| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
Энакин бросился прямо на оппонента, положив меч параллельно полу. Энергетический клинок вспорол маску воина, и тот отшатнулся; кровь и воздух застыли ледяными кристаллами вокруг пореза.
Другой воин уже сражался с Корраном, в то время как Тахири пыталась вскрыть шлюз.
Двухфазное оружие Коррана производило хорошо отточенные движения, попеременно нанося дугообразные удары то с одной, то с другой стороны. Энакин понял, что и этот бой также близок к своему завершению. Корран отсёк огромный лоскут от плащанника на руке противника, и, хотя рана в углите сама по себе быстро заживала, вакуум уже проник под костюм, и рука воина безвольно повисла. Парировав несколько полных злости и отчаяния ударов, Корран подбил жезл противника над головой и, не давая йуужань-вонгу ни секунды продыху, опустил световой клинок и вонзил его прямо в незащищённую подмышку. Лезвие ушло глубоко в плоть, руки воина ослабли, но он успел в последний момент обрушить жезл на голову джедая. Оба дуэлянта повалились на пол: Корран прижимал руки к шлему, а йуужань-вонг корчился в предсмертных муках.
Энакин поднял взгляд на остальных йуужань-вонгов: те безмолвно наблюдали за поединками, но не делали ни малейших поползновений в сторону дерущихся. Не воины, подумал Энакин. Но всё равно опасны, отметил он, вспоминая жуткие приспособления в руках формовщицы Межань Кваад.
Не теряя бдительности, Энакин склонился над Корраном. Амфижезл оставил на шлеме вмятину, но худшее крылось в другом: от удара пошла трещина между металлом шлема и транспаристилом визора, — Энакин смог выявить щель по намёрзшей на металле ледяной корке. Корран боролся с собой, пытаясь не потерять сознание.
Тахири всё ещё воевала с шлюзом. Энакин зажал ладонью трещину, жалея, что под рукой нет бинта или любой другой повязки, но всё это можно было раздобыть лишь в их походной аптечке, что находилась на другой стороне помещения. Если он пойдёт за ней, он будет вынужден как-то прошмыгнуть мимо йуужань-вонгов или, не дай бог, сражаться с ними, — Корран может просто не дожить до своего спасения.
Он увеличил подачу кислорода в костюм Коррана, надеясь не переборщить с давлением, чтобы его кровь не закипела.
Бледный свет упал на двух джедаев, и Энакин обнаружил, что Тахири наконец справилась с замком. Он втащил Коррана в шлюз, и буквально за несколько секунд камера загерметизировалась. Миновать внутренние ворота оказалось даже легче, и спустя мгновение все трое очутились в новом коридоре, который подсвечивался фосфоресцирующей плесенью.
Энакин проворно стащил с Коррана шлем. Лицо джедая имело ярко-красный оттенок, на лбу красовалась отвратительного вида шишка, но в целом он был в неплохом состоянии. Через минуту он уже был способен стоять на ногах, хотя по-прежнему пошатывался.
— Спасибо вам, Тахири, Энакин. Я ваш должник, — Его голова подёрнулась. — Нам надо продолжать движение. Корабль таких размеров может иметь на борту до сотни таких воинов.
* * *
— Никогда в жизни я не был так рад тому, что ошибся, — сообщил Корран позднее. В течение последнего часа они разобрались с оставшейся на корабле пятёркой воинов, после чего согнали в кучу всех остальных и поместили их в импровизированный карцер. Сейчас все трое джедаев собрались в рубке корабля — ну или просто в отсеке, который мог бы за неё сойти.
Корабль — если под этим словом понимать лишь доступную жилую площадь — на деле оказался относительно мал. Он был спрятан глубоко в массе астероидного камня и ещё какой-то зелёной оболочки, о функциях которой можно было только догадываться.
— Нам повезло, — сказал Корран. — Если бы мы находились на поверхности астероида, нам пришлось бы прорубаться сквозь пятидесятиметровую толщу камня. А мы оказались под охлаждающим ребром — по крайней мере, так я представляю себе назначение этого места.
— Мы, вероятно, на корабле-разведчике, — предположил Энакин.
— Или на дозорном, — произнёс Корран. — Но в данный момент это не самый животрепещущий вопрос. Нам необходимо сейчас узнать три вещи, — он стал загибать пальцы. — Первое: знает ли оставшаяся часть флота, что мы тут вытворяем? Второе: куда мы летим? И третье: можем ли мы управлять этой посудиной?
— Тахири? — позвал Энакин.
Тахири уже сидела в кресле и разглядывала предоставленный ей набор органических принадлежностей: врезные просветы, несколько виллипов, наросты всевозможных цветов и текстур, очевидно, предназначенные для ручного управления. Но основа управления кораблём покоилась сейчас у неё на коленях: шлем восприятия, который устанавливал телепатическую связь между кораблём и его пилотом.
— Да, я могу управлять им, — откликнулась она.
Корран сморщился.
— Может, пустишь меня за руль? Мы всё ещё не знаем, какие фокусы может вытворять это чудо природы.
— Нет, я летала на таком раньше. На Явине 4.
— Следует довериться ей, — сказал Энакин. — Она понимает их язык. С тех пор, как учёные отобрали у меня тизовирм, она — единственное, что связывает нас с их культурой. И… — Он умолк.
— Они копались у меня в мозгах, — без обиняков бросила Тахири. — Я могу летать на нём. Ты не можешь, капитан Хорн.
Корран вздохнул.
— Не по душе мне всё это, но попытаться стоит. Всё-таки у вас двоих гораздо больше практических знаний о технологиях йуужань-вонгов, чем у меня.
Кивнув, Тахири нахлобучила шлем восприятия поверх своих золотистых волос. Он мгновенно приобрёл форму её головы. Взгляд девушки затуманился, и на лице выступила испарина. Дыхание стало прерывистым и непостоянным.
— Всё, прекрати! — вскрикнул Корран.
— Нет, постой. У меня получается. Сейчас я настроюсь. — Теперь её взгляд был сосредоточенным. — Корабль зовётся "Охотничья луна". Гиперпрыжок уже проложен. Мы перескачем на скорость света через пять минут.
Два организма неожиданно ожили, и между ними возникла голограмма, изображающая нечто вроде карты с непонятными обозначениями. Одно из них, похожее на трёхлучевую звезду, горело ярко-красным и быстро перемещалось. Другие точки также двигались в пространстве.
— Это флот, — сообразила Тахири. — А вот эта быстрая посудина — мы. — Она повернула голову, хотя её глаза были по-прежнему скрыты шлемом. — Не думаю, что нас кто-нибудь догонит.
— Ты можешь сказать, куда мы летим?
Тахири покачала головой.
— Здесь только обозначение. Что-то вроде "следующая жертва, склонная ощутить остроту наших когтей и сияние нашей славы".
— Яг’Дул? — предположил Энакин.
— Скоро узнаем, — ответил Корран. — Если так, этот корабль, вероятно, был послан впереди флота, чтобы провести рекогносцировку или что-то вроде этого. Мы должны прибыть туда раньше йуужань-вонгов. Энакин, это наш шанс предупредить Яг’Дул.
— Точно, — согласился Энакин. — Если только… кто, кстати, обитает на Яг’Дуле?
— Гивины.
— Если только гивины не разнесут нас при встрече в хлам. Мы, как-никак, на разведчике йуужань-вонгов.
— Да, возможно, — сказал Корран. — Но это лучше, чем просто сидеть сложа руки. Только не факт, что наш курс — Яг’Дул. Нас ведь могут доставить прямиком на йуужань-вонгскую базу.
— Хочешь, чтобы я остановила прыжок? — осведомилась Тахири.
Корран некоторое время раздумывал. Затем отрицательно помотал головой.
— Нет, мы и так проникли слишком глубоко. Давайте посмотрим, что там на самом дне.
Глава 22
Обычно нелегко понять, что написано на лице у мон каламари. Из-за постоянно выпученных рыбьих глаз и широко раскрытого рта Силгал показалась бы незнающему человеку удивлённой или даже сбитой с толку. Меж тем лицевые мускулы у водного народа имели совсем другое предназначение, никак не отражающее их эмоции.
Тем не менее, Мара каким-то образом умудрилась разглядеть ужас на лице Силгал, когда та вошла в комнату, оборудованную Бустером под больничную палату.
— О, нет! — перепончатые лапки целительницы затряслись. — Пожалуйста, Мара, ложись. — Она указала пальцем на медицинскую койку.
— Без проблем, — решила не артачиться Мара. Её ноги стали ватными буквально через несколько минут прогулки по палате, а собственный ментальный образ трансформировался в нечто раздутое, балансирующее на лепных, тонких, как солома, конечностях.
От одного взгляда в зеркало становилось дурно. Зрачки теперь глубоко утопали в глазницах; их цвет, когда-то изумрудный, неожиданно принял желтоватый оттенок. Щеки опали, словно она голодала несколько дней. Кожа была такой же бледной, как и вода в дельте реки на Дагоба.
Какая красавица, подумала Мара. Можно снова пойти танцевать во дворец к Джаббе Хатту. Конечно, у меня найдутся свои поклонники, как без них…
Подождём, пока Люк это увидит. Он, наверное, расплавится от ужаса. Люк отсутствовал на "Вольном торговце" уже три дня: боясь рассекретить местопребывание корабля использованием ГолоСети, он забрался в "крестокрыл" и рванул на нём на поиски уважаемых врачей, которые могли бы оценить состояние здоровья его супруги.
— Мне надо знать, что происходит, Силгал.
— Как ты себя чувствуешь?
— Мне то жарко, то холодно. Тошнит. Как будто крошечные зонды пытаются вырезать мне глаза из глазниц своими микроскопическими вибролезвиями.
Целительница кивнула и так нежно прикоснулась своей перепончатой лапкой к животу Мары, словно боялась, что от прикосновения тот расколется на миллион маленьких частиц.
— А три дня назад, когда ты погрузилась в медитацию, как ты себя чувствовала?
— Не лучше. Болезнь вернулась — это я уже уяснила. Я подумала, что если я останусь в полном одиночестве и сконцентрируюсь, то смогу удерживать вирус на грани, как я это делала раньше.
— Теперь всё не так, как раньше, — заметила Силгал. — Совсем не так. Уровень молекулярной мутации в твоих клетках увеличился в пять раз. Теперь всё намного хуже, чем до того момента, когда ты стала принимать слёзы. Должно быть, большинство твоих жизненных ресурсов уходит на поддержание сохранности ребёнка. А ещё противоядие могло уменьшить твою жизнестойкость, способность собственными силами противостоять болезни. — Силгал прикрыла глаза, и Мара ощутила потоки Силы, струящиеся сквозь неё. — Я чувствую, будто чернила наполняют твои клетки, стремительно разливаясь по кровотокам.
— А ребёнок? — требовательно спросила Мара. — Что с моим сыном?
— Сила пылает внутри него. Тьма его не коснулась. Что-то удерживает её от проникновения в плод.
— Конечно, — прошептала Мара, сжимая кулаки.
Глаза Силгал, вращавшиеся некоторое время в разные стороны, остановили свой взгляд на Маре.
— Это же ты, верно? Ты тратишь все свои ресурсы, чтобы уберечь ребёнка от болезни?
— Я не могу позволить ей захватить его, — решительно произнесла Мара. — Не могу.
— Мара, — воскликнула целительница. — Твоё здоровье ухудшается с каждой минутой.
— Только до рождения сына. Потом я снова начну принимать слёзы.
— Я боюсь, ты не переживёшь роды, — в ужасе молвила Силгал. — Даже если мы их вызовем преждевременно. Ты стала невероятно слаба.
— Я выдержу, — твёрдо сказала Мара. — Когда время придёт, я буду сильной.
— Ты не слушаешь меня, — возмутилась Силгал. — Ты можешь умереть.
— Я слышу тебя, — ответила Мара. — Но твои слова ничего не изменят. Я хочу родить этого ребёнка, и он родится здоровым. И я не буду больше применять сыворотку. Я проходила и через более тяжкие испытания.
— Тогда давай, я помогу тебе. Поделюсь с тобой своей силой.
Мара замешкалась.
— Я каждый день отчитываюсь о своём здоровье и с готовностью принимаю любые препараты и целебные техники, известные медицине. Я должна делать что-то ещё?
— Одного раза в день мало, — заметила Силгал. — Я могу напитать твоё тело энергией, чтобы ты могла продолжать бороться. Могу уничтожить некоторые токсины. Я могу противостоять симптомам. Но самой болезни… нет. Я не в силах.
Целительницу охватывало отчаяние.
— Мне нужна твоя помощь, Силгал, — сказала Мара. — Не сдавайся сейчас.
— Я никогда не сдамся, Мара.
— Хорошо. Тогда послушай: мне нужно поесть, но я не голодна и меня всё время тошнит. С этим-то ты сможешь мне помочь?
— С этим — конечно.
— Вот и замечательно. Каждый парсек начинается с сантиметра.
Силгал кивнула и ушла в хранилище за припасами. Мара легла на койку, желая чувствовать себя хотя бы вполовину той показной уверенности, которую она продемонстрировала только что своему личному лекарю.
Глава 23
Мастер Каэ Кваад оказался донельзя тощим созданием. Он неторопливо семенил к адепту, демонстрируя при этом показную хромоту и некоторую перекошенность в плечах. Его головные отростки представляли собой абсолютно нечёсаный бардак. Мастер носил маску, скрывающую его истинное лицо, что было модно среди воинов Праэторит-вонг, но не формовщиков. Лицо, изображённое на маске, было молодым, горящие глаза — жёлтыми, с примесью кровавых оттенков. Определить возраст формовщика не представлялось возможным, хотя гладкость его кожи выдавала в нём юнца.
— А, мой адепт! — произнёс Каэ Кваад, когда Нен Йим изобразила некое подобие приветствия. — Мой усердный адепт.
Нен Йим старалась сохранить выражение лица нейтральным, но в его голосе прозвучало что-то, что наводило на мысль о скрывающемся под маской хитром, плотоядном взгляде. И то, как его глаза блуждали по ней — что же это за мастер? Формовщики, разве они не должны быть выше всех этих плотских желаний?
Нет, вспомнила она. Её так учили, но низвержение её прежнего мастера Межань Кваад произошло во многом и из-за её запретных отношений с одним из воинов. Предполагается, что мастера не похотливы. Но предполагается не значит — делается.
Каэ Кваад обнажил семь формовщицких пальцев левой руки и прикоснулся ими к её подбородку. К её облегчению, пальцы казались сведёнными судорогой или парализованными.
— Да, — пробормотал он. — И очень талантливый адепт, как мне сказали. — Он заметил, как она с удивлением разглядывает его руки. — А, мои руки — они немного мёртвые, как ты заметила. Они умерли несколько лет назад. Не знаю, почему, но другие мастера не хотят помочь мне с их воссозданием.
— Сожалею, мастер.
Он сжал её подбородок.
— Но ты станешь моими руками, моя дорогая… как, кстати, твоё имя?
— Нен Йим, мастер.
Он глубокомысленно кивнул.
— Йим. Йим, Йим, Йим. — Он сложил свои скрюченные конечности на груди. Его глаза были открытыми, но, казалось, смотрели в никуда. — Йим, — заключил он.
Йун-Йуужань, из какой же части твоего тела был слеплен этот самородок? с нескрываемым отвращением подумала она.
— Мне не нравится это имя, — неожиданно его голос стал сердитым. — Оно меня раздражает.
— Но это моё имя, мастер.
— Нет, — его гибкие мускулы напряглись, как будто он собирался ударить её. — Нет, — повторил он более спокойным тоном. — Твоё имя будет Тсуп. Нен Тсуп.
Нен Йим застыла в изумлении. Ни один из известных ей доменов не носил имени Тсуп, однако существовало такое древнее слово, означавшее раба, прислуживавшего своему хозяину довольно нестандартным способом. Само по себе, слово было настолько непристойным, что в разговорной речи практически не употреблялось.
| Предыдущая глава |
↓ Содержание ↓
↑ Свернуть ↑
| Следующая глава |
