Вернуться и вернуть

— Твоё решение?

— Я должен что-то решать? — искреннее удивление в серых глазах.

— А кто же? Я на себя такую ношу не взваливал.

— И поступал совершенно правильно! Итак, ты хочешь, чтобы я возился со всем этим молодняком?

— Почему бы и нет? — пожимаю плечами.

— А что будешь делать ты?

— Придумывать нам с тобой новые проблемы, конечно же!

— Кажется, стоит тебя выпороть, — задумчиво роняет Мастер.

— И выпорешь! Только чуток попозже, потому что... Мне еще ошейник надо вернуть.

— Ты что, его потерял?

— Нет, пропил! Ну не с собой же всё время такую пакость таскать.

— Пакость? — Рогар делает вид, что обижается. — Между прочим, у меня запасных нет, и придется просить одного очень уважаемого...

— Гнома! — заканчиваю фразу за своего хозяина, и тот шумно выдыхает воздух:

— Опять забыл, что ты успел перезнакомиться со всеми моими друзьями...

— И создать у них о тебе весьма благоприятное впечатление! — подмигиваю.

— Это как сказать... Тот же Гедрин...

— Давай потом его вспомним, идёт?

— Ты куда-то торопишься?

— За ошейником. Являться в дом к двум незамужним женщинам, на ночь глядя — как-то невежливо, не находишь?

— Для тебя-то? — хохотнул Рогар.

— А что такое? Я, кстати, получил великолепное воспитание, что б ты знал!

— Вижу. Ладно, беги... Где тебя искать-то?

— У К... У милорда Ректора.

— Ты там живешь теперь?

— Куда пустили, там и живу!

— К Эри заглянешь?

— Почту за честь. Разрешите идти? — отвешиваю короткий поклон.

— Иди уж... Шарфик у тебя... больно любопытный.

— Чем же? Обычный шарфик.

— Тем, что под ним, — Мастер щурит глаза. — Пользоваться-то умеешь?

— А то!

— Хотелось бы посмотреть.

— Всенепременно! Когда буду в полном твоём распоряжении, вот тогда и...

— Опять ведь улизнёшь, знаю я тебя... Ладно, до встречи!

* * *

Раз уж Рогар меня отловил и вынудил вспомнить о некоторых обязанностях, и в самом деле, нужно вернуть обратно своё имущество. Ну почему я не захватил "бусики" с собой в последний раз, когда выходил из дома Агрио? Ky-inn ведь взял. И цепочку с ладошкой Йисиры — тоже. А теперь придётся из-за ерунды подвергать себя опасности. Какой? Быть узнанным и вызванным на откровение, конечно же. Правда, графинь я не особенно опасался: старшая, скорее всего, и не обратит внимания на скромного... скажем, посыльного, а младшая... Думаю, для неё сейчас существует единственный мужчина на свете в лице Мэвина, а все остальные могут идти дышать свежим воздухом.

В чём ваш покорный слуга и убедился, постучав в дверь особняка: Равель, появившаяся на пороге, лишь растерянно скользнула по моему лицу взглядом:

— Что Вам угодно, сударь?

— Милорд Ректор прислал меня за личными вещами некоего лэрра, который жил в этом доме. Могу я их забрать?

— Как он себя чувствует? — голос девушки расцвёл такой искренней обеспокоенностью, что мне стало немного стыдно. И за своё поведение — в том числе.

— Он... почти выздоровел, госпожа. Скоро будет на ногах.

— Как это чудесно! Мы так испугались, когда узнали, что Ив... — она на мгновение запнулась. — Лэрр Ивэйн заболел. Вы... не передадите ему небольшое письмо? Вы ведь увидитесь с ним, да?

— Разумеется, передам, госпожа.

— Я напишу, пока Вы будете собирать вещи...

Собирать... Что тут собирать — смех один! Черновики, оставшиеся от моих трудов над дневником Лара, я порвал на мелкие кусочки и отправил в камин. Плащ... нет, брать не буду — не пристало мне такую роскошь носить. А, вот и он! Не мудрствуя лукаво, я защёлкнул ошейник там, где ему и полагалось находиться. На шее, то есть. В свете сложившихся обстоятельств это даже выгодно — кому-то принадлежать...

Он вошёл бесшумно, как и всегда. Вошёл и остановился у порога, прислонившись к стене. За что особенно не люблю листоухих, так это за их "эльфийский шаг": я же не враг, чтобы ко мне подкрадываться!

— Что Вы здесь делаете? — посмотрите только, какой холодный тон! Ну да, конечно, чего с простым слугой церемониться...

— Госпожа графиня не сказала? Милорд Ректор прислал меня за вещами лэрра.

Лиловое серебро глаз внезапно оказалось совсем рядом:

— Что с ним?

— Ничего такого... Он просто болен.

— Чем?

— Откуда я знаю?

— Вы его видели?

— Ну... да, — старательно смотрю куда угодно, только не в глаза Мэя.

— Давно?

— На той неделе, — отвечаю предельно честно: и в самом деле, ведь, проснулся я совсем уже другим... человеком.

— Значит, и Вы не знаете... — сокрушенный вывод.

— Чего не знаю?

— Того, что лэрр умер!

Ой, как же мне не нравится твоё настроение, малыш. Почему — "умер"? Только лишь... Фрэлл! Нехорошо-то как получилось.

Вольно или невольно, нарочно или неосознанно, но, теряя рассудок в объятьях Пустоты, я успел уничтожить "якорь", который связывал меня с эльфом. А как можно было поступить иначе, скажите? После того крохотного опыта, когда Мэй заливался слезами, не стоило даже пытаться ввергать его в более сильные переживания. Если бы он почувствовал, как гибнет МИР... Боюсь, не выдержал бы и либо сошёл с ума вместе со мной, либо, что куда вероятнее, просто и примитивно умер. А брать на себя смерть эльфа, особенно после того, как Магрит строго-настрого (ну, пусть, не строго, но любая её просьба всегда была и будет для меня велением свыше) приказала "не делать им больно"... Я бы себе не простил. И себя бы не простил, это уж точно!

Конечно, он думает, что лэрр умер. Логично и обоснованно. Но не всё в подлунном мире подчиняется логике, малыш... Отворачиваюсь и делаю вид, что копаюсь в вещах.

— Почему же умер? Жив, здоров... Ну, почти. И скоро отправится к себе домой.

— Это... правда? — он мне не верит. Пока ещё не верит. Может, и к лучшему?

— У меня нет причин Вам лгать, господин.

— Этого я не знаю. Что, если...

— Спросите у милорда Ректора.

— Он не хочет отвечать, — жалоба обиженного ребёнка.

— Значит, есть что-то, что Вам не следует знать, только и всего. Но при чём здесь жизнь и смерть? Вовсе ни при чём.

— Вы... Вы уверены, что лэрр...

Что он делает, малолетний негодник? Опять пытается прицепиться ко мне своим syyth? Ну, нет, больше — ни разу! Хотя, понимаю, почему он так поступает: после посещения храма Шаан я умиротворён — дальше некуда, и, следовательно, спокоен и уверен. Не в себе, конечно, а совсем в иных вещах, но... Внешне такая уверенность ничем не отличается от любой другой — немудрено ошибиться. Однако не слишком ли много будет ошибок кое у кого на счету? Ну, погоди, lohassy!

— Я бы на Вашем месте тщательнее выбирал место для бросания "якоря".

Пауза. И — растерянное:

— Что... что Вы сказали?

— Держите свои эмоции в узде, господин эльф, иначе опять совершите тот же промах, что и в прошлый раз.

— К-какой промах?

— Вы плохо слышите? А я полагал, что длинные уши благоприятно влияют на слух.

— К-кто Вы?

— Заикание — Ваш наследственный порок или приобретенный? — продолжаю острить. А что? Всем можно, мне нельзя? Не согласен!

— Не... не может... — он снова пытается дотянуться до меня лучами syyth, и я позволяю им коснуться своего сознания. Но только коснуться! — Это... Это ТЫ?!

Так. Знакомая картинка. Остаётся надеяться только, что "радость" Мэя будет несколько более сдержанной, чем подобное проявление чувств со стороны...

Глупо было на это рассчитывать. Глупо и опрометчиво, потому что эльф вообще не счёл нужным ограничивать силу своего воодушевления: вцепился в меня обеими руками, пряча лицо где-то в складках шарфа и... Это ещё что такое? Никаких слёз!

— Вот что, молодой человек, — сказал я спустя минуту, силясь создать дистанцию между собой и длинноухим плаксой по поводу и без повода, — если будете продолжать в том же духе, я...

— Да делай, что хочешь! — разрешает Мэй. — Всё равно никуда больше не отпущу!

— Вот как? Вряд ли у тебя хватит сил меня удержать.

— Хватит!

— И на чём основывается твоя уверенность, позволь спросить?

— А ни на чём! Просто — не отпущу! — довольная, хотя и немного зарёванная физиономия.

— Не получится, — оттягиваю шарф и демонстрирую эльфу ошейник. Серебристые ресницы недоумённо вздрагивают:

— Это... Что это значит?

— Не догадываешься?

— Я... не... ты хочешь сказать, что...

— Что не принадлежу самому себе.

— Но... Это неправильно! — ничего себе, заявление. Несколько неожиданное и, прямо скажем, нежелательное. И глаза — только-только просохшие — снова готовы наполниться... Фрэлл!

— Не надо принимать всё так близко к сердцу! Подумаешь... Что случилось, то случилось. Только не предлагай выкупов и всякого такого! — спешу пресечь фантазии эльфа в зародыше. — У тебя личных денег нет, у Кэла, насколько понимаю, тоже. Так что...

— Я дядю попрошу!

— Отставить дядей и всех остальных! Будешь упорствовать, точно никогда меня больше не увидишь!

— А если не буду? — в лиловом серебре сверкнули огоньки желания поторговаться. Тоже мне, купец начинающий.

— Тогда возможны варианты.

— Какие?

— Ты меня отпустишь или нет? Всю одежду уже измял...

— Если пообещаешь не убегать... сразу, — эльф идёт на небольшую уступку.

— Обещаю. Вот только отдам... — протягиваю ему хрустальную капельку. Мэй строго сдвигает брови:

— Как это понимать? Я же сказал: мне всё равно, что будут думать другие!

— Тебе — да. Мне... частично. А вот всем остальным... Раб не может владеть эльфийской "искрой", таковы правила.

— Глупые правила! — ну, ты ещё ногой топни, жеребчик.

— Любые правила глупы по определению, потому что заставляют игроков поступать не так, как хочется, а так, как должно. Мэй, послушай меня внимательно: ты можешь подарить свою ky-inn только трижды. Два раза ты уже... ошибся, и я хочу, чтобы третий выбор стал удачнее двух первых. К тому же... Ты ведь должен будешь предстать пред грозные очи Повелителей Драконьих Домов, не так ли? Среди них, наверняка, есть персоны, более чем достойные такого Дара. Согласен?

— Но... Откуда ты знаешь про...

— Много читал в детстве. Но речь не об этом. Возьми свою "искру" и храни её хорошенько — для того, кто по-настоящему будет её достоин. Договорились?

— Я не хочу! Мне не нужны другие... персоны! Я уже выбрал!

— Мэй... — выдыхаю, чтобы успокоиться, а то малолетний стервец ухитрился снова нарушить моё душевное равновесие. — Я всё сказал. Чтобы ky-inn оказалась в моём владении в третий раз, должно случиться что-то настолько... невероятное, что даже представить себе не могу. Будь хорошим мальчиком, и не спорь со взрослыми!

— Считаешь, что ты — старше? — угрюмо-капризный взгляд из-под челки.

— Не считаю, а знаю! Раза в четыре, а может, и во все десять.

— И всё-таки...

— Третье предупреждение!

— М-м-м-м? Это значит, что... — какое загадочное выражение лица. Планирует очередную пакость? Мне уже страшно.

— Это значит, что наши дороги расходятся!

— И это замечательно! Потому что дороги расходятся, чтобы потом сойтись вновь! И всё начнется сначала!

Пожалуй, этот раунд Игры выиграл эльф. И ведь понимает это, lohassy. Что же мне делать? Признать поражение? Наверное, придётся, потому что он, и в самом деле, прав: когда завершается один цикл, начинается другой, и кто может поручиться, что в нём наши судьбы не пересекутся ещё раз? Но пока...

— После праздников, надеюсь, ты отправишься домой?

— Да. А ты?

— Я?

— Что ты будешь делать?

— Ох... — много чего, наверное. Меня же Ксаррон ждёт не дождётся, чтобы отволочь за ухо к Танарит на Пробуждение. Что я там забыл? Ничего, но этикет обязывает. — Есть кое-какие заботы, с которыми, кроме меня, никто не справится. Хотя бы потому, что это целиком и полностью МОИ заботы.

— А потом?

— Потом? — я снова что-то упустил? Старею, старею.

— Кайа будет ждать тебя весной.

— А ты-то откуда знаешь?

— Она и не скрывала... — невинно улыбается эльф. — Всё равно тебе придётся приехать!

— Так уж и быть... Веди себя хорошо!

— Уже уходишь?

— Да. Мне надо ещё кое-кого навестить.

— А почему мне с тобой нельзя?

— Потому! — стараюсь казаться строгим и взрослым. Получается не очень-то: Мэй смотрит на меня так хитро, что, выходя из дома, я раз пять проверяю, не идёт ли за мной некто с длинным ушами и не менее длинным носом, который старается засунуть во все мои дела.

* * *

Укрывшись от ветра в укромном закутке, я развернул письмо, торжественно врученное мне Равелью "для передачи лэрру в собственные руки". Можно было, конечно, вернуться домой или заняться чтением в каком-нибудь трактире, но... Показывать кузену письма, предназначенные только для моих глаз, не хотелось, а насчёт увеселительных заведений... Денег мне никто давать не собирался, посему болтаться по городу я мог только до вечера, а потом должен был осчастливить своим появлением дом "милорда Ректора", чтобы не остаться ночевать на улице — погода, кстати, совершенно к тому не располагала: слегка потеплело, но зато выпал свежий снег, противно скрипевший под ногами и намеревающийся в скором времени (если не ударит мороз) превратиться в вязкую кашицу, пропитавшись водой...

"Дорогой Ив — Вы позволите мне так Вас называть? — я счастлива! Это так странно, ведь за всю свою жизнь я ни разу не чувствовала, что могу взлететь. Просто выйти за дверь — и взлететь! Вы будете надо мной смеяться, конечно... Вы всегда надо мной смеётесь, но мне не обидно, потому что я знаю: Вы — очень добрый человек. И очень хороший. Ведь только благодаря Вам я встретила того, кто... Наверное, я влюбилась, Ив. Мэвин такой... такой юный, но уже такой умный! И он... кажется, я ему тоже небезразлична! Но если бы Вы тогда не поговорили с ним во дворце, он бы не пришёл в наш дом и не... Я безумно счастлива! И несправедливо, что Вы не можете разделить счастье со мной... Я буду молиться за Вас, Ив — за то, чтобы Вы поскорее выздоровели и чтобы... чтобы в Вашей жизни появилось такое же счастье, как в моей! Двери моего дома будут открыты для Вас всегда! Возвращайтесь!"

Милая девочка, зачем мне двери? Ты открыла передо мной своё сердце, и это куда драгоценнее. Куда больше, чем я мог мечтать. Надеюсь, у тебя всё будет хорошо, и у Мэвина — тоже. В твоей любви я не сомневаюсь, а парень... Он должен понять. Потому что, если не поймёт, я вернусь и задам ему хорошую трёпку!

Лавка иль-Руади встретила меня привычным перезвоном колокольцев, которые я, мысленно ухмыльнувшись, снова отправил в полёт только одному мне известной и приятной мелодии. И шарканье туфлей старого Мерави вперемешку с руганью лишь заставило затаенную улыбку появиться на свет.

— Ах, негодник, опять ты за своё!

— Именно, h'anu[14]. Именно я и именно — за своё. Хозяин — дома?

— Ай-вэй, какие мы важные! Только с хозяином и хотим говорить! — чёрные жемчужинки глаз в сморщенных раковинах век блеснули укоризненно, но я знал: это не более чем притворство, потому что старик рад меня видеть. И особенно рад тому, что я снова стал таким же, как и был. Ну, почти таким же