Герой Империи

— Реструктуризация тела — первый трюк, которому я научился, когда обрел себя, — произнес Арнольд с довольной ухмылкой. — Я не умер, когда вошел плотью в Царство Стихий, и вы думаете, что это убьет меня?

Убийцы не удостоили его ответом — вскинув руки, они вновь попытались воззвать к силам ветра земли и огня. Но Амальрик оказался быстрее их — яркая вспышка и пустые доспехи с грохотом посыпались на землю.

"Поторопился", — подумал Маг, взглянув на то, что осталось от его врагов. — "Нужно было оставить в живых хотя бы одного из них".

Впрочем, огонек сожаления быстро угас. В конце концов, в этой стране было полно секретных организаций и тайных обществ, на которых он мог случайно наткнуться. У него будет заняться ими, когда он достигнет своей цели.

"Проклятие!" — вместе с осознанием пришло чувство вины — он слишком увлекся своими страстями, забыл о том, ради чего все это было устроено.

Он сделал глубокий вдох, сжал кулаки, и огляделся по сторонам. Он был в трущобах, судя по возвышавшимся вдалеке башням Наисвятейшего Оплота в левой части города. Пожаров отсюда заметно не было, но ветер доносил до него запах гари. Если прислушаться, можно было услышать вдалеке звон мечей и грохот взрывающихся заклятий.

"Значит, еще не все потеряно", — успокоил он себя. — "Время еще е..."

"БЕРЕГИСЬ!"

Кому принадлежали эти слова? Шестому чувству, которое, якобы, предупреждает людей об опасности? Судьбе, стремившейся защитить своего избранника? Арнольд сам не верил в это, но на какое-то мгновение ему показалось, что он слышит Лилит.

В любом случае, неожиданная мысль (голос?) спасла ему жизнь. Повинуясь не разуму, но инстинкту, он повалился ничком на землю, одновременно окружая свое тело мощнейшим защитным барьером, на который он был способен, и лишь это позволило ему уцелеть, когда волна золотого света пронеслась над тем местом, на котором он только что стоял.

Сила атаки была чудовищной: прямое попадание не оставило бы от него и воспоминаний. Его барьер не выдержал даже удара по касательной — заставив его распасться, золотой луч практически не потерял в силе, и понесся дальше, разрушая все на своем пути — столбы, деревья, дома, пока не ударился в реку. До нее было не меньше мили, но даже на таком расстоянии Арнольд услышал гул удара, а через мгновение почувствовал, как горячие капли падают на спину.

"Что это было?" — страха не было, лишь одно безмерное удивление. — "Как я мог не заметить подобной силы?!"

Заклинания убийц хитро сливались с естественным фоном столичной магии, и потому им удалось застать его врасплох, но удар подобной силы не мог пройти мимо его астрального чутья... Если только он не был нанесен из более глубоких слоев колдовского мира чем те, которые были ему доступны.

"Не может быть! Неужели Ведьма сумела полностью возродиться раньше меня?!" — возникла паническая мысль, но затем ее сменило еще более пугающее осознание того, что природа едва не уничтожившей его магии и силы его старой противницы отличались как земля и небо.

Безжалостное ощущение собственной уязвимости впилось в него своими зубами, и забыв обо всем, Арнольд подскочил, пытаясь подняться, и в этот же момент ему в лицо ударил жар, а в глаза — нестерпимое сияние.

— Удивлен, предатель? — услышал он металлический смех. — Настал час возмездия!

Его глаза приспособились к яркости, и он увидел перед собой несуразную фигуру, лишь отдаленно похожую на человека. Она была облачена в доспехи и вооружена мечом — обычно те были черными, но сейчас ярко сияли золотым пламенем.

Это был Ганц Железноглавец.

Карающий меч Фомальгаута.

* * *

До этого момента все шло по плану. Его союзникам удалось выследить Арнольда Амальрика, вступить с ним в сражение и подтвердить, что он обладает огромной силой и если не является Хозяином Детей Света сам, то, по крайней мере, играет ключевую роль в планах по уничтожению Алабастера. Цена, которую им пришлось заплатить за это, печалила Ганца, но с этим знанием у паладина были развязаны руки, и он предстал перед врагом в блеске славы, подобный Фомальгауту встающему на пути Темной Королевы.

Разница меж их силами была очевидна и, произнося предписанные ритуалом казни слова, паладин ожидал, что Арнольд Амальрик преисполнится ужасом и побежит, сверкая пятками в обреченной на провал попытке спасти свою жалкую жизнь. Или упадет на колени, раскается и начнет сыпать лживые оправдания. Или, даже может быть, соберет остатки храбрости в кулак и тщетно попытается погибнуть с честью (та все равно была навеки запятнана предательством).

Чего он не ожидал, так это того, что враг внезапно подавит свою магическую активность, сделает шаг вперед и упадет перед ним на колени.

— Постойте! — воскликнул падший (и в прямом и переносном смысле слова) магистр. — Вы совершите огромную ошибку!

За двадцать два года и девять месяцев службы в Воинстве Паладинов, Ганц Железноглавец не раз сталкивался с предателями, которые при виде карающей длани Ниспровергателя Недругов окончательно теряли разум (окончательно — потому что надо изначально быть сумасшедшим, чтобы пойти против Империи), но с таким он не сталкивался ни разу. Голос Арнольда Амальрика буквально звенел от искренности, вся его поза выражала мольбу так, что лучшие актеры алабастерского театра увидев его, оставили бы свою профессию и подались в солдаты, ибо им никогда не было суждено достичь такой выразительности, надежда во взгляде горела как пламя в топке Шестого, и паладин слегка растерялся. На мгновение.

— Ты издеваешься надо мной?! — прорычал он, угрожающе вздымая наполненный святой силой меч.

К удивлению паладина, Арнольд Амальрик не только не испугался, но и с облегчением выдохнул. Это не была пустая бравада — обостренные далеко за пределы человеческого (да что там человеческого — паладину могли бы позавидовать даже высшие эльфы) органы чувств позволили определить ему, что это была не пустая бравада. Разум паладина мгновенно захлестнули сомнения, и он решил не торопиться.

— И в мыслях не было, почтенный, — ответил Арнольд Амальрик. — Я понимаю, что вы пришли за моей головой, но то, что я хочу... то, что я должен вам рассказать может заставить вас переменить решение!

Он не лгал. Более того, верил в свои слова сильней, чем иные люди верят в собственное существование. Растерянность Ганца усилилась и что самое худшее, он никак не мог понять, в чем кроется подвох.

— Поздно просить пощады, — коротко бросил он. — Предателя, посягнувшего на бытие Империи, ждет лишь смерть — независимо от обстоятельств.

— Так в этом-то и дело! — воскликнул Амальрик. — Я не пытался уничтожить Империю! Я не предавал ее! Я всегда оставался ей верен!

Будь Железноглавец простым человеком, и он бы поперхнулся. На такую честность, пожалуй, не был способен даже святой — только прожженный лжец, решивший сказать всю правду без утайки хотя бы один раз в жизни. Паладин даже заподозрил, что падший магистр пытается провернуть свой любимый трюк и пытается воздействовать на его сознание, но это было невозможно — святая сила хранила разум паладина не хуже, чем тело и даже десятку магов вроде него не удалось бы повредить этот барьер.

— Я, Арнольд Амальрик, сын Якоба Скудельника и Лили из Араддура, известной как Белая Лилия, Красный магистр Магического Консорциума, глава ведомства спиритизма, имперец, — произнес волшебник. — Клянусь своей жизнью, честью, памятью предков, и правдой Сверхимператора, что все бедствия устроенные мною имели лишь одну цель — сделать меня владыкой Валье.

Выспренняя и торжественная речь произвела на паладина значительно менее сильное впечатление, чем довольно жалкий вопль, прозвучавший за мгновение до этого (должно быть потому, что тот шел от сердца, а этот скорее от разума), и это развеяло наваждение, позволив паладину сделать логический вывод.

— Ручкаешься со всеми врагами Империи, склоняешь к предательству лучших из ее сынов, пытаешься уничтожать ее города, и думаешь, что это позволит тебе стать Императором? — сказал он, чувствуя некоторое облегчение. — Да ты действительно скорбен рассудком, червь.

"Может быть, он тоже марионетка Хозяина?" — возникло у него подозрение. — "Нет, это невозможно. Скорее всего, эльфы что-то сделали с его рассудком".

Вот это, пожалуй, стоило проверить. Если остроухие сумели овладеть чарами, позволяющими настолько сводить людей с ума, при этом позволяя им сохранять аналитические, магические и организационные способности на таком уровне, Империя должна была знать об этом и достойно подготовиться.

— Может и так, — падший магистр посмотрел на паладина с некоторым вызовом. — Но может, решите это после того, как выслушаете мой рассказ? Можете даже убить меня в любой момент, только дайте начать...

Лезвие разума паладина вонзилось в поставленную проблему — он задумался. Арнольд Амальрик по-прежнему говорил правду (или, по крайней мере, считал, что говорит правду). Он также продолжал не испытывать страха и наоборот, даже как будто оживился, осознавая что решается его судьба. В глазах паладина это было неплохим аргументом в пользу того, чтобы дать ему высказаться — по крайней мере, означало, что тому есть что сказать. В пользу этого говорили и подозрения о новом способе контроля разума, изобретенного остроухими.На другой чаше весов лежали смутные, но не исчезающие подозрения о том, что все это — часть какого-то хитрого плана, который позволит предателю сбежать. Однако, он по-прежнему не мог сообразить какого.

"Шанс уничтожить Арнольда Амальрика в любой форме столкновения без самоуничтожения составляет девяносто девять целых, девятьсот девяносто девять тысячных процента", — заключила та часть его сознания, которая была ответственна за боевую логику. — "В наихудшем варианте ущерб, причиненный городу, остается минимален. Применение самоуничтожение гарантирует уничтожение цели, однако оценить ущерб городу при реализации данного сценария не поддается возможным".

— Говори, глупец, — паладин решил рискнуть. — Как пред лицом Последнего Суда.

— Благодарю вас, о... лучший из паладинов! — радостно воскликнул Амальрик, и сердце паладина недобро екнуло. — Скажите, как ваше имя? Я хотел бы обращаться к вам...

— Говори, — Железноглавец чуть кольнул его мечом. — Не испытывай мое терпение, безумец.

Как ни странно, но это его слегка успокоила — как и откровенно идиотская улыбка, которая расцвела на лице волшебника.

— Нижайше прошу меня простить, — Арнольд Красный вымученно улыбнулся, старательно изображая отсутствие боли. — Просто, хоть я давно планировал этот разговор, мои мысли разбегаются, и я не знаю с чего начать.

— Начни с сути, — произнес паладин. — Ты утверждаешь, что не предавал Империю. Однако, постановление Государственного Совета от первого января четыреста семьдесят шестого года от Основания Империи воспрещает любые несанкционированные контакты с агентами так называемого Белого Ковена и высшими эльфами, а ты работал на них, принимая деятельное участие в ущемлении имперского могущества. Как ты можешь объяснить это противоречие?

— Было бы ложью сказать, что я не нарушал Имперского закона, — ответил Амальрик. — Однако, вы ошибаетесь. Я не работал на их лакеев. Это они работали на меня.

Он зло усмехнулся, а пальцы его рук дернулись, будто желая сжаться в кулак. Должно быть, симпатий к остроухим Хозяин не питал. Возможно, ему не нравилось их высокомерие, но неожиданно интуиция Ганца подсказала ему, что дело в чем-то другом.

— Они давали тебе приказы, и ты их исполнял, — произнес он. — Например, помогал нифлунгам закрепиться на развалинах Бзад-Арона, скрывая их от темных эльфов и братьев Плаща и Кинжала. Я уже не говорю про более мелкие вещи...

— У них были ресурсы, в которых нуждался я. Приходилось втираться к ним в доверие, — нимало не смутясь признался волшебник. — В частности, от гномов мне были нужны кое-какие реликвии их народа. Когда я понял, что они не собираются оплачивать мои услуги, я их уничтожил. Вы должны знать об этом — я ведь специально пощадил тех темных эльфов, чтобы они были моими свидетелями...

Ганц вызвал в памяти материалы по той ситуации, которые ему довелось изучить, и к своему удивлению понял, что это объясняло одно темное место в той истории — а именно зачем двойственный элементаль Хозяина спас членов той экспедиции.

"Впрочем, с другой стороны, эльфы могли быть нужны ему, чтобы торговаться", — подумал он. — "Гномы действительно не собирались исполнять свою часть сделки".

— Кое-какие реликвии? — спросил он.

— Драгоценные камни, зачарованные основателями Топазового города, — с готовностью пояснил падший магистр. — Предназначались для укрощения Духов. Благодаря им я сумел преобразовать тело Великого Духа и... стать так силен.

Он явно хотел сказать что-то другое, но Железноглавец не стал преследовать этот момент. Просто отметил его в памяти, чтобы вернуться к нему потом. Не слишком заинтересовало его и происхождение силы противника — едва увидев Амальрика, он почувствовал в нем силу Великого Духа, и поскольку тот имел доступ к Рукам Судьбы, это было очевидно.

— Хорошо, ты получал от наших врагов знания и амулеты, а они получали от тебя помощь, — произнес Ганц. — Но я не вижу в чем здесь выгода Империи. Ты не пытался саботировать их усилия, не собирал информацию, чтобы нанести удар, от которого они не оправятся, а все остальные твои действия совпадали с их устремлениями. Ты скрывал Великого Духа, заключил сделку с морскими эльфами, потребовав от них уничтожить Ралкрусс, пытался продать Полтора Короля инквизиторам и, тем самым, поставил под угрозу наши отношения с Йелсом, склонял к предательству и порабощал служителей Империи... Сегодня ты устроил побоище в столице. Ты говоришь, что не предатель и, кажется, не врешь, но все твои поступки свидетельствуют об обратном.

Он тщательно подбирал слова в расчете на то, что это позволит внести ясность насчет воздействия на его разум. Арнольд Амальрик явно сохранял рациональное мышление — значит, эльфийские чары, если они и были, просто не давали ему обратить внимание на последствия своих действий. Исходя из своих познаний о подобных трюках, Ганц полагал, что если разум и проклятие столкнуться лоб в лоб, то уцелеть сможет лишь что-то одно.

"Или он превратится в идиота, и я оборву его страдания", — подумал он. — "Или он осознает все что натворил, и я помогу ему поступить подобающим образом".

Однако вместо этого случилось совсем другое. Арнольд Амальрик сделал глубокий вдох, вбирая воздух... А выдохнул его кто-то другой. При всей остроте своего восприятия, Ганц не мог понять, что именно в волшебнике изменилось, но все равно ощущал перемену почти физически. Самоуверенность, жажда признания и некоторая неуверенность исчезли — перед паладином был человек, чья крепость воли которого заставляла алмазы казаться хрупким стеклом. Ощущение длилось пару мгновений, но затем исчезло.

— Знаешь, паладин, я забыл сказать тебе самое главное, — произнес он, улыбнувшись. — Все о чем ты говоришь — правда. Но знаешь, для чего я это сделал? Я был с тобой не вполне искренен. Я не просто не хочу Империи Валье зла. Я мечтаю ей править.