Я увидел большую пещеру. Естественную пещеру, это очевидно. Следов вмешательства человеческих рук я пока не разглядел. Или не заметил. Шар светил довольно ярко, и видно все было хорошо. Огромный подземный зал. Довольно чистый. Я не имею в виду, что был паркет. Нет — везде камень, иногда — крупный песок. Но нет воды, жидкой грязи, помета летучих мышей, в конце концов. Та-а-к, а вот это интересно. Это похоже на тропинку...
-Шарик, а ну, давай туда! Вон, по тропиночке давай.
Шар плавно двинулся вперед, обходя большие камни. Да, тропа! Теперь можно сказать точно. Точнее — специально сделанная дорожка. Но — нехоженая. Сразу вспомнилось: 'Там, на неведомых дорожках...', как там дальше-то? Впереди что-то блеснуло. А вот и человеческие следы... А вы как думали! Не гномы же... Даже гномы не смогли бы установить в конце дорожки огромную, круглую, блестящую всякими штурвалами и запорами, металлическую дверь. Такие высокотехнологичные двери я видел только в фильмах. Когда бандюганы взламывали банковские хранилища. Или на полигоне, в подземном командном пункте. Но там они были скромнее и покрашены были обычной шаровой краской.
-Шарик, стой! Я должен эту штуку осмотреть.
Приготовив камеру, я выбрался из шара. Песок под ногами приятно скрипел и упруго сопротивлялся ступням. Взял общий план на пещеру, прошел объективом по дорожке и перевел его на дверь. Отснял все, медленно, не пропуская деталей. Потом поставил камеру на паузу и подошел к массивному металлическому щиту. Так, вроде бы все понятно. Инженерная мысль, она, что у нас, на Земле, что там, в космосе, идет по своим законам. И наши бы так сделали. Крутишь вот этот штурвальчик, потом поворачиваешь эти кремальеры и... А это что такое? Передо мной, немного ниже, чем мне было бы удобно, на металле люка был расположен... наглазник, а? Ну, что-то вроде маски для подводного плавания, только прикрепленной к броне. Я плюнул на осторожность, согнулся и приник к нему лицом.
Да-а... Поздравляю вас, Афанасий! Вы, первый из землян, имеете честь любоваться пейзажем иного мира!
Пейзаж был великолепный! Перед моими глазами, в желтоватом свете чужой оптики, я увидел склон горы, небольшой луг, а за ним, ниже, начинался огромный лес. Деревья были великанскими. Чуть выше их крон летали местные пичужки. Размер крыльев этих птах ужасал. На планете начиналось утро. Или вечер. Так мне, по крайней мере, показалось. Да и тени характерные, длинные еще. Над травой кружили насекомые. То, что это насекомые — ясно. Маленькие яркие пятнышки. А вот какие — не разглядеть, далеко. Никаких признаков деятельности человека. Ни взлетающих и садящихся космических кораблей, ни самолетов, ни дымящих труб заводов и фабрик, ни ЛЭП, ни пустых водочных бутылок поблизости, — ничего. Чистый, нетронутый мир!
Сердце сладко заныло. А что, если выйти в него вот так — просто, в любимом камуфляже, с родовым штандартом в руках? Что значит — нету штандарта? Нет, так будет, когда понадобится! И воткнуть славное знамя предков в дерн? И громко прокричать: 'Эй, планета! Нарекаю тебя... потом придумаю, как... И объявляю тебя своей собственной планетой! Ты слышишь? Ты рада?'
По кронам деревьев прошел порыв ветра, и они согласно кивнули мне. Сердце билось часто-часто. Я вытер рот рукавом, чтобы слюни не текли, еще раз с любовью и сожалением посмотрел на дивный мир, пожужжал на него камерой, и пошел обратно... Мечтать не вредно, но не сейчас... Сейчас у меня еще два вокзала осталось. Надо бы и их посетить.
Однако — облом-с! На следующей станции Шарик тревожно мигнул красной вспышкой, звякнул и сказал: 'Опасность! Атмосфера не пригодна для дыхания человека! Смертельная опасность!'
Это я уже и сам понял. Пещеру заливал зеленоватый туман. Точнее — дымка. О том, что она смертельно опасна, вон те ребята, кажется, догадались слишком поздно. Или не сумели заставить шар говорить по-русски.
Передо мной, метрах в трех-четырех, лежали три трупа. Точнее — три скелета. Шестьдесят лет ведь прошло. В знакомых армейских маскхалатах, с ранцами и двумя длинными, увязанными в толстые колбасы, мешками для десантирования. Рядом с одним трупом на земле валялся хорошо узнаваемый автомат Калашникова. Первого выпуска. Он был покрыт пылью и изъеден ржавчиной, но это был, безусловно, он.
Вот я и нашел Костиного отца... Настроение стремительно падало, в груди была пустота. Хотя... Хотя — была же первая дверь! А групп наших бойцов ведь было две! Может?.. Может. Но это — потом. А сейчас...
-Шарик, подойди к тем телам поближе. Достаточно, стой! Дай свет! Больше света!
Я встал и склонился перед павшими бойцами. Мир вашему праху, ребята! Я вернусь... Мы вернемся! И мы предадим вас земле. И поставим памятную плиту. Вы были первыми. И вы шагнули за грань... Кто же знал, что это была грань между жизнью и смертью? Спите спокойно, друзья, спите спокойно...
-Шарик, убери свет... Весь убери. Я немного посижу... А потом — следующая точка.
Подвал архимага я проскочил, не останавливаясь. Притормозил только немного ход Шарика. Не было никакого желания участвовать в экскурсии после увиденного. Подвал был пуст, узнаваем, такой, каким я его и видел на голограмме. Более обширный, конечно. Освещенный этими искусственными факелами, с тремя столами, уставленными древней алхимической аппаратурой. У стен стояли стеллажи с огромными фолиантами и свитками. На стенах висели карты, таблицы, схемы какие-то... Потом. Все потом. Я даже не снимал. Мы еще с дедом встретимся, надеюсь. Не сейчас...
-Шарик, сейчас — на Базу.
Пора. Лом, наверное, меня уже ждет.
Снова темнота, мгновенный страх, знаете, — как при попадании самолета в воздушную яму? И тут же — свет. Приглушенный свет транспортной секции Базы. Я вышел, вытащил винтовку, уложенные в сумку от противогаза патроны и нажал на браслет. Шарик растаял в воздухе.
-Лом, здравствуй! Где ты?
-Здравствуйте, Христофор Бонифатьевич!
Я обернулся и невольно раскрыл рот. Передо мной стоял старший помощник Лом. Во плоти и в полной флотской красе. Таким я его видел в детстве, на иллюстрациях к 'Капитану Врунгелю'. Лицом и статью он был здорово похож на замечательного артиста прошлого века — Бориса Андреева. Естественно, когда он был молодым. Как в кинокомедии 'Трактористы', скажем.
-Ну, как? Хорошо выгляжу?
-Да, Лом. Выглядишь ты просто замечательно, но мне сейчас не до шуток и улыбок. Я прокатился на шаре по маршруту и нашел погибшую группу землян. Которая была послана на задание шестьдесят лет тому назад. Извини, старина... На душе пакостно. Выпить у тебя ничего нет?
Выпить Лом нашел. Он и покормить меня мог, оказывается. Синтезировать что коньяк, что эскалоп — для него было плевое дело. Так что, выпив грамм пятьдесят и перекурив, я немного пришел в себя. Живым, как говорится — жить. Нужно жить дальше.
-Слушай, Лом... Слушай — я как на тебя посмотрю, так вздрагиваю даже. Настолько ты похож на настоящего моряка!
-А как же иначе, Афанасий? Ты ведь, когда мне имя придумывал, что хотел? Чтобы я стал похож на человека, так ведь? На узнаваемого, привычного для тебя человека. Так? Чтобы не допустить и капельки чувства страха, опаски от неизвестности...
-Так... Ну, ты и психолог!
-Да, и психолог, кстати... Извини, перебил тебя. Ты что сказать-то хотел?
-А? Ах, да! Слушай, Лом... пора мне, наверное, ложиться на обследование. Спина достала окончательно. А мне двигаться сейчас придется много... как я думаю. Точнее — подозреваю. И двигаться весьма и весьма шустро! Чтобы, в случае чего, глаз свой от поджопника уберечь. Поможешь?
-Зачем спрашиваешь, Афанасий? Конечно, помогу! Я же сам тебе это предложил. Ну, что, готов? Пошли?
-Подожди... Сколько я буду валяться в отключке? Ну, примерно, хотя бы?
-Я не знаю, Афанасий. Это как диагност решит. Несколько часов наверняка. Может — сутки. Не знаю. А что?
-Да вот, не сочти за наглость... Ты мне не можешь дать знания нескольких языков? Твой язык. Французский, немецкий, испанский? А то тебе опять втемяшится перейти на хох-дойч, а я — ни бе, ни мэ, ни кукареку с копенгагеном! Да, и еще. Посмотри, пожалуйста, в своих базах. Я думаю, у тебя есть язык аборигенов с последней перед твоей базой станции? Если считать по ходу часовой стрелки. Наверняка ваши исследователи и наблюдатели там работали. Шар проходит прямо через подземелье какого-то волшебника. Явно это была ваша база. Или что-то еще более древнее.
Лом задумался буквально на секунду. Потом звонко пробил ногтями пальцев по бляхе ремня с якорем и широко улыбнулся.
-Это не вопрос, Афанасий! Хочешь знать языки — будешь их знать. А то, что головка будет немного 'бо-бо', догадываешься?
-Догадываюсь уж... Не дурнее студента... — вздохнул я, — а что делать, Лом? Мне это вот так нужно!
И я резанул себя ребром ладони по шее.
-Что еще? Что это ты с собой притащил, Афанасий?
-Да винтовка это моя, старший помощник... Слушай! Если ты помощник, да еще и старший, а помоги ты мне ее немного до ума довести, а? Есть и с ней свои заморочки, и с патроном для этого ствола.
-Нет, Афанасий, помогать тебе с оружием я не буду.
-А почему, Лом?
-Я не могу сотрудничать с землянами по вопросам совершенствования оружия.
Не могу, не могу, а глазом-то косит на винт постоянно. Как бы мне это ограничение обойти?
-А как же мой шар?
-А что твой шар? Он тебя принял, определил состояние твоей болячки как угрожающее, между прочим, жизни человека и доставил тебя ко мне. А сам зафиксировал тебя как пользователя. Я тут ни при делах!
-Набрался жаргону... Следи за языком, моряк. Бескозырку в зубы и семь якорей тебе в задницу!
-Как, как? — Засмеялся Лом. — Не слышал!
-Со мной пообщаешься — еще не то услышишь! Стой! А ведь это идея! И решение проблемы. Лом, а Лом, а возьми-ка ты меня на работу, а? На полставки? Хошь — исследователем, хошь — курьером! Можно и переводчиком, после того, как языки мне закачаешь! А еще лучше — возьми консультантом по специальным вопросам, а? А уж я-то тебе наконсультирую! Закачаешься!
Теперь Лом задумался всерьез. Да, дело того стоило. С одной стороны — проникновение на Базу ни пойми кого. Какого-то человечишки с больной спиной. Его лечение, опять же, обучение языкам. С другой стороны — привлечение одного аборигена к работе в научных и исследовательских целях. А вот это — совершенно другое дело, не так ли?! Такое решение оставляет простор для маневра. Любого маневра.
-А ты знаешь, Афанасий, в твоем предложении что-то есть... Что-то просматривается, интересное такое... И взаимовыгодное. Мне надо поразмышлять, посмотреть нормативную базу, найти прецеденты привлечения или использования аборигенов в исследованиях...
-Ты учти, Лом, — грубо перебил я его, — ты сейчас и так приступишь к исследованиям... моих потрохов и спины с задницей. А к своей заднице я даже самого лучшего друга не подпущу! Только и исключительно — работодателя. С целью произведения мягкого массажа копчика за прогулы, пьянку на рабочем месте и прочие мелкие шалости. Ты не виляй, давай! Ты давай решай. Давай, Лом! Ну — по рукам?
Лом улыбнулся, кивнул.
-По рукам, Афанасий!
Мы хлопнули по рукам, а потом я протянул винтовку своему работодателю.
-Бери, думай, делай! Если я теперь твой работник, то это не оружие землян получается. Теперь это моё научное оборудование, э-э... инструмент, скажем, тот же скальпель. В общем — вспомогательный инструментарий для обездвижения... э-э, крупных и хищных млекопитающих и... э-э... приматов. Вот!
Лом обалдел, но винтовку взял.
-А теперь веди... Чего уж... Где тут у вас Голгофа?
И мы пошли. Каждый своим путем. Я к диагносту, а Лом не знаю, куда. Может, в мастерскую?
Глава 6.
Когда мои глаза открылись и обшарили все вокруг, я обнаружил две... нет — три вещи. Я лежу голый (это раз), в покрывающей все мое тело приятной гелевой массе, цвета хорошо сваренного борща (это два), а надо мной склонилась двухметровая фигура Лома. Это, сами понимаете, три.
-Ну... что скаэшь? — Язык плохо меня слушался, стоял колом, как после заморозки у стоматолога.
-Есть, как у вас тут говорят, две новости. Плохая и хорошая... — сказал Лом.
-Я так и думал... — почему я не удивлен? — Давай обе сразу!
-А разве так положено отвечать? — удивился Лом.
-То, что положено — положено трахать! Не трахай мне мозги, Лом! Я и так уже на сносях... Бьет всего. Говори уж, чего там...
-Ну-у-у, языки я тебе закачал. Теперь только нужно немного разговорной практики. Это хорошее.
-А спина? Это плохое?
-А вот тут сложнее. Нет-нет! — испугался Лом, глядя на мое перекосившееся лицо. — Ничего такого страшного и ужасного! Даже и не думай! Диагностирование прошло хорошо, причина заболевания установлена. Тебе даже проведены первые, самые необходимые процедуры. Теперь просто нужно время... Нужно ждать следующего этапа лечения.
-Ну, время, положим, у меня есть... — задумчиво ответил я. — Да, кстати, сколько я тут в этой кастрюле... хмм, плаваю?
-Всего сутки, — ответил Лом.
-Тогда времени у нас еще полно! — смело заявил я. Знали бы вы, как я ошибался!
Я еще немного полежал в своей ванне, дожидаясь, пока пройдет небольшое головокружение и вялость, а потом начал выкарабкиваться из красной жижи. Лом кивком указал мне на санблок и отвернулся, и я, оставляя за собой следы разлитого по полу борща, прошлепал туда. Только стоя под сильными струями душа, я сообразил, что шел как-то не так. Не вихлялся особо. Почти нормально шел! Сердце разгорелось радостью, а за пупком скрутился холодный ком. И хотелось верить, и боялся верить... Ладно — свой шаг я сделал, а остальное... посмотрим!
Мои тряпки имели подозрительно чистый вид. Стиральная машина? Ультразвук? Во всех книгах умные люди пишут, что ультразвук. Мне бы такую штуку домой, а то стирка для холостяка — это такой трабл! Целый великий потоп. А уж глажка! Это вообще казни египетские. Я посмотрел на Лома. Старпом ждал меня, тактично повернувшись к панели диагноста и что-то там изучая.
-Ну, и что ты там видишь, Лом? Что со мной?
-Видишь ли, Афанасий... Как бы тебе сказать... Если просто, чтобы тебе все было ясно, на бытовом, так сказать, уровне...
-Лом, я тебя прибью! Прямо из моей винт... э-э, прямо моим вспомогательным инструментарием... для крупных приматов. Ты же примат?
-Я не примат, я мыслящее полевое образование...
-Излагай, давай! Мышь полевая... В двух словах, анамнеза не надо.
-Есть, капитан! В двух словах: упал, очнулся — гипс!
-Ло-о-ом!!
-Не ори, не в парной на гвоздь сел... После удара у тебя начали постепенно отмирать нервные окончания спинного мозга, в крестце. Вот и весь компот, ясно?
-Давно бы так. А теперь? Будут расти новые?
-А пока... — Лом выделил слово 'пока', — пока диагност поставил тебе временную блокаду и будет потихоньку лечить. Дело это не скорое, но не такое уж и долгое.
Я открыл было рот.
-Сроки не скажу! Сам не знаю! Нужно смотреть, анализировать, как твой организм будет воспринимать лечение, как будут восстанавливаться эти самые окончания... Ясно?
