Суженый. Том 3

Глава 19

про разговор с драконом и неожиданные последствия

Лишь в коридоре я вспомнила, что вовсе не ориентируюсь в замке так же хорошо, как Хоррибл, но возвращаться в комнату и вновь встречаться с неодобрительным взглядом бабочки не хотелось, поэтому я направилась к лестнице.

Неодобрительным? Что за глупость. Я не сделала ничего дурного. Ну, накрасила губы помадой, подумаешь! У меня просто губы в дороге обветрились. Понятия не имею, зачем это сделала. Могу и стереть... Я уже потянулась к губам, но передумала. К чему столько шума из ничего. Мне нравится её вишневый запах, только и всего.

Вскоре, осознав, что окончательно заплутала, я остановилась на одном из лестничных пролетов, огляделась и сообщила темноте:

— Данжероза сказала, что ты меня признал. Так вот, у меня нет ни времени, ни малейшего желания блуждать по твоим коридорам до утра. Поэтому сейчас произойдёт следующее: я без труда найду библиотеку, после чего так же легко отыщу путь обратно в башню.

Я немного постояла, прислушиваясь к своему эху и шелесту крыльев где-то под сводами, но замок так ничего не ответил. Вздохнув, я свернула в арку и тихо вскрикнула, обнаружив, что стою перед дверями библиотеки. Она действительно находится за этим поворотом или... замок внял моему ультиматуму? Возвращаться и проверять, окажусь ли вновь на лестнице, не стала. Ни к чему терять время, нужно поскорее разделаться с разговором. Я глубоко вздохнула, машинально поправила волосы и тихонько постучала.

В ответ не раздалось ни звука, поэтому я просто вошла.

Лампы в первом зале были притушены, и проступавшие из темноты стеллажи и полки превратили библиотеку в город теней, полный невнятных шорохов и скрипов. В смежном зале, напротив, горел неяркий свет, отбрасывая на пол желтый прямоугольник, и я поспешила туда.

Кроверус сидел в глубоком кресле, держа на коленях раскрытую книгу. В пепельнице дымилась сигара, рядом стоял бокал, а пламя камина играло на гранях выстроившихся там же бутылей. Ладно, бутылей было всего две. Я вспомнила, как когда-то в шутку представляла его вот так сидящим: пятка правой ноги упирается в колено левой, рядом примостилась кружка какао, а в руках у него томик сказок. У настоящего Кроверуса какао заменял бокал рубиново-красного вина, в остальном было похоже.

— Добрый, гм, вечер. Я приехала.

— Вижу, — последовал ответ, и коготь неторопливо перелистнул желтую в прожилках страницу.

Я подошла ближе и наклонила голову, читая название на обложке.

— 'Красавица и Страшилище'. Думала, вы знаете эту сказку наизусть, как и любую здесь.

— Никогда не помешает освежить знания, — ответил Кроверус, опустил книгу, зажав палец меж страниц, и остановил на мне долгий взгляд. Я забыла дышать.

Оказывается, успела отвыкнуть от пронизывающего эффекта его глаз. Внезапно почувствовала себя бабочкой, насаженной на серебряную булавку.

Целую минуту в библиотеке слышался лишь шепот огня в камине.

Наконец, я нарушила тишину.

— Там всё хорошо заканчивается... в сказке, в смысле.

— В этом смысле все сказки предсказуемы, — ответил дракон, отложил книгу и указал мне на кресло напротив.

Я помедлила и присела на краешек. Сделав вид, что рассматриваю корешки книг, я посмотрела на него из-под ресниц и заметила то, что упустила в первые мгновения: серебристые пятна. Пока едва заметные, они покрывали его лоб и уже спускались на щеки.

И снова молчание.

— Сделайте уже это.

Пауза.

— Сделать что?

— Накричите на меня, пригрозите испепелить на месте за то, что сбежала, и помашите перед носом плетью.

Дракон сложил руки перед собой, переплел пальцы и откинулся на спинку. Теперь весь он оставался в тени, только глаза светились из мрака.

— Хочешь, чтобы я это сделал? — В голосе послышалось веселье.

— Нет, но... так мне привычнее. К тому же, тогда я буду знать, что самое страшное позади, и можно приступить к нормальному разговору.

— Разве мы сейчас не разговариваем?

— Разговариваем. Спокойно так. И это меня пугает.

После паузы, за время которой краска успела добраться от моих ключиц до ушей, дракон взял со столика одну из бутылей и плеснул в рюмочку в виде бутона розы кремовый напиток.

— Пей, принцесса.

Когтистые пальцы подтолкнули бокал через стол.

— Спасибо, но не люблю вино, оно кислое. У вас случайно нет безалкогольного сидра или яблочного компота?

— Это финиковый ликер. Он сладкий.

— А, ну это меняет дело.

Я одним движением опрокинула в себя ароматный напиток

— Мм, и правда вкусно.

— У тебя усы.

— А теперь?

— Ещё чуть-чуть осталось. Вот здесь.

Он медленно протянул руку, дав мне время отстраниться. Я не стала этого делать, и палец прошелся над верхней губой, стирая сладкий след.

И в тот же миг словно ледяная стена растаяла. От прежнего дискомфорта не осталось и следа. И чего я так волновалась? Всё идёт прекрасно: дракон, как ни странно, в отличном расположении духа, угощает вкусностями и даже не кричит на меня. Я почувствовала, как тепло окутывает изнутри и снаружи, и непринужденно откинулась на спинку кресла.

— Как здорово, что вы на меня не кричите. Непривычно, но здорово.

— Мм...

— Если честно, по пути сюда я нервничала, и по приезде тоже, а в комнате опять. Вообще жутко нервный выдался день, и первая половина не лучше. Хотя в итоге всё закончилось хорошо, это я про дела в Затерянном королевстве. А ещё я решила остаться в своей прежней башне, Хоррибл упоминал? Аа, — я махнула рукой, — у вас же не было времени после этого увидеться. Меня ваш папа, кстати, подвез, вы знали? Хороший он, мейстер Хезарий, строгий, правда, а ещё упрямый — это у вас наследственное — но в целом отличный дракон. Хотя в прошлую среду мне так не показалось, кааак он на вас тогда орал перед всеми! Это ж какой позор! — Тут я спохватилась, прикрыла рот ладошкой и сообщила, раздвинув пальцы: — Надо же мне было так проболтаться! Не хотела напоминать вам о том вечере. Хотя вряд ли вы о нём когда-нибудь забудете, но всё равно не собиралась так в лоб говорить, а тут само вышло. Хорошо, что вы такой понимающий. И немногословный. Вам кто-нибудь говорил, что вы отлично умеете слушать?

— Тебя трудно перебить.

— Это комплимент?

— Факт.

Я потрясла опустевшей рюмочкой, посмотрела сквозь её призму на дракона и доверительно сообщила:

— А вот так у вас нос длинный.

Он отобрал у меня рюмку и отставил подальше.

— Когда ты ела в последний раз, принцесса?

— Дайте-ка подумать, — думать отчаянно не хотелось, хотелось нежиться в тепле и хихикать, — в тюрьме. Да, точно, этим утром нам давали на завтрак отварные бобы и яйца всмятку. И несладкий чай. Ваш ликер мне больше нравится. Он похож на вас.

— Неужели?

— Да: от него тоже жарко в груди, и голова слегка кружится.

Конечно, я порой бываю болтливой, но обычно при должном усилии могу заткнуться. Тут же мой поток красноречия не знал преград.

— А как вам моя помада? — спросила я, поздравляя себя с тем, как ловко увела разговор от опасной темы.

— Так это ею пахнет?

— Да, вишня, вам нравится? Я, перед тем как сюда пойти, накрасилась. Мне Хоррибл в наборе подарил, ещё в самом начале, надеялся, что пудра и остальное помогут скрыть аллергию.

Глаза сидящего напротив полыхнули серебром.

— А вы можете ещё ликера налить? Вкусный он у вас...

Дракон покачал головой:

— Слишком неожиданный эффект. Не хватало только бездыханных принцесс в моём замке.

— Вы собираетесь меня убить? — игриво хихикнула я.

— В этом нет необходимости. Завтра ты сама умрешь со стыда.

— Я вот тут подумала: может, мне называть вас Якул? Это короче, чем Кроверус, и имя у вас, что надо: Яя-куул — звучит! Да и слишком уж официально по фамилии... — Ответ я не узнала, потому что тут же перескочила на новую тему. — А у вас снова началось? — и указала на его пятна.

— Да.

— Давно?

— Вчера вечером.

— А у меня только сегодня днём, — похвасталась я. — И как, сильно чешется?

— Терпимо.

Я вытерла губы, решительно поднялась и покачнулась. Кроверус подался вперед, но я уже выпрямилась, жестом отказалась от помощи и твердо заявила:

— Я вас поцелую.

Дракон вскинул брови.

Тут я спохватилась, вспомнив про девичью гордость.

— Но это не потому что мне хочется вас поцеловать. Это поцелуй из благородства.

— Вот как?

— Да, я вас спасаю — от аллергии.

— Ценю твою самоотверженность.

Я махнула рукой.

— Чего уж там! Подойдите ближе, неудобно тянуться.

Дракон встал, обошёл столик и остановился напротив.

— У меня есть идея получше. — В следующий миг пол скакнул из-под ног, а мир перевернулся вверх тормашками. — Сегодня ты хорошенько выспишься, а завтра мы начнем разговор заново.

— Нет, хочу сегодня! — запротестовала я и стукнула его кулачком по спине. — А хотя ладно, вы правы, так спать хочется. — Дракон поудобнее перехватил меня и зашагал к двери. — А почему вы несете меня на плече? — поинтересовалась я, подметая волосами пол. — В руках романтичнее.

— Вот поэтому и несу на плече.

— А?

Если он что-то и ответил, то я этого уже не услышала, отключившись, когда мы переступали порог.

Глава 20

про полеты наяву и сгорающую от стыда принцессу

Уинни снилось, что она летит. И в этом сне она почти могла дотянуться рукой до солнца. Она подставляла лицо ласкам ветра и бездумно улыбалась, наслаждаясь самыми прекрасными мгновениями в жизни. А потом открывала глаза и понимала, что это не сон. Неужели всё действительно происходит наяву? Вокруг, сколько хватало глаз, простиралось бескрайнее синее небо, ослепляя чистейшей лазурью. Внизу раскинулись вспаханные поля облаков, в прорехах которых мелькали паутины проселочных дорог, леса и затерянные посреди диких просторов деревеньки.

Иногда облака оказывались сверху или обступали их, погружая мир в жемчужно-молочный туман, промозглый и тревожащий. После него платье напитывалось влагой, а волосы и ресницы покрывались мельчайшей водяной пылью. И тогда Уинни наклонялась к холке грифона, силясь обнять могучую шею, но пальцы соскальзывали с перьев, и на мгновение накатывал острый страх, что она упадёт, как в одном из своих кошмаров, где она тряпичной куклой летела вниз с головокружительной высоты, становясь всё меньше и меньше, пока не исчезала совсем. И вместе с тем Уинни знала, что этого не произойдёт, потому что, в отличие от того сна, она не одна. Словно в подтверждение руки сидящего позади крепче обнимали её, заставляя сердце колотиться где-то в горле.

— Тебе страшно? — кричал Марсий, перекрывая ветер.

— Совсем чуть-чуть, — врала Уинни, потому что соврать было легче, чем признаться ему и себе, почему сердце готово выскочить из груди. И сладко и страшно...

— Сейчас снизимся, — кивал он и подавал грифону знак, трепал того по покрытому лоснящейся рыжеватой шерстью боку, пахнущему потом, солнцем и песком. И зверь слушался, начиная плавное снижение. Между ним и Марсием вообще установилась какая-то особая связь, незримая нить. Уинни даже немного ревновала, хотя сама толком не понимала, кого и к кому.

Последнюю стоянку они покинули ранним утром, и полёт длился уже около трех часов. Ноги от долгого сидения затекли, шея ныла, а обветренные щеки горели. Сколько Марсий не втолковывал, что нельзя так напрягаться, Уинни не слушала, упрямо цепляясь за холку грифона изо всех сил. Ему-то легко говорить: с детства обученный ездить верхом, он чувствовал себя сейчас так же уверенно, как она, огибая с тяжеленным подносом галдящих подвыпивших клиентов 'Наглой куропатки' в субботний вечерок.

Вот в чем дело, поняла Уинни. Ей не хватает подноса! С ним было бы проще: привычнее и спокойнее. И руки всегда заняты, нет проблемы, куда их деть.

За неимением подноса приходилось терзать грифона. Зверю её настойчивость не нравилась, он мотал головой, но на более активный протест не решался. То ли из-за Марсия, то ли потому что помнил, кто помог ему появиться на свет. Уинни нравилось думать, что второе.

Вещей практически не было. Потерию они покинули без всего, а уверенность в том, что с легкостью добудут пищу, разбилась в первой же деревне о реальность.

Починяющий сеть старик, которому Марсий протянул вчера драгоценную пуговицу, с интересом покрутил черный бриллиант, потер заскорузлым пальцем, посмотрел на свет и попробовал на зуб. В результате проверки зуб перекочевал в коробочку для будущего подношения феям, а на камне не осталось даже царапины, но продать им муки, баранью ногу, мешок риса и что-то из платья, которое шила его жена, отказался. Зачем горным жителям стекляшки? На них не купишь фураж, не затопишь ими печь, не накормишь детишек и не расплатишься на сельской ярмарке. Вот когда обзаведетесь медяками, возвращайтесь, милостивый господин.

Правда в итоге их угостили за так, поделившись нехитрым обедом, и даже дали немного провизии в дорогу. Платье Уинни старушка тоже сунула, но уже тайком от мужа (сердце швеи дрогнуло при виде жуткой робы — Уинни специально вызеленила знак бесконечности на груди травой, чтобы нельзя было распознать, откуда они). Платье было стареньким, но чистым, а то что штопанное-перештопанное — так Уинни не привыкать. Она от души поблагодарила добрую женщину за него, и за то, что та обработала царапину, полученную на площади от арбалетного выстрела пигалицы. Если задуматься, давно она не благодарила кого-то от души...

Уже покидая двор, Марсий отдал пуговицу одному из внуков старика: малыш, похожий на девочку в подметающей землю рубахе, доставшейся от старших братьев, и с мягкими льняными кудряшками до плеч, вылавливал червяков в грязи и скармливал курам. Вот он по достоинству оценил бриллиант, примостив его на самую вершину своей земляной крепости, вокруг которой несли вахту каменные фигурки троллей в шлемах из скорлупок грецкого ореха и с копьями из обструганного камыша наперевес.

— Лучше б предложил хозяину возвести чугунную изгородь, — хмыкнула Уинни, когда они уже вышли со двора.

Марсий шутку не оценил. Он вообще становился непонятным, когда дело касалось его дара. То сам красовался, применяя его по мелочам без особой нужды, то вскипал, стоило ей просто об этом упомянуть.

Еды, что им дали, хватило на остаток вчерашнего дня и сегодняшнее утро: пара ломтей овечьего сыра, печеные яйца глухаря, полбутыли грушевого сидра и крохотный серый кусочек сахара, обернутый в бумагу. Вынув из мешка тяжелый хлеб, больше похожий на камень, Уинни взвесила его в руке и невольно хмыкнула, представив реакцию Марсия. Его Величество привык к белым бриошам, да дутым дрожжевым пузырям, где и муки-то толком нет, а в этот добавили отрубей и картофеля. Работая в таверне, она давно привыкла к таким штучкам, помогающим хозяину нехило объегоривать клиентов. Горным жителям объегоривать было некого — просто им не всегда доводится есть вдосталь. Но к тому времени Марсий, да и она сама, так проголодался, что проглотил всё в два счета, без единой жалобы.

За время полёта они ни разу не вспоминали события в Потерии, вообще не говорили о прошлом, как и о том, куда летят и зачем. Обсуждали только то, что происходило здесь и сейчас: погоду, место следующей стоянки или что надо бы достать где-то седло.