Попытки вспомнить, что случилось после того, как он перепрыгнул на ветку дерева с верёвки, ни к чему не привели. Что-то нахлынуло, да так, что память вон. Раньше такого не случалось, по крайней мере, он никогда не терял память на столь долгое время. Хотя... было однажды, когда он в пылу схватки потерял счёт времени. Это случилось ещё в Славошовице. Когда ему пришлось учить уму-разуму таборитов. В тот день он точно помнил, как первый раз занёс топор, а потом пустота — только тела вокруг, да убегающие остатки от отряда нападавших. Он не помнил, как он убивал. Почему он только сейчас об этом подумал? Ведь это случилось достаточно давно.
Ладно. Об этом и потом подумать можно. Нужно понять своё местонахождение. Анхель встал, огляделся. Оказалось, что он сидел в нескольких шагах от выворотня со схроном. Отбросив ветки, он нашёл ровно то, что оставил там несколько дней назад. В яму изрядно натекло воды, но вещи были целы. Да и промокать там особо нечему было. День обещал быть солнечным, а значит, надо найти поляну подальше от дорог и высушить вещи.
Поляна нашлась довольно быстро. На опушке торчало несколько массивных камней, на которые и легли все мокрые вещи. Сам Анхель, прихватив кинжал, пошёл в лес, дабы найти какую-нибудь еду. Через пару часов ему попался на глаза заяц, который и стал его обедом. Вернувшись на поляну, он разложил на тёплые камни очередную партию вымокших вещей, развёл костёр и принялся разделывать зайца, дожидаясь, пока огонь наберёт силу.
В голове крутились мутные образы того, что, возможно, случилось ночью. Он помнил, как залез на стену, как присмотрел место для спуска, как дождался ухода основной массы стражей и начал спускаться. Его заметили, как он и предполагал, и он спрыгнул на ветвь дерева и ждал, пока всполошившиеся стражники подойдут. А что было после?
Смутные образы стоящих кондотьеров рядом. Кровь. Их четверо. Один лежит в луже крови, второй падает. Нет — ничего не ясно. Всё мельтешит перед глазами. Всплеск крови, а затем бег. Дорога, поляна, лес — скорость звучит в ушах. Картинка расплывается.
Анхель убрал руки от лица — день клонился к закату. Он решил разбить лагерь здесь. Место вполне его устраивало. Единственно, так это нужно походить по лесу, добыть ещё еды на сегодня, на завтра, найти ручей — набрать воды. И завтра можно идти. А куда?
До сих пор он не задумывался, куда пойдёт после того, как добудет искомые бумаги. Ему нужен переводчик — тот, кто сможет прочитать всё, что написано на тех бумагах, чтобы Анхель знал, что делать дальше и куда идти. Если конечно, надо куда-то идти.
* * *
— Я бы убила его, когда он только упал на эту землю. Не понимаю Я этого договора.
— Вот и Я. Аградон, может, посвятишь нас в ваш план?
— Всему своё время. Оно ещё не пришло. И нескоро ещё, по местным меркам, придёт. Знамения нам известны, неизвестно лишь, как они будут выглядеть. Сами же знаете.
— Ну да, ну да! Конечно. Всё будет снова? Повторяться не в моём стиле.
— Немезия, прошу — ты ведь знаешь о Законе. Он был написан при нас и отменять его явно не собираются.
— Конечно, Аградон. Я понимаю. Как же это скучно: быть вечным и подчиняться законам Вечности.
— Нам ещё полтысячелетия ждать. А он уже пробуждается, Одралас видел, что случилось у града, заложенного третьим Мессией.
— Да, Я видел. Он пробуждается. Пусть его и воспитали тут, что убивать "нехорошо", но у него внутри пылает внутренний огонь и всякий раз, когда подворачивается случай — кровь льётся. А он потом пытается вспомнить, что было. — Серый мерзко посмеялся. Аградон переглянулся с Немезией, словно висящей в воздухе женщиной с такими же непроницаемыми безднами глаз. Только глазами отличался зеленоватый Одралас от них — они у него были. У Аградона и Немезии, если и были, то их не было видно. Только чёрные провалы, откуда, казалось, веяло смертью.
Трое на сей раз стояли на берегу моря. Перед ними лежала бесконечная водяная гладь. Они возвышались на обрывистом берегу в десяток человеческих ростов. Ветер трепал одеяния Немезии и Аградона. Одинаково чёрные балахоны, как и они сами, были, словно, мёртвые и на сильном ветру еле колыхались. Одралас стоял позади них, они на него, порой, и внимания не обращали. Он был более низкого сословия, нежели они.
— И что же? Просто ждать? А он пусть ходит по земле? У него ведь теперь есть документы, которые расскажут ему, зачем он тут, какова его роль.
— Да. Так и должно быть. И да — мы будем ждать до первого явления, а после вступим в бой с четвёртым Мессией. Как велит Закон!
Одралас посмотрел на Аградона, затем на Немезию. Он так и не понял, что намечается. Древние извечно недоговаривали или говорили туманно с такими, как он. Они считают Детей Войны чем-то низшим и почти столь же мерзким, как люди. Несмотря на то, что они гораздо сильнее и почти бессмертны. Это было неприятно, но мыслей о восстании не было — куда им до демонов. С ними только ангелы спорить могут.
— Одралас, продолжай следить за ним. Хочу, чтобы ты был рядом, когда случится первое явление. А до того пресекай всё, что может быть нам помехой. После последнего знамения придёт время Детям выйти на свет этого мира.
— А бёвульсы?
— Да. И их время тоже, но твой народ будет первым. По Закону — от низшего к высшему. И низший здесь ты.
— Пушечное мясо... почему бы не пустить сначала орды Немезии? Которые она, кстати, отлично выпасла не так давно. — Одралас агрессивно глянул на парящую женщину.
— Я не обязана просить разрешения у тебя!
— Разумеется...
— Достаточно! Твой народ первый — это решено.
— Конечно, Аградон. — Склонил голову Одралас.
— Сначала они, затем Я, после меня ты. — Обратился Аградон к Немезии. — Придержи их до срока — слишком много жизней забирает твоё незримое воинство.
— Им вполне хватило, мне даже новое имя дали — Чёрная Смерть. — Она расхохоталась. Аградон лишь ухмыльнулся.
Один Одралас никак не отреагировал. Он развернулся и, сделав несколько шагов прочь, исчез. Вскоре исчезли и двое Древних.
Месяц спустя. Венецианская республика, г. Виченца.
Наступал вечер. В церкви Сан Лоренцо почти никого не было. Лишь редкие прихожане, которые нашли время, чтобы зайти и помолиться. Кто-то просто сидел со своими мыслями, кто-то про себя шептал молитвы. С краю почти у стены сидел некто явно не из этих мест, что бросалось в глаза. По всей видимости, воин — высок, отлично сложен, пепельные волосы, сплошь прореженные сединой, убраны в хвост. На лице несколько шрамов, небольших, но лицо они меняли достаточно для того, чтобы оно стало весьма устрашающим. Глаза почти ничего не выражали — он ждал.
Но кого он здесь ждал или чего, было неясно. Он находился в церкви уже несколько часов. Местный священник отец Клемент заметил его почти сразу, как он появился — такого трудно не заметить. Почему-то ему показалось, что этот высокий воин пришёл сюда отнюдь не затем, чтоб замаливать грехи. Он сидел, почти не двигаясь, наблюдал за прихожанами, изредка закатывая глаза, когда в церковь входило несколько человек, зато благожелательно глядел вслед уходящим.
Когда в храме остался он один, отец Клемент решил подойти к нему. Тихой поступью он приблизился, слегка кивнул в знак приветствия и сел на скамье перед неизвестным. Не ожидая, когда незнакомец заговорит, начал первым:
— Добрый вечер. Вы давно сидите, но я не вижу, чтобы вы молились.
— Я здесь не ради молитвы, отче. Мне нужна ваша помощь.
— Моя? Вы хотите исповедоваться?
— Нет. У меня есть некие бумаги, написанные на латыни. Я должен знать, о чём они.
— Вы хотите, чтобы я перевёл их вам? — С некоторым недоумением спросил священник.
— Да. Я именно этого и хочу. Простите, но мне нечем вам заплатить за это. Однако это очень важно для меня. А возможно, и не только для меня.
Отец Клемент занервничал, он не ожидал подобного отношения к себе. Его взгляд скользнул по незнакомцу и на краткий миг зацепился за кинжал, который лежал на скамье позади этого человека. Он не скрывал его и, заметив, что священник увидел оружие в храме, которое туда вносить строго запрещено, никак не отреагировал. Он спокойно смотрел в глаза священнику и отрицательный ответ принимать не собирался.
— Покажите мне их... — Проговорил отец Клемент. Незнакомец откинул со скамьи полу плаща, за которой нашлась небольшая сумка. Из неё он изъял кожаный конверт, в котором находились пожелтевшие бумаги. Окинув храм лишний раз глазами, незнакомец протянул священнику листы.
Одного взгляда тому хватило, чтобы понять, что он держит в руках бумаги из хранилища Святого престола. Он поглядел на незнакомца, его взгляд спрашивал "Как? Откуда?", но встречный взгляд был холоден и жаждал только ответов.
— Где вы это взяли?
— Вы прекрасно понимаете, где Я это взял. А раз этот момент нам ясен, просветите же меня насчёт того, что мне до сих пор непонятно. Пожалуйста.
Священник вновь впился глаза в строки, бегло прочитывая то, что там написано. Он вертел страницы, когда нужно было, порой вытягивал их, разглядывая на просвет.
— Идёмте со мной. Я закрою храм. Только... оставьте оружие.
— Как пожелаете, отче.
Священник направился к дверям, запер их, затем прошёл через просторный неф к алтарю, незнакомец следовал за ним. Они обошли средокрестие и вошли в деамбулаторий, опоясывавший хор, там был спуск вниз. Священник взял со стены немилосердно чадивший факел и, пригнувшись, вступил на узкую лестницу. Она была небольшая — с десяток ступеней. Они вошли в узкий коридор, в котором было несколько дверей в кельи. Отец Клемент открыл одну из них и вошёл. Незнакомец последовал за ним.
В келье почти ничего не было, только стол для письма и табурет. Чуть выше стола располагалась полка со свечами. Священник взял одну и зажёг её от факела, затем остальные от неё. Факел занял своё место на противоположной стене. В помещении стало достаточно светло. Отец Клемент присел, достал из-под стола несколько чистых листов. Взял очки и, протерев их, одел.
— Я перепишу всё, что здесь написано. После этого вы покинете храм Сан Лоренцо.
— Учтите, святой отец, что Я наведаюсь и в церковь Санта Мария деи Серви, дабы удостовериться в подлинности перевода. Посему прошу не совершать ошибок.
— Не стоит во мне сомневаться. Я служитель Господа — мне не пристало врать.
— Вот поэтому Я и проверю ваш перевод. И будьте уверены, что если он будет неточен — Я вернусь за вами.
— Как я сказал: мне не пристало врать.
После этих слов отец Клемент занялся переводом. Перо скрипело по бумаге, тени слегка подрагивали на стенах. Незнакомец стоял у двери и молчал.
* * *
Анхелю не совсем нравилась эта роль, но выбора он не видел. По доброй воле священник вряд ли согласился бы перевести запретные листы из апостольской библиотеки. Зато хмурый бандит внушал необходимое чувство страха. Хотя, признаться, если бы Анхель и не играл, то эффект был бы почти тот же. Про его внешность много чего в своё время было придумано и рассказано. Потому лишь голос осталось сделать построже, и вот — монах скрипит пером, переводя потребное ему.
Прошло около трёх часов. Над Виченцей была поздняя ночь, когда отец Клемент закончил труд.
— Прошу вас. Будьте уверены — слово в слово.
— Не сомневаюсь, святой отец. Надеюсь, то, что вы видели, вы унесёте с собой в могилу?
— Мой долг хранить подобные тайны от паствы — она не поймёт такие вещи правильно. Похожие документы могут расколоть город, область, а то и целую страну.
— Я пока не знаю, что там. Но будьте уверены, что дальше меня эти бумаги не пойдут.
— Кто вы?
— Это неважно. Моё имя вам не скажет ничего.
— А я не имя спрашиваю — вы тот, о ком здесь говорится. — Священник кивнул на бумаги в руке Анхеля. — Мессия.
Анхель промолчал, поглядел на монаха, а затем просто развернулся и пошёл по коридору к лестнице. Нужное ему дело было сделано и ничто его здесь отныне не держало.
* * *
Шаги удалялись. Отец Клемент сидел на табурете, повернувшись к двери. В голове крутились строки, только что переведённые им.
"Небом посланный Мессия во время, Законом определённое, встретится с силами Древними, дабы решить исход многолетнего конфликта. При поражении его стёрт с лица земли будет род падших выродков и Детей войны. При победе его жизнь продолжит своё течение до прихода следующего..."
Руки дрожали от одной мысли о том, что перед ним сейчас возможно был Мессия — посланец небес. Ещё более становится страшно от того, что грозит миру в преддверии битвы.
Вновь шаги. Он возвращается? Нет — шаги другие. Совсем другие, тяжелее, небрежнее. Тень показалась в дверном проёме, кто-то высокий и худой шёл в келью. Ушедший не запер дверь — кто-то вошёл следом. Монах встал, чтобы выпроводить незваных гостей отсюда — это место только для священнослужителей.
Но не успел он дойти до двери, как пред ним предстал некто. Из одежды на нём была потрёпанная кольчуга и порты тёмного цвета. Кожа была тёмной, не как у людей. В свете свеч не разобрать, то ли серой, то ли зеленоватой или, может, голубой. Неужели мертвец?!
— Доброй ночи, монах.
— Кто вы?
— А ты, поди, только что про меня читал, ну, вскользь-то упомянуто — Дитя Войны. Припоминаешь?
— Господи Иисусе...
— Да-да. Вот он я. Но ведь ты понятия не имеешь, что это всё значит. Нет? Тем лучше.
Серое существо толкнуло монаха сильной ладонью в грудь, тот, падая, зацепил табурет и опрокинул его. Монах оказался на полу.
— Молись, отче — больно не будет.
* * *
Анхель покидал Виченцу. Как бы там ни было, но монах вполне мог выйти следом за ним и поднять тревогу. Так что за благо Анхель решил покинуть город поскорее. Всё, что ему было нужно, при нём, а значит, ничего его больше не держит. Осталось только узнать цену того, что он нёс при себе, но это теперь не проблема.
Утром он устроил стоянку на берегу реки Баккильоне на весьма неприметном бережке, отделённом от мира буйными кустарниками. Без опаски он развёл огонь, подогрел запасённое несколько дней назад мясо. Поев и вымыв руки, он достал кожаный конверт, в котором теперь помимо старых листов лежали новые. Достав свежие листы бумаги, Анхель принялся читать написанное. Вначале были разные ненужные записи, которые повествовали о том, когда, как и кем эти документы были получены. Анхель быстро пробежал глазами бумаги до того момента, где и начинался, собственно, перевод документа.
Данный документ есть не что иное, как письменное свидетельство о пророчестве некоего мудреца, жившего до рождества Христова. Жил он ....
Старец, будучи в преклонных летах...
Анхель пропускал то, что явно было не по делу, и перескакивал на следующий абзац.
Документ подлинный, увы, утрачен, но перевод его верен...
Сказано было, что в века незапамятные мир наш населён был иными людьми. Выше они были в духовном теле своём. Но были среди них те, кто статью был иной. Обладая крыльями, те летать могли, и пришёл день, когда открыт ими был иной мир поверх оного. То были пустоши подсолнечные, где мира нет, но он есть, коли духом в него способен переселиться.
