Квист перешёл на доверительный полушёпот:
— В этом году у фестиваля появился некий таинственный попечитель, о котором никто ничего не знает. Но, видимо, он столь щедр или влиятелен, что ради него собираются открыть часть Серебряных Лабиринтов.
Он усмехнулся:
— Вижу по вашим лицам, что вы об этом ничего не знаете. Серебряные Лабиринты — важнейшая реликвия и свято хранимая тайна Нового Оламна. Многие знают об их существовании, но их считают не более, чем одной из закрытых достопримечательностей, каких много в нашем городе. На самом же деле, их возможности могли бы, наверное, поразить наше воображение... если бы мы их знали. К сожалению, знание это утеряно или тщательно охраняется посвящёнными. Известно, что там какая-то совершенно особенная акустика. По сильно урезанной легенде, с этим местом связаны давние события, когда Уотердип, тогда еще не столь насыщенный точками магии, пережил своё первое падение. Безумный Бард, слыхали о таком? Звучит, как в плохом анекдоте, не правда ли? Но так его и звали, если, конечно, и это не выдумали цензоры Нового Оламна. Он якобы создал Серебряные Лабиринты и наполнил их магией. А потом город пал.
Посмотрев на озадаченные лица Эйлин и Касавира, Квист понимающе кивнул.
— Как видите, некоторых звеньев в этой цепочке событий недостает. И я много бы отдал, чтобы восстановить их. Дня не проходит, чтобы я об этом не думал. Но знаете, что интересно? Пропавший без вести профессор Симон был недавно назначен хранителем Серебряных Лабиринтов. Съюн ведает, как это удалось барду, которого замшелые академические пни называют не иначе, как подозрительным выскочкой. Эта пожизненная должность всегда была прерогативой старожилов Академии, тех, кто проработал не менее пятидесяти лет, и её крайне редко занимали люди. Видимо, он сумел убедить Леди Голос в том, что его судьба и судьба Нового Оламна — отныне единое целое. Если честно, я бы ему поверил даже безо всяких трюков. Он немного не от мира сего, но такого преданного, беспристрастного и неподкупного человека в нашей конторе уже почти и не встретишь.
Эйлин постаралась не выдать себя, но по лёгкому румянцу Касавир догадался, как взволновали её эти слова.
— Так что же теперь будет? — спросила она, кашлянув.
— Ну, за судьбу фестиваля можно не волноваться. Будут небольшие изменения в программе кафедры очарования, и начало состязаний боевых бардов со всего Фаэруна сдвигается на день. Тебе это только на руку, успеешь подготовиться. Если позволишь дать тебе совет, не стоит сразу демонстрировать свои возможности. Самое интересное начнется на следующей неделе, а пока лучше понаблюдать, оценить и выбрать лучших соперников. Ты, как независимый участник и звезда мирового масштаба, можешь себе это позволить. А я с удовольствием устроил бы вам экскурсию. Как насчет завтрашнего дня? Или послезавтра, в день церемонии открытия?
— Хм, — задумалась Эйлин, никак не отреагировав на слова о звезде мирового масштаба, явно имевшие целью польстить её тщеславию, — завтра все будут заняты подготовкой, и будет не до нас?
— А разве это не то, что нам нужно? — лукаво улыбнулся Квист. — Спокойно всё осмотрим, поговорим. У нас есть, на что посмотреть. Кстати, покажу вам портал в Серебряные Лабиринты.
— А к нему есть доступ?
— Конечно. Сам портал закрыт, но пещера, где он находится, очень интересна. Администрация сделал всё возможное, чтобы превратить это место в туристический аттракцион, скрывая, тем самым, его истинную сущность. Но этот путь не единственный. Ещё один скрыт где-то в городе, не знаю, где именно. Профессор говорил, что здесь, в южной части. И есть старый портал на острове в паре миль о берега. Там развалины маяка с подземельями.
Эйлин и Касавир быстро переглянулись и стали слушать с удвоенным вниманием.
— Я там как-то бывал и даже нашёл что-то, похожее на остатки портала. Этот вход в лабиринты был когда-то основным. Его охраняли мермены, чьи гроты сообщаются с подземельями. Там почти всё разрушено.
Несмотря на уверения барда, что портал разрушен, упоминание о нём, конечно, не оставило их равнодушными, это было написано на их лицах. Теперь, по крайней мере, появилась какая-то логика в том, что Симон, — а никто из них уже не сомневался, что это был он, — назначил алхимику встречу именно там. Хотя, ничего хорошего это открытие пока не сулило и никакой ясности в дело не вносило.
За разговором компания дошла до извилистой из-за беспорядочной застройки, почти безлюдной дороги, ныряющей в Доки Контрабандистов — старый тихий райончик, почему-то носящий криминальное название. Здесь они распрощались с Квистом, который, виновато пожимая плечами, сообщил, что к полудню ему нужно быть в колледже.
— Боюсь, пешком я уже не успею, — заметил он, выжидающе посмотрев на Эйлин.
Но та напомнила, что его работа уже была оплачена, и весьма неплохо, а извозчик до Нового Оламна обойдётся никак не дороже десяти нибов[1], и вообще, они как раз занимаются утверждением тарифов на общение со звездой мирового масштаба Эйлин Фарлонг. Целых двадцать минут такого общения, между прочим, на дороге не валяются.
* * *
*
— Ну, и что ты о нём думаешь? — Поинтересовалась Эйлин, замедлив шаг.
— Не знаю, — со вздохом ответил Касавир.
— Не знаешь? — удивилась она.
Он помотал головой.
— Он, кажется, неплохой иллюзионист, — паладин хмыкнул. — Они все особенные. Для сложных иллюзий придумали даже свой собственный язык заклинаний.
— Руаслек? Но ты ведь читаешь на нём!
Касавир цокнул языком.
— В том-то и дело. Читать и понимать буквальный смысл я могу. Но скрытый смысл и назначение текста поймет только владеющий этой магией.
— Как так?
— Например, если ты читаешь неизвестный отрывок на синдарине, ты можешь сказать, простой это текст или заклинание, как оно примерно действует?
— Конечно.
— А как у тебя это получается?
— Не знаю, — Эйлин пожала плечами. — Это с опытом приходит. Это как отличать стихи от прозы. Для этого же не обязательно в совершенстве владеть языком и думать на нём.
— Вот именно! А на руаслеке нужно именно думать, чтобы понять, что перед тобой на самом деле — непритязательный стишок, философский трактат, набор слов или мощнейшее заклятье. Я вижу лишь верхний слой, буквальные слова, а слоёв бывает несколько, и каждый может быть и кодовым посланием, и ключом, и обманкой. Смешное и глупое может оказаться страшным, а серьёзное, наоборот, ничего не значащим. Я думаю, музыка иллюзий строится по тому же принципу. Представляешь, какие нужно иметь мозги и эмоциональное состояние, чтобы свободно оперировать всем этим?
— В любой песенной иллюзии есть элемент хаоса. Необъяснимо, но факт. Интересно, они сами-то себя понимают?
Паладин рассмеялся.
— А божественным зрением ты смог бы его прозреть? — задумчиво спросила Эйлин.
— Хм. А он тебя, кажется, сильно зацепил, — серьёзно заметил Касавир. — Это не та способность, к которой можно обращаться в обыденной обстановке. Не стоит злоупотреблять благосклонностью Тира. Думаю, ты больше можешь о нём сказать, как коллега. И, — он улыбнулся, — как проницательная женщина.
Эйлин в задумчивости посмотрела на драконьи глаза, завораживающие своей необычной, мрачноватой красотой и раздражающие обоняние сильным, терпким запахом. Что она может о нём сказать? Очень много, если собрать все свои хаотичные впечатления от него. И очень мало, если попытаться вычленить главное, то, что можно было бы назвать общим мнением, ответом на главный вопрос — что он за человек и можно ли ему доверять.
— Как женщина? Хм. Как женщина, я бы назвала его весьма милым молодым человеком. Если бы он не был таким сильным бардом.
— А ты не думаешь, что он может быть из арфистов? — спросил Касавир после недолгого молчания и машинально подал ей руку, заметив подозрительный провал в деревянной брусчатке.
— Да, — так же не глядя вложив свою руку в его, она перескочила через провал. — такой парень не остался бы незамеченным в Новом Оламне.
Она подняла голову, посмотрев на Касавира.
— Он сильный бард и, наверное, неплохой человек. Но как-то... несформирован. Мотается, как флюгер туда сюда.
— Да, тут ты права. Но не забудь, он молод, и, несомненно, на его долю не выпало и малой доли тех испытаний, через которые прошла ты. Рафинированный городской щёголь. Он не привык к сопротивлению, к неуспеху, теряется и начинает нервничать, сталкиваясь с чем-то, более сильным, чем собственная воля.
— Угу, — согласилась Эйлин. — А ещё твой ветреный ранимый юноша большой прохвост.
Касавир усмехнулся.
— Интересно, кто из нас защитник, а кто прокурор?
— Ну, — Эйлин кокетливо стрельнула глазками, — по идее, адвокатом должна быть я. Я же впечатлительная женщина.
— Я сказал, проницательная, — уточнил Касавир, — а это большая разница. Итак? Похоже, подсудимому не удалось вписать тебя в свой сценарий, и это сбило его с толку.
— Ну почему же? — она улыбнулась, кинув взгляд на букет. — Отчасти, его тактика сработала. Он показал мне свои возможности, и я их оценила. Новый Оламн, что тут скажешь, — вздохнула она.
— Ну, ну, тебе ли, потомку Великого Барда, страдать комплексом самоучки. Да, в чём-то тебе с ним не тягаться. Некоторым твоим заклинаниям не хватает отточенности.
— Да уж, — хохотнула Эйлин, — на Сэнда мой юмор действует просто убийственно.
— Но твои боевые и вдохновляющие песни — совсем другое дело, — продолжал Касавир. — В них столько мощи, страсти. Ты импровизируешь, но никогда не ошибаешься, бьёшь точно в цель. Ты мастер. Куда этому расчётливому прощелыге до тебя.
Эйлин усмехнулась.
— Не льсти мне. Каждому своё, как сказал Квист. У нас, мастеров грубого жанра, всё примитивнее, проще, всё однозначно. Боевые песни всегда очень короткие. В бою нет времени прятать какие-то глубинные смыслы за длинными проигрышами и руладами. В короткую фразу надо вложить ВСЁ. Это такое необыкновенное чувство, похожее на...
— Боевую ярость? — неуверенно подсказал паладин.
— Да, пожалуй, можно так назвать, — согласилась Эйлин. — Ты просто в какой-то момент чувствуешь, что если не выплеснешь всю ярость и боль — она сожрет тебя или тех, кто рядом... За мгновения выкладываешься так, как никогда не смог бы в мирной обстановке, словно сердце наизнанку выворачиваешь.
Она помолчала немного и тихо добавила:
— Именно поэтому боевой бард беззащитен в те секунды, когда поёт. Не перед мечом и стрелой, а перед агрессией, исступлением, болью, ужасом, безумием, тьмой... Потому, что душа его в этот миг открыта и другу, и врагу, и собственной энергии разрушения, если он в чём-то ошибётся.
Они свернули в переулок, ведущий к дому. Касавир шагал, крепко держа Эйлин за руку, сдвинув брови, непроизвольно играя желваками. Нелегко слышать такое от женщины, с которой прошёл через ад, которую сам себе поклялся защитить любой ценой, которую мечтал видеть просто женой и матерью, когда всё это закончится. И понимать, что это — не закончится никогда. Ни для него, ни для неё. Какой-то частью души она так и не сможет обрести покой. Как и он.
— Как же ты справлялась с этим? — выдохнул он.
— Не знаю. Как все. Есть же у души какой-то запас прочности. Но отказаться от этого невозможно, каков бы ни был арсенал других средств. Это такой... коронный, смертельный номер, который ты всё усложняешь и усложняешь, впитывая ужас и восторг публики.
Касавир покивал своим мыслям и тихо, надтреснуто произнес:
— Я понимаю тебя.
Они долго молчали. Эйлин пожала плечами.
— Да, меня заинтриговал рассказ Квиста о состязаниях, но я не очень удивлена тем, что боевые барды занимают особое место. На десяток хороших очарователей или бардов общего профиля приходится один неплохой воин. Их ценят.
— Их по праву считают особой кастой. Они могут то, чего не могут другие.
— Не знаю. Иллюзия, очарование — тоже особые жанры. Поэтому, даже как коллеги, мы с Квистом вряд ли друг друга поймём. Но он возбудил мой интерес к своему искусству.
Она вздохнула, бросив бесцельный взгляд назад вдоль улочки, прорезающей плотную, невзрачную одноэтажную застройку.
— А вот боевых песен я давно не пела.
— Хм. Хочешь поучаствовать в фестивале?
— А кто бы отказался? Хотя бы ради того, чтобы узнать, что за всем этим стоит.
____________________________________________
1. Медная монета уотердипской чеканки.
Глава 7
Остров с привидениями
Нос большой четырехместной лодки взрезал тёмно-синюю рябь, послушно отзываясь на каждый энергичный взмах весел. Очертания скалистого островка впереди становились всё отчетливее. По вискам и мокрой покрасневшей шее Касавира со вздувшимися венами стекали крупные капли пота. Послеполуденное солнце жарило неимоверно, и трудящегося на вёслах паладина не спасало даже то, что волшебный доспех Морадина был создан комфортным для любых условий.
Они лениво молчали каждый о своём, хотя темы для обсуждения были. Но Эйлин, обычно бравшая на себя роль вдохновителя общей беседы, была погружена в свои мысли.
Встретившись в 'Зияющем портале' менее чем через три часа после расставания, они обменялись с Карой целым ворохом новостей. Во-первых, они двое оказались свидетелями очередной дерзкой попытки дискредитировать Гильдию Магов в Торговом районе. Они очутились там, благодаря Милану: тот уговорил Касавира помочь донести в мастерскую его партнёра заготовки для доспехов-конструкторов — всё равно им предстояло идти в ту сторону. Конструкторами предприимчивый торговец называл доспехи, собранные из частей от разных комплектов. У хорошего кузнеца они выходят не хуже оригинальных, но стоят гораздо дешевле и в магазинах вроде 'Кровавой работы' пользуются большим спросом. А что до нападения, то на этот раз кто-то изобретательный выпустил дюжину курстов через подвал Гильдии Фонарщиков. Брошенные хозяином, эти несчастные ни живые ни мёртвые создания не представляют большой опасности, но не всякий сможет сохранить самообладание, увидев бродящее рядом молчаливое существо, одетое в черное рваньё с капюшоном, обладающее совершенно белой кожей и для пущей убедительности сжимающее боевую косу в костлявой руке. Коварство замысла заключалось в том, что яркий свет действует на курстов возбуждающе, они, вспоминая что-то из своей прошлой жизни, начинают петь, плясать, плакать, смеяться, бегать за людьми, заглядывать им в глаза, угрожать оружием — словом, представляют собой зрелище не для слабонервных обывателей. Эйлин и Касавир вовремя оказались рядом, и поднявшаяся паника не успела наделать бед в пожароопасных демонстрационных залах Гильдии Фонарщиков. Покончив с этим и предоставив страже разбираться дальше, они уже в трёх шагах от места происшествия увидели свежерасклеенные листовки с очередным призывом к гражданам и властям озаботиться тем, что Гильдия Магов плюёт на законы и занимается опасными экспериментами.
Тот же Милан рассказал им ещё кое-что интересное. Оказывается, глава Гильдии Магов леди Тиннуарэ является одним из засекреченных лордов Уотердипа. Сколько всего лордов у города, неизвестно, но на заседаниях Совета постоянно присутствуют шестнадцать. Остальные тщательно скрывают своё положение, дабы быть готовыми действовать неожиданно и, в случае чего, не дать врагам захватить власть. Теоретически, даже нищий, выпрашивающий у вас монетку, может оказаться тайным лордом. Информация Милана придавала нападкам на Гильдию совсем иной масштаб. Они в очередной раз поразились его осведомлённости о делах, которые, казалось бы, не должны быть в компетенции простого торговца из Доков. Впрочем, он водил дружбу с Симоном Дюсаром, а тот мог получить доступ ко многим секретам, сделав карьеру в Новом Оламне. А вот об острове с порталом Милан им почти ничего нового не сообщил, объяснив, что не любит это место. В детстве, когда Ниваль подбивал его сплавать туда, он очень боялся, впечатлённый страшными историями. Другое дело, Ниваль. Тот слыл парнем себе на уме, приторможенным, но, не дай бог, его какая муха укусит — ни страха, ни башки. Такую репутацию он приобрёл после одного столкновения с ребятами Малыша Тимпо. Но это была другая история, которую Милан обещал рассказать потом, чтобы не задерживать их своей болтовнёй. Так он деликатно отделался от их расспросов.
