— Кто видел?
— Слуги. Эти великаны тупые, но они способны отличить сегодняшний день от вчерашнего. Я думаю, с Кинваром разговаривал уже Тагай. Он не мог вызвать образ Кинвара, не мог сделать его вторичное суннао. Всё это сделал Махтум. Тагай выследил его и воспользовался результатами его колдовства. Заполучив аллюгиновое зеркало со вторичным суннао Кинвара, он вызвал его нафф. Это тоже очень трудно — вызывать мёртвых, но Тагай силён в колдовстве. В чём-то он уступал Махтуму, а в чём-то и превосходил его.
— На месте Кинвара я не стал бы ему ничего говорить, — сказал Диннар.
— Ты не был на его месте. Нафф давно умершего, которую насильно вернули в этот мир и соединили с её прежним телом, даже если это всего лишь суннао, остаток её тонкого тела... Такая нафф очень страдает. Душа должна быть или свободна или жить в новом теле. Колдунов, умеющих заключать нафф в аллюгин и соединять её с суннао мёртвого, очень мало. Их называют ловцами душ. Такой ловец имеет очень большую власть над душой, которую он поймал.
— Значит, Тагай теперь умеет вселять душу в камень?
— Не знаю. Возможно, душа Кинвара и не помнила это заклинание. А если помнила и сказала Тагаю, то ещё неизвестно, сумеет ли он им воспользоваться. В древности это заклинание знали все колдуны, но вселять душу в камень умели только единицы. Для этого требуется очень сильное анх и особая подготовка. Тагай сейчас где-нибудь затаится, будет упорно тренировать своё анх и пробовать... В конце концов у него может и получиться.
— Мне ничего не стоит сделать ещё одну статую Кинвара, — сказал Диннар, посмотрев на рассыпавшиеся по всей комнате каменные осколки.
— Это уже ни к чему, — махнул рукой Тарс. — Душу Кинвара уже не поймаешь. Тагай ведь не дурак... Да и Махтум сделал бы то же самое. Смотри. Что это, по-твоему?
— По-моему, здесь была песчаная гинза, — пожал плечами Диннар, взглянув на зеленовато-белое пятно, хорошо заметное на тёмно-лиловом ковре.
— Да, это слизь песчаной гинзы. А вон мешок, в котором он её сюда принёс.
— Кто?
— Махтум. Думаешь, он хотел, чтобы ещё кто-то узнал секрет покойного колдуна? Он собирался вытянуть из Кинвара его тайну, а потом вселить его душу в тело какой-нибудь безмозглой твари. Например, гинзы. Махтум собирался это сделать, а Тагай это сделал...
— А если убить эту гинзу и...
— Не смеши. Во-первых, где ты сейчас её найдёшь? Она ничем не отличается от других гинз, которыми кишит пустыня. Во-вторых, побывав в теле животного, душа человека теряет память. Особенно если она достаточно долго пробыла в этом теле. Песчаная гинза живёт около ста пятидесяти лет. Думаю, Махтум выбрал молодую. Даже если она сдохнет раньше срока, нафф Кинвара успеет потерять всё человеческое. Потому и считается преступлением вселять душу человека в тело животного. Тем более животного, имеющего примитивный разум.
— Но душа убитого Махтума была рядом, когда Кинвар сообщил Тагаю свой секрет...
— Ты всё-таки недооцениваешь Тагая. Взгляни...
Тарс взял со стола серебряную чашу для питья и протянул её Диннару. На дне чаши темнела горстка пепла. Диннар уловил странный сладковатый запах.
— Я сразу понял, что он сделал. Убив Махтума, он отрезал прядь его волос, обмакнул в его кровь, залил всё это мёртвой смолой и сжёг.
— Мёртвой смолой? Что это такое?
— Жидкость, которую мы делаем по очень древнему рецепту. Лесные нумады Сантары его не знают. Это наследие белых колдунов Уллатамы. У них была власть над мёртвыми, которая пугала людей. Белых колдунов всегда боялись. Только мы знаем их секреты, и то не все...
— Зачем он это сделал? — нетерпеливо перебил Диннар.
— Чтобы повредить тонкое тело Махтума и причинить страдания его душе. Чтобы отогнать её подальше. Махтум умер недавно. Его тонкое тело ещё восстановится и какое-то время будет существовать в нижних слоях наомы, пока постепенно не потеряет форму и не растворится в ней. А душа... Его душа ещё долго будет далеко от земли, от мира живых и от всего, что её с ним связывало. Одни боги знают, сколько ей предстоит ждать следующего воплощения, но тревожить её не имеет смысла. Секрет Кинвара для нас утерян. Боги свидетели, я говорю правду. Диннар, я всегда тебя ненавидел. Я лгал тебе вместе со всеми, но сейчас я говорю правду.
— Нам бы надо похоронить Махтума, — добавил Тарс, немного помолчав. — Всё-таки он был нашим учителем. Ты ведь даже служанку свою похоронил. И украсил её могилу...
— Его могилу я украшать не буду, — сказал Диннар.
Однако потом передумал. Ему попалась на глаза небольшая глыба серебристого зиннурита, прорезанная по диагонали глубокой трещиной. Диннар установил её на могиле Махтума, сделал из танарита цветок, который как будто бы вырос в расщелине, и фигурку свида из золотистого зиннурита.
— Похоже, ты изобразил себя и Махтума, — заметил Тарс.
Диннар не знал, почему ему представилась именно такая картинка, но, поглядев повнимательнее на то, что у него получилось, он понял — Тарс прав. Маленький пустынный хищник смотрел на чёрный цветок, не то любуясь, не то раздумывая — съесть его сейчас или ещё подождать...
Диннар до сих пор не понял, как к нему относился Махтум. Иногда ему даже казалось, что тот любил его... Да нет, скорей любовался. Он смотрел на него, как на редкий, прекрасный цветок, неожиданно выросший среди песков. И что с таким делать? Сорвать жалко — уж больно красив. Пусть растёт, а дальше будет видно, выживет он или погибнет, так и не распустившись, от горячего зноя пустыни... Махтум мог убить его. Он мог дать ему умереть ещё в самом начале. Но он не сделал этого. Он хотел использовать его редкий дар в своих интересах, но так ли уж он верил, что Диннар сумеет овладеть камангой? Зачем он показал ему Амниту? Чего он ему желал — добра или зла?
— Он говорил, что тебе нельзя мешать, — сказал Тарс, хмуро глядя на могилу Махтума. — Он много раз спрашивал о тебе свою богиню. Она так и не дала чёткого ответа, но Махтум что-то знал о тебе. Или догадывался... А недавно он сказал, что всё это бесполезно... Можно сколько угодно тебя обманывать, всё равно никому из смертных не дано управлять твоим даром. Он служит только тебе. И кому-то ещё, кто нам неподвластен. Ты очень силён, Диннар. И очень наивен. Возможно, ты и правда сын бога, но ты похож на ребёнка, который всё играет в камешки и не может наиграться. Твои статуи нам не помогли, а Махтум поплатился жизнью... Я знаю, ты не виноват в его смерти, и всё же... Рядом с тобой страшно. Хорошо, что ты уходишь. Играй лучше там.
— А ты куда пойдёшь? — поинтересовался Диннар.
— В горы, к своим... Знаю, всё это не имеет смысла, мы проиграли. Но мне больше некуда идти. Эти люди для меня — свои, понимаешь? У тебя никого нет. Наверное, тебе никто и не нужен... Ты свободен, но я тебе не завидую. Ничего нет хуже одиночества... Впрочем, ты не такой, как все. Не въезжай в Эриндорн на каменном чудовище, Аль-Марран. Не являйся туда со своей каменной свитой. Там уже есть бог, и второго они не потерпят.
Чудовище Диннар оставил в роще плодовых деревьев недалеко от Валлондорна. Позже он узнал, какой был переполох, когда однажды утром местные жители увидели среди акав и фиссов каменного мангура с человеческой головой. Сколько времени прошло, а в Валлондорне до сих пор об этом говорили. Кое-кто во дворце догадывался, чьих это рук дело, но, как ни странно, никто никогда не заговаривал с Диннаром о загадочном каменном звере, который непонятно каким образом очутился в роще около города. Здесь до сих пор никто, кроме Гинты, не знал о способности Диннара "оживлять" камни, и он попросил её держать это в тайне. Всех и так настораживала его огромная физическая сила, позволяющая ему крошить и резать камень, словно спелый плод акавы.
Диннар ехал в Эриндорн с единственной целью — попасть во дворец бога. Там была она. Амнита. Его белая звезда. Диннар не знал, как он туда попадёт, но заранее был готов заплатить за это любую цену.
Казалось, сама судьба помогала ему... Или кто-нибудь из богов. В Верхнем городе произошёл обвал, из-за которого пострадал весь южный павильон Солнечного дворца. Валлондорн гудел. Ходили слухи, что завершить восстановительные работы к празднику Эрнадий не удастся и что юный бог этим очень недоволен.
Добиться его аудиенции оказалось нетрудно. Недаром говорили, что в этом цикле бог очень любит беседовать со своими подданными и готов принимать у себя во дворце кого угодно, не гнушаясь бродягами и мойщиками уборных из Нижнего города.
Диннар до сих пор помнил, как уставились на него абеллурги, когда он заявил, что восстановит павильон и украсит его статуями за три тигма, если ему дадут столько помощников и материала, сколько он потребует.
— Вы мне не верите? Что ж... Если не сдержу слово, можете меня казнить...
— Не надо о казнях, — поморщился юный бог. — Я хочу думать только о празднике. Дайте ему всё, что нужно. И делайте всё, что он скажет. Он не похож на человека, который бросается словами.
Солнечный бог оказался стройным, даже хрупким на вид мальчиком лет пятнадцати. Он был очень красив и походил на неё. Махтум говорил, что бог валлонов — это ходячая кукла, что-то вроде статуй, которые делает Диннар. Только абеллурги делают своего бога не из камня, а из материи, похожей на человеческую плоть. Взглянув на мальчика, Диннар сразу понял, что это ложь. Возможно, тот, кого в Валлондорне называли богом, и не был таковым, но куклой он тоже не был. Чем больше Диннар на него смотрел, тем отчётливее видел перед собой ребёнка, который старательно скрывает от окружающих своё недомогание. И ещё Диннар видел перед собой истинного правителя. За внешней хрупкостью чувствовалась внутренняя сила, не позволявшая ему выглядеть в глазах подданных слабым. Серебристо-голубые волосы подчёркивали болезненную бледность тонкого, нежного лица, огромные глаза казались ещё больше из-за окружавших их глубоких теней, но маленький твёрдый рот любезно улыбался, а каждый жест был исполнен изящества и сдержанного величия.
Диннар заметил, с какой тоскливой тревогой смотрит на юного бога главный абеллург — мрачный темнолицый человек, почти всю аудиенцию стоявший за его спиной, словно тень, которая всюду сопровождает солнечный луч. Этот человек страдал из-за болезни своего повелителя едва ли не больше, чем сам юный бог. Сейчас, спустя несколько тигмов, он страдал из-за того, что Эрлину помог не он, а сантарийская колдунья. Впрочем, сейчас Диннару было ясно: этот человек страдал всегда. Возможно, всю свою нечеловечески долгую жизнь. Продлевая при помощи специальных препаратов свою жизнь, он лишь продлевал свои страдания.
"Поместить бессмертную душу в бессмертное тело — не значит ли обречь её на вечные страдания?" — вспоминал иногда Диннар, глядя на Айнагура. Но он знал, что привязывает абеллурга к этой жизни и этим страданиям. Самая прочная в мире цепь, называемая любовью. Именно эта цепь привязывала теперь к Эриндорну и самого Диннара.
Его удивляло то положение, которое занимала во дворце Амнита. Она была скорее абеллургом, чем абельханной. Наставница юного бога, обучающая его математике и конструированию. Рассказывали, что она училась в высшей технической школе вместе с абеллургом Канамбером — вторым после Айнагура учёным Эриндорна, и считалась самой одарённой из учеников. Потом она работала со своим отцом в его лаборатории, которую у неё отняли сразу после его гибели. Правильно, говорили во дворце, каждый должен знать своё место. Этим бабам только дай — везде залезут...
Когда Диннар попал во дворец, юному богу было не до учёбы. По ночам его мучили кошмары, а день он старался заполнить какими-нибудь шумными забавами — балами, играми, скачками, турнирами — чтобы вечером свалиться от усталости и забыться крепким сном, и всё же заснуть без снотворного ему удавалось редко.
Лжецов и лицемеров Диннар уже повидал достаточно, так что царившая в Солнечном дворце атмосфера не вызывала у него ни особого протеста, ни удивления. Удивляло как раз другое: большинство подданных юного бога искренне его любили и изо всех сил старались облегчить его страдания. Узнав Эрлина получше, Диннар понял, что его трудно не любить. И не только за его красоту. Эрлин умел держаться с достоинством, но без тени надменности, его приветливость никогда не граничила с фамильярностью, а доброта и мягкость не казались проявлением малодушия. Придворные говорили, что недуг сделал юного бога несколько раздражительным, но все охотно прощали ему неожиданные вспышки гнева, тем более что он был отходчив и умел тут же загладить невольно нанесённую обиду, да так, что обиженный чувствовал себя после этого самым счастливым человеком в мире.
Иногда болезнь отступала дней на восемь-десять, а то и на полтигма, и всем хотелось верить, что повелитель выздоравливает, но исцелить его окончательно смогла только Гинта. С тех пор, как она здесь появилась, жизнь юного бога вошла в привычную колею. Он возобновил свои занятия с учителями, плавание и бои на воде. А в последнее время ему понравилось бывать у Диннара в мастерской и смотреть, как тот работает.
— Вот ты действительно бог, — сказал он однажды. — Я гораздо слабее тебя и не могу делать ничего такого... необыкновенного. А иногда мне кажется, что я могу умереть. Ну... как все.
— Я тоже могу, — усмехнулся Диннар. — Один раз я уже чуть не умер. А ты просто пока сам не знаешь, на что ты способен.
Когда Эрлин уходил, Диннару казалось, что в мастерской стало не то темнее, не то холоднее... И он думал о том, что этот мальчик, может он умереть или нет, — действительно бог, чья лучезарная красота дарит окружающим радость.
Амнита внешне походила на Эрлина, но её красота была совсем иной. Серебряные волосы, пылающие, словно холодное пламя, вокруг бледного, всегда немного отрешённого лица, плавная, скользящая походка, исполненная какой-то нечеловеческой грации, наводили на мысль о лунном призраке. Диннару постоянно казалось, что она вот-вот оторвётся от земли и растает в воздухе... И всё же это был женщина. Прекрасная, живая, из плоти, к которой хотелось прикоснуться. Хотелось, но он не смел. Даже когда они оказывались рядом в толпе. Чего он боялся? Древнее поверье гласило: если прикоснуться к призраку, посланному Камой, он тут же исчезнет. "Иногда мне удаётся ловить каманы, — говорил Махтум, — но удержать лунный призрак ещё ни разу не удавалось". Он надеялся, что Диннару это когда-нибудь удастся.
Похоже, покорить эту женщину было труднее, чем удержать призрак. И не потому что она владела высоким анхакаром. Диннар тоже им владел, и гораздо лучше. Он прошёл выучку у искусных колдунов и имел хорошо натренированное анх, она же лишь недавно узнала, что это такое. Раньше она изредка пользовалась своим даром, но неосознанно и неумело. Сейчас она под руководством Гинты осваивала то, что в школе нумадов изучают на первой ступени. Амнита, безусловно, быстро наверстает упущенное, но Диннар сомневался, что когда-нибудь она превзойдёт его. Он уже умел, как говорится, на глаз определять, какое у человека анх. Амнита во многом была слабее его. Кажется, главным источником её силы являлась связь с Трёхликой — редкий и потому очень ценный дар. Впрочем, какова его истинная ценность, не знал никто. Тем более сама Амнита, которая всю жизнь изучала валлонские науки и совсем недавно получила представление о том, что такое таннум.
