И тут за их столом, будто по мановению волшебной палочки, возник загорелый до черноты молодой человек, облачённый в потрёпанный полувоенный хаки. Ласло это не удивило. Правда, с появлением неожиданного гостя в его груди забушевала неуёмная радость, и окружающий мир приобрёл нереальный золотой отсвет. Пробуя вино, он поднёс к губам бокал.
— Амброзия! — на его лице появилось благоговейное выражение. — Ты только попробуй, пап, оно того стоит!
Сняв шляпу, Пётр Романович пригладил волосы, выгоревшие почти до белизны, и с сомнением глянул на бутыль.
— Думаешь, стоит? Вид у него не очень, больше похоже на отраву.
Взгляд Ласло был более, чем красноречив. Тогда Пётр потянулся к бутыли, вынул откидную пробку в форме неведомого чудовища, и ярко-оранжевая густая струя ударила в дно бокала.
С глубокомысленным выражением на лице Романович-старший покатал напиток на языке, и одобрительно хмыкнул.
— Неплохо! — соизволил он признать и, окончательно проанализировав свои ощущения, с энтузиазмом добавил: — Знаешь, очень даже неплохо. Правда, у твоего деда вино получается не хуже, и вдобавок не имеет такой ядовитой окраски.
— Твоя правда, — согласился Ласло и кивнул отцу. — Привет, бродяга! Какими судьбами? Неужели надоело грабить усыпальницы фараонов?
— Не замай! Археология это святое, — с шутливой строгостью отозвался Пётр.
— О да! Что и говорить! Работа для тебя всегда была на первом месте.
Ласло поморщился, заслышав упрёк в своём голосе. Бурлящая радость, отзываясь на его настроение, понемногу пошла на убыль, и вместе с ней начал ослабевать волшебный свет в окружающем пространстве.
На загорелом до черноты лице появилась мягкая полуулыбка.
— Ну, зачем же столь трагично? Ведь вторым по важности для меня был ты.
— Вот спасибо!
— Лучше горькая правда, чем сладкая ложь, — произнёс Пётр и вокруг его глаз разбежались лучики морщинок. — Вот заглянул на огонёк. Не возражаешь?
— Спрашиваешь! Как говорится: 'мой дом, твой дом', — начал Ласло и, поражённый, умолк на полуслове.
Наконец-то, даже в утреннем полусне-полуяви, до него дошла необычность происходящего.
'Господи! — от прихлынувшего волнения у Ласло перехватило горло. — Ведь столько лет прошло, как отец исчез. Правда, тело не нашли, а это значит...' — его мысли заметались, ища рациональное зерно, но надежда таяла как дым. 'А ни черта это не значит!' — грустно сказал он себе, осознав, что сидящий напротив человек по виду его ровесник, хотя в неестественно ярких голубых глазах уже просматривалась паутинка красных прожилок — подарок палящего солнца.
'Почему? Почему ты пришёл только сейчас? Не важно, что во сне! Почему ты ни разу не приснился тогда, в детстве, когда ты был мне так нужен?!' — кричал маленький мальчик, до сих пор живущий в его душе, но Ласло не решался озвучить его вопрос.
Стараясь справиться со щемящей болью в сердце, он не сводил глаз с лица того, кто и сейчас был для него самым важным человеком на свете. Но мальчик не умолкал, и вслед за ним его переполняла горечь потери, такая острая, будто он вновь вернулся в детство.
Маленький Ласло так тосковал по отцу, так ждал его приезда, что ему частенько грезился его голос, его уверенные шаги и временами даже он сам, мелькающий в проёме двери.
Радостно крича, мальчик влетал в комнату, но его встречала всеобъемлющая звенящая пустота.
Лет до семи это выливалось в полномасштабные истерики, и врачи советовали старикам на какое-то время отправить внука в больницу. Но старый Иштван был твёрд как скала. 'К чертям лекарей! Что они понимают, эти глупые мальчишки и девчонки? Есть только одно лекарство от разлуки, — ворчал он, когда перепуганная бабушка была готова согласиться с врачами и отправить любимого внука в лечебницу. — Дура ты старая!.. Маришка, прекрати хныкать! Ничего с нашим мальчиком не случится. Лучше, чем с нами, ему ни с кем не будет'.
Присев рядом с кроватью внука, старик тяжко вздыхал и тянулся за трубкой, всегда оттопыривающей карман его пиджака.
— Эх, грехи наши тяжкие! Конечно, с родителями Владиславу было бы лучше, да где ж ты их возьмёшь?
— Вот-вот! — отзывалась бабушка из кухни, где с грохотом орудовала посудой. — Пётр всё время торчит на раскопках, а мать и вовсе неизвестно где. Говорила я нашему оболтусу, — не женись, гулящая она. Как пить дать, бросит она вас. Так оно и вышло. А случится что с ребёнком? Кто будет в ответе? Конечно, мы, ведь больше некому.
— Не каркай, старуха! Мы ещё на свадьбе внука погуляем.
— Дай-то бог! — опустившись рядом с мужем, Маришка клала прохладную ладонь на лоб мальчика и тихо звала: — Дитятко, не горюй, открой глазки. Смотри, что тебе бабушка принесла. Такие вкусные шанежки, ты только попробуй. Испекла их на меду, как ты любишь, — уговаривала она, гладя его по непослушным вихрам. — Поплачь, моё солнышко, только не молчи. Ведь в детстве горе как водичка, поплакал, и нет его.
В добрых глазах бабушки светилось такая любовь, что Ласло не выдерживал и бросался в её объятия, а затем, давясь слезами, ел хрустящую тёплую сдобу, запивая её ледяным молоком прямо из крынки, только что принесённой из ледника.
— Ах ты, лиходей! — ругалась бабушка. — Ишь, что удумал! Зачем ты дал ребёнку холодное? Хочешь, чтобы он заболел?
— Не заболеет, — уверенно отвечал дедушка. — У нас крепкая порода. Ведь он наследник двух великих королей — венгерского и русского.
— Не бреши, старый! — как всегда при таких разговорах, на бабушкином лице появлялось скептическое выражение. — Не забивай ребёнку голову сказками. Разве так живут потомки королей?
— Я тебе не собака, чтобы брехать, — обиженный Иштван хватался за драгоценную шкатулку и тыркал её под нос жене. Там у него лежали пожелтевшие от времени бумаги и совсем ветхие свитки с огромными печатями.
— Вот смотри, Маришка! Здесь вся наша родословная, в том числе и твоя. Ведь ты у нас тоже не из простых. Хоть и побочный, но потомок венгерских королей.
Сложив натруженные руки на коленях, бабушка неслышно вздыхала.
— Знаю, знаю! Да толку-то от этого, как от козла молока. Хороша принцесса, которая гнёт спину как простая крестьянка.
— Не гневи Бога, Маришка! Не так уж плохо тебе живётся, — хмурился Иштван. — Уж я старался, чтобы ты ни в чём не знала нужды. На праздниках соседки исходят от зависти, глядя на твои наряды и украшения. Да и в поле ты ни разу не выходила. Поначалу я сам справлялся, а теперь вот работников нанимаем.
— Я тоже не белоручка! — сердилась бабушка. — Каждое твоё желание упреждала и вообще помогала, чем могла. Посмотри, наш дом — полная чаша. Чистота и уют. А в поле ты меня сам не пускал, говоря, что это не женская работа.
— Было дело, — лицо дедушки светлело. — У кого бы рука поднялась — выгнать такого нежного ангела на тяжелые работы?
Он тепло улыбался жене, и та в смущении опускала глаза, снова чувствуя себя шестнадцатилетней девчонкой, которая без памяти влюбилась в статного парня, однажды повстречавшегося на её пути.
Иштван ухмылялся в усы.
— Скажи, Владислав, — он называл внука только полным именем, данным ему при крещении, — Маришка и сейчас у нас редкая красавица.
Позабыв о горе, мальчик с готовностью кивал и ещё крепче прижимался к бабушке. Красавица или нет, для него она была самой лучшей из женщин.
— Вот и я говорю, повезло нам с бабкой.
Дедушка опускался в кресло-качалку, стоящую у распахнутого окна, и ставил на колени шкатулку. Нацепив очки, он некоторое время перебирал бумаги, а затем опускал резную крышку с двуглавым орлом. Некоторое время он глядел на величественные горы, синеющие за распахнутым окном, а затем поворачивался к внуку и долго вглядывался в его лицо.
— Что ж, у каждого на роду своя судьба написана, — говорил он в задумчивости и убеждённо добавлял: — Попомни мои слова, Маришка, придёт время, и наш внук станет королём. Ведь кровь — не водица, однажды своё возьмёт.
Словно птица крыльями, бабушка взмахивала руками и прижимала мальчика к груди. Будто это могло оградить его от будущих невзгод.
— Скажешь тоже! Лучше бы ты ему счастья пожелал. Не слушай деда, моё солнышко! От королевства мало радости, одни печали.
— Богом прошу, не порти мне мальчишку! — Иштван подмигивал внуку. — Ведь мы не трутни, чтобы на печке бока вылёживать. Правда, Владислав? Нас и на королевство, и на жинку хватит.
— Совсем из ума выжил! Думай, что несёшь при ребёнке! — выходила из себя бабушка и, схватив полотенце, замахивалась на мужа.
Иштван только этого и ждал. Несмотря на протесты, он хватал её в объятия и крепко целовал в губы.
— Не сердись, моя горлинка! Если нашему внуку повезёт с женой, также как мне с тобой, то и бог с ним с королевством...
Воспоминания были настолько яркими и живыми, что Ласло почудились запахи табака и свежеиспечённого хлеба, которые у него всегда ассоциировались со стариками и жизнью в их небольшом поместье. Растроганный, он перекрестился, чего не делал уже с незапамятных времён. 'Бабушка, дедушка!.. Спасибо вам за безоглядную любовь. Только не умирайте, не дождавшись меня, — он смахнул невольные слёзы и поймал сочувственный взгляд отца.
'Чёртово детство! — окончательно расстроился Ласло. — Оно так близко и в то же время невообразимо далеко. Намного дальше, чем родная планета. Ведь, в отличие от прошлого, на Землю ещё можно вернуться'. Внезапно его охватил страх, что стоит только моргнуть и отец исчезнет. Ведь в детстве такое случалось не раз. Пётр, зная, во что это выльется, уходил из дома, не прощаясь с сыном.
Вопреки его опасениям, он и не думал исчезать. Наоборот. Сидя напротив, Пётр просто излучал энергию, которая при жизни влекла к нему самых разных людей: от степенных коллег-археологов до авантюристов всех мастей. Ну а женщины и вовсе слетались к нему как бабочки на огонь.
— Что-то случилось? — забеспокоился Пётр, когда молчание затянулось. — Дома всё в порядке?
Не в силах ответить, Ласло покачал головой.
— Да, пап, — пробормотал он, наконец-то справившись с собой. — Всё в порядке. Знай, что бы ни случилось, я люблю тебя.
* * *
Толчок в сознании заставил его проснуться ещё до того, как сработал будильник. Не открывая глаз, Ласло сел в кровати. 'Мог бы ещё поспать. Пропади пропадом эта чёртова Навигационная школа с её идиотской дисциплиной! — проворчал он, зевая во весь рот. Щёки были мокрыми от слёз и в его памяти промелькнули обрывки сна. 'Пригрезится же такая ерунда!.. Ладно, не стоит заклиниваться. Скоро всё забудется'.
Побоявшись снова заснуть, Ласло откинул одеяло и вскочил на ноги. Практически без участия мозга его пальцы набрали привычную комбинацию знаков на пульте и затемнённые стёкла прояснились. Ещё одно нажатие и по комнате загулял порывистый ветер, несущий неуловимо знакомые ароматы.
Раздувая тонкие крылья породистого носа, землянин втянул в себя прохладный воздух и озадаченно наморщил лоб. 'М-да, и так во всём. Вокруг всё чужое, но почему-то кажется, если немного поднапрячься, то непременно вспомнишь, что это такое'. На его лице появилось упрямое выражение. После некоторых размышлений он решил, что пахнет свежеспиленным смолистым деревом.
'Вот и славно! — определённость вызвала у Ласло прилив хорошего настроения. — Итак, что у нас творится за бортом?' Он вскочил на подоконник высокого арочного окна и, сладко потянувшись, выглянул наружу.
В мире царила предутренняя мгла. Солнце Рамбо ещё не показалось и потому высокое небо казалось чернильным облаком, в котором потонули многочисленные яркие созвездия. Взгляд Ласло скользнул к востоку — туда, где над верхушкой горной гряды висело целое семейство крохотных лун, называемых Бусами Мораны. Его губы скривились в недовольной гримасе. 'Хрень какая-то! То ли дело наша красавица Луна! — он приободрился. — Зато днём здесь почти как дома. Небо синее и облака такие же белые и пухлые, будто вата. В общем, совсем как у нас в горах, в имении дедушки под Зирцем'.
Только что приснившийся сон почему-то не желал уходить в небытие, и по его лицу снова скользнула тень.
'Не раскисать, мадьяр! — приказал он себе, заметив подкрадывающуюся ностальгию. — Близкие всегда с нами, на то нам и дана память сердца. А за приключения нужно платить, тем более есть за что, — он глянул на город, лежащий у его ног, и распрямил плечи, стряхивая с себя груз прошлого. — Смотри, какая красота и не говори, что она того не стоит!'
И в самом деле, — поделённый на части стремительными стрелами наземных магистралей, подчас совершенно загадочного назначения; опутанный изящной паутиной переходов между высоченными причальными башнями, над которыми как пчёлы роились авиетки; украшенный световыми фонтанами и парками, Рамбо был фантастически прекрасен.
Мир, полный скрытой жизненной энергии, манил землянина неизведанными землями и рискованными приключениями. Его взгляд устремился туда, где сутки напролёт кипела напряжённая жизнь. Гравитационный лифт, связывающий планету с орбитальной станцией, трудился сутки напролёт. Даже с земли можно было видеть, как к центральному причалу прибывают сияющие огнями пассажирские лайнеры.
При виде величественного зрелища в глазах Ласло, унаследованных от цыганских предков, загорелось неподдельное восхищение. Ему доводилось бывать на станции, и он знал, что в огромном вестибюле космопорта их встречают нарядные толпы народа. Поначалу его удивляли экзотический вид и необычные повадки инопланетян, но со временем он потерял к ним интерес. С некоторых пор его привлекала только рабочая зона станции, где без всякой помпы причаливали неуклюжие работяги-транспортники, подчас везущие в своих трюмах целое состояние. Среди них деловито сновали юркие суденышки обслуживающего персонала и небольшие яхты искателей приключений, чьи хозяева грезили об очередном сокровище. Временами между ними вклинивался корабль, принадлежащий Галактическому патрулю. При приближении его хищной туши другие поспешно уходили в сторону, давая ему 'зелёную улицу'. Достигнув цели, вооружённый до зубов блюститель космического правопорядка неспешно заплывал в раззявленную пасть грузового дока, где его уже поджидали руки опытных спецов.
'Красота! Вот где настоящая жизнь! Какая к чертям ностальгия! Пока на Земле долетят до Марса, я успею облететь, если не всю Вселенную, то несколько галактик совершенно точно! — подумал Ласло, глядя на мелькающие огоньки на орбите. — Клянусь! Когда-нибудь я обязательно разбогатею. Вот тогда я куплю корабль, не хуже, чем "Птица удачи" у Аэлиты, и буду свободен как птица...'
— Встать, кусок дерьма! Я кому сказал? — вдруг завопил грубый мужской голос.
'Проклятье!' — сержантский ор, записанный в качестве побудки, заставил землянина очнуться от мечтаний. Он скатился с подоконника и бросился в душ. Энергично растираясь, он заглянул в зеркало и подмигнул своему отражению 'А что? Хорош! Что бы ни говорила Аэлита'. Бросившись к выходу, он вернулся и стёр запись на кристалле будильника. "Вот теперь полный порядок. Прости, дружище, но ты мне больше не нужен. Учёба закончена и впереди меня ожидает целая Вселенная".
