Двенадцать звезд

И, когда нолдор наконец отвернулись, маг почувствовал, что дрожит от унижения, а на глаза ему наворачиваются слезы бессильной ярости.

Тьма, он так гордился своей хитростью, своими колдовскими знаниями и умениями, и вдруг все это обрушилось на его голову чуть ли не в одно мгновение!

И только теперь он ощутил другой взгляд, обжигавший его ненавистью. Азраиль обернулся: это был Дагнир, который смотрел на мага, едва ли не скрежеща зубами. И Азраилю сразу стало легче: вот кого он мог водить на привязи безо всякого волшебства! И он улыбнулся Дагниру той самой улыбкой, которой улыбался там, на дороге, насылая на дунадана предательский морок. Тот вздрогнул и поспешно отвернулся.

С паршивой овцы хоть шерсти клок, подумал маг, забираясь на своего коня — серого в яблоках мерина, пожилого и смирного.

— Эй, подождите, стойте!

Все обернулись: к коновязи бежал, разбрызгивая лужи, зеленолесский эльф.

— Стойте!

Он подбежал к Азраилю, уже сидевшему в седле.

— Возьми, это тебе, — сказал эльф и сунул магу свой деревянный гребешок на шнурке.

— Спасибо, — сказал тот, покрутив гребень и вешая его за неимением пояса на шею. — Как тебя зовут?

Эльф улыбнулся.

— Гвайлас из Эрин Галэн, сын Гвайлира.

Азраиль коротко кивнул.

— Прощай, Гвайлас.

И отвернулся.

Ехали они не торопясь и каждые три-четыре часа останавливались на привал. Азраиль путешествовал посередине колонны, со всех сторон окруженный охтарами. Ангрим ехал впереди отряда, а эльфы — сзади.

Иногда маг ощущал на себе их взгляды: словно ветерок ерошит волосы на затылке. Он не знал, что сделали нолдор, но стоило Азраилю резко повернуть голову, как краем глаза он ловил белый отблеск, пляшущий вокруг него самого и его коня.

Что это было и зачем, маг не имел ни малейшего понятия. И потому время от времени находил взглядом Дагнира, чтобы снова одарить охтара улыбкой. Это было до крайности глупо и недостойно, но Азраиль просто не мог удержаться, оказавшись в столь унизительном положении. Дагнир краснел, бледнел, кусал губы, а потом перебрался в голову отряда, чтобы оказаться спиной к магу.

Весь ясный, как стеклышко, день Азраиль ехал на ярком свету, а во второй половине дня солнце било ему прямо в глаза: дорога еще не свернула на север. А у пленного не было ни плаща, ни капюшона, и к тому времени, когда отряд остановился на ночлег, у мага горело лицо, ныли виски, а в глазах плясали разноцветные пятна.

Он с трудом удержался от того, чтобы, сползши с коня, не броситься лицом в землю. Ощупью добравшись до какого-то валуна, Азраиль привалился спиной к его прохладной поверхности.

Под веками постепенно растекалась блаженная темнота, как вдруг на колени ему что-то упало. Маг открыл глаза и вздрогнул. На фоне алого заката над ним возвышался Ангрим, а на коленях лежал плащ из добротной черной материи с серебряной застежкой, украшенной прозрачным камнем.

— Почему ты ничего не попросил укрыться от солнца? — резко произнес роквэн.

— Потому что не мое дело вернуть меня в Барад-дур в целости и сохранности, — так же резко ответил ему Азраиль.

Некоторое время они сверлили друг друга взглядами, потом Ангрим повернулся и сделал шаг в сторону, но тут же остановился.

— Да, имей в виду, — бросил он через плечо. — Я поговорил с Дагниром, и больше ты не будешь водить его, как овцу на веревке.

Азраиль похолодел, испугавшись, что роквэн прочел его мысли. Но тот, кажется, ничего не заметил: отвернулся и ушел.

Когда совсем стемнело и стало прохладно, маг побрел к ближайшему костру и, не глядя на устроившихся вокруг него охтаров, тоже сел к огню.

Разговор тут же оборвался, и через некоторое время согревшийся Азраиль, подняв голову, обнаружил, что остался у костра один, в компании с большой вязанкой хвороста, одеялом и едой.

Ну и ладно, подумал он, подбрасывая хворост в огонь. Закутавшись в одеяло и плащ, маг лег на землю лицом к огню. От других костров доносились голоса людей, потом в ночи раздался веселый звонкий смех.

"Эльфы, — подумал Азраиль. — Уж не надо мной ли смеются?"

Он укрылся одеялом с головой и спрятал лицо в сгибе локтя. И только тогда подумал о том, о чем не мог позволить себе думать днем.

"Мама, мамочка..." — беззвучно позвал он и начал вспоминать свой сон, чувствуя, как из глаз снова побежали горячие слезы.

Следующие дни выдались не такими ослепительными: по голубому небу плыли белые, как выстиранные простыни, облака. Да и тракт постепенно заворачивал на северо-запад, и потому вечером солнце не так сильно ранило глаза мага.

Дагнир теперь все время ехал впереди и беседовал с лордом Ангримом, так что Азраиль и в самом деле остался без своей овцы. Эльфы по-прежнему держались позади. В первое утро маг приметил, что они бросают на него озадаченные взгляды, и ему оставалось только надеяться, что покрасневшие и припухшие веки нолдор отнесли на счет вчерашнего солнца. Сам Азраиль днем изо всех сил гнал от себя ночные мысли, стараясь сохранять безмятежное выражение лица: ни дать ни взять — господин, выбравшийся на прогулку со свитой.

"Свита", однако, озадаченно поглядывала на пленного, точнее — на плащ, которым снабдил его Ангрим. А еще точнее — на скрепляющую плащ фибулу в виде серебряной пятиконечной звезды, в центре которой светился кабошон горного хрусталя.

Стоянка, на которой отряд разбил лагерь через два дня, была, насколько мог судить Азраиль, той самой, где он поил из колодца свою песочную лошадь. Только теперь ему казалось, будто это случилось лет сто назад, а точнее — что ничего этого никогда не было: ни побега от конвоя, ни путешествия по Горгороту, ни встречи с Долгузагаром... ничего.

Мрачный и нахохленный, он сидел на камне, глядя в костер, который какой-то охтар разжег едва ли не у самых мысков эльфийских сапог.

Рядом послышались шаги, и он, не оглядываясь, снова понял, что это Ангрим. "И зачем я только ему сдался... — угрюмо подумал маг. — Почему бы ему не оставить меня в покое?"

Не говоря ни слова, роквэн сел на соседний камень и поставил на землю два кожаных стаканчика. Вынул пробку из небольшого меха и разлил вино, а затем подал один из стаканчиков Азраилю. Это было настолько неожиданно, что тот, растерявшись, принял стаканчик.

Отхлебнув из него, маг понял, что это не вино, а какой-то необычный напиток: горячительный, но при этом пахнущий яблоками и с яблочным привкусом.

— Что это? — вопрос выскочил из Азраиля прежде, чем он успел его удержать.

— Яблочный сидр. Из дома, — и, поглядев на озадаченное лицо собеседника, Ангрим добавил: — Из Лонд Даэр.

Он, кажется, ожидает, что я начну задавать ему вопросы, недоуменно подумал маг. "И прямо спросишь, что ему от тебя надо", — произнес внутренний голос. Но Азраиль знал, что на это у него не хватит смелости.

Вместо этого он издал какой-то неопределенный звук и снова сделал глоток.

— У нас там вокруг дома большой яблоневый сад, — продолжал роквэн с явным усилием в голосе.

По спине Азраиля побежали мурашки.

...у нас... вокруг дома... яблоневый сад...

Он сглотнул, собираясь духом.

— Я... я не понимаю, что вы хотите мне сказать.

— В самом деле? — Ангрим не сводил с него взгляда, прямого и острого. — А я думаю, что понимаешь.

У костра наступила мертвая тишина, и Азраилю почудилось, будто кровь, которая течет через его сердце, превратилась в лед.

— Ты понимаешь. Ты сам все рассказал Тиндолу, — произнес роквэн. — Но я бы и так тебя узнал. Ты — одно лицо со своей матерью.

Зрачки мага впились в лицо Ангрима, словно хищная птица в добычу. Но собеседник без труда понял, что означает этот цепкий, пронзительный взгляд. Он покачал головой:

— Нет, ты удался не в наш род.

Роквэн вынул из окостеневших пальцев Азраиля стаканчик, снова наполнил его и вернул обратно. Тот выпил сидр залпом, не почувствовав ни вкуса, ни запаха.

— А ты... — хрипло произнес он.

— Твой отец был моим старшим братом, — ответил Ангрим. — Единственным братом. После рождения первенца они с Ронвэн решили переселиться в Гондор, — роквэн помолчал, глядя в свой стаканчик. — По дороге они... то есть вы — дней десять гостили в Лонд Даэр. И больше никаких вестей, — он поднял глаза на мага. — До позапрошлой недели.

Ронвэн

Азраиль пошевелил губами. Нет, имя было таким же чужим, как и все остальное. Как будто давным-давно умершая женщина, о которой говорил Ангрим, — не та, что приходила к сыну во сне. Но это объяснить нетрудно: дитя знает мать не по имени. И Азраиль не сомневался, что роквэн сказал правду. Однако для него это ничего не меняло.

— Зачем ты мне все это говоришь? — глухо спросил маг.

— Затем, что это правда, — ответил Ангрим. — Затем, что ты имеешь право на это.

Его палец указал на пятиконечную звезду, скреплявшую на Азраиле черный плащ.

— Наш отец приплыл в Средиземье вместе с Элэндилем Ворондой, — роквэн допил свой сидр и поднялся. — Это наследственный герб Дайморда Девяти Кораблей.

И ушел в темноту.

На следующий день Азраиль не озирался по сторонам и не высматривал Дагнира. Ему было плохо, и не потому, что большую часть ночи он просидел, глядя невидящими глазами в огонь и доливая стаканчик из меха: его удручало состояние собственных мозгов. Роквэн был прав: ему действительно следовало догадаться или понять, сложив два и два.

Азраилю вспомнилось, как маги и пытчики перемывали кости Долгузагару, только что назначенному новым комендантом Седьмого уровня.

"Говорят, на Дагорладе Ламех'ин бросился в бой без приказа", — сказал кто-то.

"Без приказа, верно, — согласился Изар ан-Шеба, старинный долгузагаровский собутыльник. — Но у него была причина: он почувствовал смерть отца".

Конечно, это голос крови. Просто Азраиль раньше (точнее — очень давно) не сталкивался с кровными родичами, и, возможно, именно по этой причине связь между ним и его... дядей была столь сильной. Маг даже сейчас ощущал эту связь, она походила на русло пересохшей реки — по которому, однако, в любой момент может хлынуть вода: он знал, что если поднимет голову и посмотрит на Ангрима, тот почувствует его взгляд.

Так почему, спрашивается, он не захотел этого понять, остановившись на полпути в своих умозаключениях? Причиной был страх, безрассудный и бессмысленный. Азраиль чувствовал его и сейчас и не понимал — почему? С самым плохим — с неминуемой смертью — он, как это ни ужасно, отчасти смирился. Во всяком случае, шансов на удачный побег было настолько мало, что предпринимать очередную попытку к бегству было равно глупо и унизительно. Так чего ему бояться после того, как Ангрим заставил его выслушать правду? Маг не нашел ответа на этот вопрос, но заподозрил, что страшится его найти.

Это было до крайности скверно: Азраиль худо-бедно смирился с тем, что не властен над своей жизнью и свободой, но разумению своему он доверять привык. А теперь маг знал, что и самый его ум несвободен, и на мгновение перед его мысленным взором возникла кружащаяся в водовороте щепка.

Только когда Азраиль слез со своего мерина, он осознал, что на ночлег конвой остановился слишком рано и что людей вокруг больше обычного. Везде ставили палатки, которых не было накануне, и лишь сейчас маг вспомнил, что сегодня днем они встретили отряд, двигавшийся навстречу.

Тут на него упал чей-то взгляд, и Азраиль вздрогнул: это опять был Ангрим. Роквэн указал на уже разбитый шатер, и маг нехотя поплелся к нему.

Усевшись на плетеную подстилку, дядя и племянник в полном молчании разделили трапезу. На сей раз пили они не сидр, а неплохое белое вино, что, впрочем, совершенно не улучшило настроения Азраиля.

Ангрим отставил в сторону серебряный кубок и сел прямо, не сводя взгляда с мага. Тот упрямо смотрел в пустой кожаный стаканчик.

— Ты ни о чем не хочешь меня спросить? — произнес наконец роквэн.

— Нет, — последовал немедленный ответ.

— Почему?

Азраиль стиснул руки, но поднял голову и посмотрел прямо в глаза сотрапезнику:

— Потому что для меня это не имеет никакого смысла.

Это была ложь. Которая вместе с тем была чистой правдой. Как такое вышло, маг не имел ни малейшего желания задумываться.

Ангрим помолчал, а потом осторожно произнес:

— Ты понимаешь, что ты бы мог...?

— Нет, — отрезал Азраиль.

Роквэн долго молчал, но потом все же спросил:

— Почему ты не можешь этого сделать?

Азраиль сердито посмотрел на него:

— А почему ты не можешь перейти на другую сторону? Только потому, что твоя сторона победила?

Ангрим слегка улыбнулся — словно против воли:

— Конечно, нет.

— Тогда почему я должен изменить своей стороне? Лишь потому, что она потерпела поражение? Или ты держишь меня за трусливого харадришку, который перебегает к победителю и топчет того, кому служил раньше? — запальчиво спросил Азраиль.

Роквэн покачал головой.

— Нет.

— Тогда почему ты предлагаешь мне сделать то, что делают предатели?

Ангрим помолчал.

— Ты настолько не желаешь быть предателем? — спросил он. — Но ты ведь покинул Темную Башню. Или ты лгал и тогда, когда сказал Тиндолу, что бежал из Барад-дура, потому что хочешь жить?

Маг почувствовал, что у него вспыхнули щеки.

— Я не вижу смысла защищать пустое место! В отсутствие... это всего лишь груда камней. Мои обязательства просто потеряли силу!

По крайней мере, пока я жив, добавил Азраиль про себя.

— Вот как, — сказал роквэн. Кажется, он был в недоумении. — Но что же мешает тебе принять на себя другие обязательства?

— А это совсем другое дело, — ответил Азраиль. — Это и было бы предательством и трусостью.

— Почему?

— Потому что я не хочу брать на себя другие обязательства.

— Почему? — снова спросил Ангрим.

Азраиль помолчал, но потом ответил:

— Это невозможно, с какой стороны ни посмотри.

— Почему?

— На то есть... — Азраиль сглотнул, — очень веские причины.

— Какие?

"Скоро узнаешь", — хотел сказать Азраиль, но в горле у него стоял ком, и он всего лишь помотал головой.

Дядя и племянник долго молчали.

— Чего же ты тогда хочешь? — медленно произнес Ангрим.

Маг пожал плечами.

— Чего может хотеть пленник? Свободы.

— И что бы ты делал, будь ты свободен?

Азраиль моргнул: об этом он не задумывался. Но ответ пришел быстро:

— Отправился бы в Харад, нашел сильного правителя, который бы оказывал мне покровительство в обмен на... определенные услуги.

— И что бы ты делал — для себя, я имею в виду?

— Занимался бы магией, наукой... Чтобы жить и наблюдать за звездами, построил бы себе башню.

— Черную? — Ангрим насмешливо приподнял бровь.

— Нет. В Хараде для этого слишком жарко, — столь же насмешливо ответил ему Азраиль.

Роквэн отвел взгляд, перекатывая между пальцами тонкий черенок серебряного бокала.

— Ты чего-нибудь хочешь... сейчас? — спросил он.

Маг пожал плечами.

— Сейчас я больше всего хочу помыть голову. И побриться.

Ангрим поднялся.

— Это нетрудно устроить.