитана. Так близко всплывало к поверхности то страшное и холодное, что сокрыто в этом человеке... Он обучен убивать, и он перенял науку эту, как никто иной. Он не ремесленник, а мастер... Не зря по трактирам имя Ларны поминают шепотом, как сказку. Страшную,но и притягательную тоже. Выродер Ларна, гроза берега и отмелей. А теперь еще и страшный сон шааров, жирующих в Ласме и ворующих на землях рода ар-Бахта.

— Особняк самый что ни есть обычный, — начал Малек. — В два уровня. Комнаты шаара на втором, сам он дома и спит. План мы с Холом нарисовали точный, в исходном были ошибки тут и здесь. Стражи у них выставлены так, вот так, и тут еще караулы на страфах. Пергаменты лежали в большом зале, как всегда в последние месяцы, заранее облитые маслом и готовые к поджогу. Хол их перепрятал сюда. Смена стражи будет перед рассветом. Страфы не породистые, обучения плохого. Иглометы есть у внешних караулов, яда я в помещениях стражи не заметил. И по запаху, дядька Ларна, нет намека. Прочее тут нарисовано.

— Ловок ты стал, — похвалил Ларна, изучая точный, тонко выполненный рисунок. — В два дня полный отчет по здешним делам. Отдыхай, утром разбужу — пойдем заново особняк смотреть, при свете дня. Бедняга Сорг! Как шаара сменим, опять навалится толпа жалобщиков на нашего брата выра. Как же, людишкам только дай почуять слабину, тут же поднимут шум.

— Дядька, да кто при тебе-то жаловаться станет? — Зевнул Малек. — Люди тебя боятся. И выры тебя слегка опасаются. У тебя взгляд стальной, так и язвит... насмерть.

— Не моя вина, что многие уродились на свет мокроштанными гнильцами, — огрызнулся Ларна. — Что ты воспитываешь меня? Какой уж есть... Мало в мире тех, кого я уважаю. Шром с родней, ты да вот еще Хол, пожалуй.

— Хол не трус! — восторженно пискнул выр.

— А люди твои, дядька?

— Не суй нос в разрез клешни, не то без носа останешься, — прищурился Ларна. — Всех коли ценить — до рассвета не доживешь. Мои люди знают страх и ценят деньги. Может, и кроме того есть малость прочего. Но свою спину без панциря я могу доверить тем, кого назвал. Спи.

Малек и не пытался дольше спорить. Похожий на обморок отдых уже уволок в свои глубины. Последние три месяца сны не приходили, не успевали проникнуть в утомленное сознание. Жизнь сделалась плотна и интересна, но трудна до изнеможения. Шром учил нырять: это важно при проникновении в чужие замки. Шрон требовал освоить чтение, да еще на двух языках — людей и выров. Ларна наставлял в опознании ядов, скрытности и основах боя. Хол верещал, шипел, щипался своими ничтожными клешнями — и требовал учить его...

А еще было три чужих библиотеки — две в замках и большая сборная в городской крепости — где удалось снять копии с двух десятков книг. Стало привычкой и сменное наблюдение за берегом: выродеры повадились травить союзников рода ар-Бахта. Недавно и новое дело прибавилось, когда с ближними библиотеками удалось закончить. Шрон велел провести полную проверку дел шааров, подвластных роду. Старик не без причин полагал: воруют, а, кроме того, не одному своему хозяину служат, но и кланда поддерживают, его подсылов привечают, с его стола кушают и его умом живут.

В ухо зашипел Хол. Малек попытался заползти глубже под плащ, сердито сопя и отмахиваясь. Не дали спать ни мгновения, а ведь Ларна обещал! В щели плаща мелькнуло светлое небо, серо-розовое, как тело Хола. Утро? Провалился в сон и сам того не заметил.

— Не отдохнул, — хмуро заключил Ларна. Он стоял над Мальком в полном доспехе, ждал пробуждения и не торопил. — Все, кончено. Отсылаю вас обоих к Шрону. Иначе ты станешь невидимкой: прозрачный весь, в чем душа держится... Умаяли мы тебя делами.

— Я отдохнул, — язык не желал слушаться, заплетался.

— Хол силен, Хол не трус, — бодро сообщил неугомонный выр, юркнув на плечо. — Клешни есть!

Каждое утро он говорил это. Показывал свои клешни в тайной надежде, что они за ночь стали гораздо крупнее. Малек ритуал соблюдал, подносил к розовому зачатку живого оружия раскрытую ладонь. По ней Хол вымерял размер клешни. И радовался. Ему всякий раз чудилась прибавка, пусть на единый волос — но прибавка. Ларна вгляделся, плотнее прижал клешню к ладони.

— Вот теперь и я вижу, — серьезно сказал он. — На ширину мизинца рост есть. Хорошая смесь — рыбий жир с ракушками. Дед Шрон дурного не посоветует. Ну-ка, Хол, дай я тебя на руках взвешу. Вырос! Ты определенно вырос.

Недомерок запищал от восторга: он знал, что Ларна не лжет даже ради похвалы. Сбежал обратно на плечо Малька. Приготовился, высоко выдвинув стебли глаз.

— Хорошее время. Люди сонные, да. Караул ушел, страфы устали, да. Можно выступать.

Часто повторять "да", особенно в конце фразы, Хол выучился, само собой, у Шрома, которому подражал во всем. Малек зевнул, плотнее подтянул пояс и зашагал по густой мокрой траве. Еще недавно, в начале весны, он был рабом и сидел под бортом на галере, ожидая побоев и не надеясь на сытный обед. Теперь носит сапоги из наилучшей непромокаемой кожи. Его куртка добротна, а на поясе висит нож приличной длины. Странно порой меняется все — в один день. Оглянешься, попробуешь понять — и голова закружится...

Из подлеска впереди метнулись тени, страфы заклокотали и стихли: люди Ларны сняли ближний караул. Чуть дальше и в стороне хрустнула ветка. Там второй караул, нанесенный на план глазастым Холом. Вот и третий убран: есть условный знак. Ларна шел, не таясь, но мягкие его сапоги привычно не давали и малого шума. Бывший выродер чуть щурился, пряча веселье. Он еще месяц назад признался: сковырнуть шаара гораздо интереснее, чем отравить выра. И счет к шаару иной, и прелесть работы — она в её блеске и точности.

— Знак? — азартно пискнул Хол.

— Рано, — усмехнулся в усы Ларна.

Усы он себе отрастил замечательные. Бороду сбрил, волосы на голове обрезал короче некуда — а усы сохранил, сплел в две длинные косицы и украсил золотыми знаками рода ар-Бахта, подтверждая своё согласие быть рядом со Шромом "теперь и всегда, пока дышится", так он сам это определил. Выры на усатого выродера смотрели косо, но повода упрекнуть Ларну в бесчестии не могли найти. С прошлым ведь покончено, так сказал сам Шром, давший слово за друга.

— Знак! — жалобно повторил Хол.

— Малыш, не суетись, спешка недостойна больших дел, — буркнул Ларна.

Бережно снял чехол с двуручного топора. Особняк уже рисовался на фоне темных деревьев двумя рядами белых колонн, удерживающих свод затененного двора — тень угодна вырам. Особняк приближался с каждым шагом. Справа и слева одновременно подали сигналы: ближние караулы сняты. Ларна погладил усы и щелкнул ногтем по лезвию топора. Подлинная сталь, драгоценная и варимая лишь мастерами двух кузниц, южной, что в землях ар-Лимов, и ближней северной, загудела уверенно, ровно. Пальцы приласкали клеймо рода ар-Рафт на обухе.

— Ну, знак же... — обиделся Хол.

— Еще немного терпения.

— Так хочется ударить хвостом, — пожаловался Хол в ухо Мальку. — Он опять не даст, да.

— Бей, не жди, — шепнул Малек.

Хол пискнул от восторга и заполз выше на плечо, подобрался, напружинился и щелкнул хвостом. Получилось слабо и неумело, Ларна, собравшийся было отругать выра, смолчал: такой знак никого не разбудит, пусть недомерок порадуется. Кому следует, знак приняли: от лощины подтянулось подкрепление: два взрослых выра из числа стражей замка. Оба важно качнули клешнями, отмечая готовность к делу.

Ларна шагнул под свод колонн, неся топор наотлет, в левой руке. У каждого своя забава. Малышу надо хлопнуть хвостом. А ему — проверить прочность двери, окованной бронзой и укрепленной заклепками. Пальцы перехватили топорище, подбросили и поймали удобно, в двуручный захват — и сразу повели на замах. Бронза проушин загудела обижено, виновато. Не сберегла хозяйских секретов, не сохранила покой дома... Гул пополз по стенам, гул отдался оханьем в утреннем тумане.

— Ларна! — взвизгнул чей-то сонный голос далеко, в недрах дома. — Это же Ларна!

— Узнали, — не без удовольствия усмехнулся бывший выродер. — А то в дом лезть, не постучавшись...

Выры уже лезли. Прямо по стенам, сразу на второй ярус, через балкон и окно — в спальню шаара. Шума прибавилось, тонкий женский визг смешался с воем перепуганного хозяина особняка, заголосили слуги, сонные страфы в стойлах заклокотали, топот босых ног и хлопанье дверей добавились к переполоху. Ларна уже шагал по лестнице, поигрывая топором и позвякивая обухом по мрамору перил. Один из выров грохотал в большом зале, выбрасывая во двор емкости с маслом. Второй несся вниз по ступеням и волок шаара, как тряпку.

— Доставлен, брэми, — отчитался страж. — Дышит. Говорить может.

— Вот и ладно, — ласково улыбнулся Ларна. — Может — значит, будет. Эй, рыбий корм, тебе в какой срок было велено явиться на отчет к ару Шрону? Не икай, я не считаю икоту за ответ. Не успел ты прикрыть свои дела, да концы попрятать? Не успел. Зажирел, успокоился. Спесью да золотом оброс, как днище корабля — ракушечником. А мы почистим. В сарай его. Глаз с пленного не спускать. Пусть сидит да думает, что следует сказать хозяину.

— О милости великой молю... — всхлипнул толстый мужчина, прижатый к полу клешней выра.

— Вопросы мои знаешь? — прищурился Ларна, нехотя убирая топор. — Про людей кланда думай перво-наперво. Про выродеров, коих кормили на твоем дворе, тоже думай, все мелочи припоминай. И не запамятуй про яды. Сегодня это желаю знать. Сам скажешь, по доброй воле — вечером я уеду. Тогда воровство твое будет судить ар Сорг. Не скажешь, что я велел... знаешь, я буду только рад. Зачем отрывать от дел столь занятого выра?

Стальные глаза северянина, как показалось Мальку, вырезали сердце у шаара, трясущегося в припадке животного ужаса. Вырезали, нашли ущербным и продолжили свою пытку, скользя по телу и одним взглядом причиняя боль.

— Всё скажу! — всхлипнул шаар.

— Ладно уж, говори, — поморщился Ларна. — Всё и запишут. Займитесь.

— Он трус! — пискнул Хол, теряя к рыхлому человеку всякий интерес. — Гнилец.

Малек усмехнулся, ощущая, как снова копится в теле усталость, неизбытая в коротком сне-обмороке. Захотелось домой. В родной замок, где нет гнили и где даже Ларна делается иной. Не пугает людишек, не играет напоказ топором... Смотрит с палубы галеры в море, отчего глаза у него делаются добрее, вбирают синеву и радость солнечного соленого ветра.

Издали донеся тихий пристук подклювного бубенчика. Такие носят все курьерские страфы из стойл службы ар-Бахта, да и иные выры используют подобный способ обозначить срочность дела гонца. Само собой, первым звук разобрал Хол. У него слух подстать зрению: получше, чем у многих неущербных. Выр затоптался на плече, сунулся к самому уху. Малек устало подумал: и правда, выр подрос. Сделалось тяжело его держать, а прежде был легок и слаб, как сухая чешуя. Не прокалывал куртку лапами, не рвал в азарте.

— Курьер, — пискнул Хол. — С побережья, да! Срочный, двойной бубенчик.

Малек отвернулся от постыдно унижающегося вора-шаара, и побежал по ступеням вниз. Губы невольно дрогнули в улыбке. Что бы ни сообщил гонец, эта весть вызовет домой, значит, она хороша и к пользе. Там Шром, там все, по кому душа давно тоскует.

Курьера Малек помнил. Парнишка всего-то на два года самого его старше, тощий и ловкий. Ларна, умеющий с первого взгляда выбирать нужных людей, мигом приметил юношу на сборном дворе одного из первых шааров, изведавших прелесть ночной проверки своего воровства. Теперь парня и узнать-то сложно. Приосанился, справил новую куртку, волосы отмыл до глянцевой черноты. Вьющиеся они, оказывается. Кто бы мог предположить, глядя на того заморыша, свернувшегося в углу отведенного рабам сарая?

— Привет, Малек, — без лишних "аров" и "брэми" улыбнулся курьер, спрыгивая на плитки двора и успокаивая страфов — и своего, и заводного, с пустым седлом. — Срочно ждут вас всех в замке. Особенно тебя. Письмо вот. На словах велено сказать: нашлось полезное в книгах. И еще ар Шром добавил: пусть спешит, парус на горизонте вот-вот явится. Велел взять второго страфа, сказал, что его воспитаннику по силам ехать побежью на курьерском ворном, а медленне никак не поспеть. Ар-Рафты идут. — Курьер нахмурился. — Не знаю, к добру ли весть.

— Хол не трус, — привычно сообщил выр, и его глаза вытянулись на стеблях, восторженно изучая огромность породистого страфа, вороного, подпорченного лишь парой белых перьев в крыльях. — Мы едем.

Страф с некоторым недоумением изучил нового седока, но лапы исправно подогнул. Выр зашипел и засвистел, переходя на родной язык и радуясь в полную силу. Высоко, удобно, всю округу видать... Ларна махнул с порога, отпуская и желая удачи. Курьер прошелся по двору, пару раз повел плечами, хоть так давая себе передышку после дальнего заезда. Снова устроился в седле, поправил закинутый за спину игломет. В краях, подвластных ар-Бахта, теперь спокойно. Уже месяц нет по перелескам и каменным теснинам лихих людишек. Откочевали с побережья подалее, во внутренние земли, снялись с привычных мест, напуганные скорыми судами Ларны и его наемников. Попритихли, даже золото кланда, желающего знать о делах в Ласме, берут с оглядкой. Днем можно ездить и без оружия, и без сопровождения. Бабы в деревнях завели новую привычку, а того вернее, возродили старую: ходят в гости на посиделки. А почему не ходить-то? Ар показал себя достойным хозяином земель. Рабские загоны в портах пустуют, не желает род ар-Бахта торговать людьми. Пересудов это дает немало: а ну, как кланд вовсе люто озлится, ведь законом тант не просто разрешен, но и обязателен для некоторых рабов! Но кланд далече, а Ларна, страх трактирный, бессонница шаарова — вот он, весь тут... Со старым топором и новыми повадками заправского усача.