Старик-жених обнимал мертвую девушку и шептал ей: пусть она будет счастливой насколько могут быть счастливыми мертвые. Да примет она в дар золотое ожерелье и серебряную поясную цепь, пусть они светят ей во мраке вечной ночи. Пусть длинный плащ из мягкого лисьего меха согреет ее стройный стан и ее высокую юную грудь, чтобы она не озябла в ледяном тумане Страны Смерти. Да защитит ее от чудовищ иного мира оружие из лучшего металла, да она найдет себе служанок за монеты, что дарит ей жених. И пусть ожерелье из бирюзы и медное кольцо с ярким изумрудом напомнят ей светлое синее небо солнечного мира и зеленую весеннюю траву. Пусть будет отнесена она в Селенье Мертвых, да увезет ее Медведь, и пусть Косолапый ведет себя почтительно с ней, ибо много еды будет оставлено для него.
Отец Радости-Отцу молвил в гневе:
— Медведь не увезет, он разгрызет ее кости! Моя дочь ослушалась отца и нарушила брачное обещание, данное тебе.
Так ответил старый лесоруб:
— Богине любви повинуются небо и земля, солнце и луна. Воле ее послушны боги, могущественные волшебники и грозные звери. Вечно-Юная выше законов. Думаю, что властью своей она освободила Радость-Отцу от отцовской власти и от клятвы, которая помешала бы ей быть с любимым. Ведь твоя дочь принесла ей бесценный дар.
Отец девушки удивился:
— Никогда я не разрешал ей ходить в лесное святилище богини любви, и не позволил бы принести в жертву Сводящей-с-ума даже мышь из моего амбара!
Старик сказал:
— Один лишь дар угоден светлой богине: простить всех тех, кто лишился разума из-за любви. А ведь твоя дочь простила тебя.
— Ну уж мой-то разум мой при мне, и я никогда никого не любил, — засмеялся отец невесты.
-Ты, как сорока, любишь все, что блестит, — ответил старик.
Встреча с Рейгом
Темно было в доме мертвых в волшебной деревне, только сквозь щели в двери пробивался лунный свет. Рядом с дверью лежали два мешка с дарами и убитый для медведя козленок. А в руке Радости-Отцу были медовые соты.
Солнечным был облик этой девушки, ее светло-золотые волосы и белая кожа будто светились в ночном мраке. Только одно темное пятно было на ее теле — смертная рана на шее, след от отцовской стрелы. Глаза ее при жизни были голубыми как речные стрекозы, а теперь, по римскому обычаю, прикрыты золотыми монетами. Стражник дважды прошел мимо двери. Стало холоднее, уже приближалось время, когда злые духи выходят на охоту за теми, кто не успел дойти до дома. На улице Деревни Мертвецов раздался голодный медвежий рев. Замерши от страха, я ждала, когда Радость Отцу оживет и встанет. Но она была недвижна и безмолвна.
В детстве, в сумрачные осенние ночи, часто снилось мне, будто медведь открывает лапой дверь и входит в нашу хижину. Это самый страшный сон. Наяву было еще страшнее. Медведь толкнул мордой дверь, и она широко распахнулась. Я вдруг перестала верить, что он добрый и волшебный, что он оставит меня в живых. Но он не смотрел на меня и прямо пошел к убитому козленку. Я не понимала, отчего Радость-Отцу не встает и не садится на него. Медведь наелся мяса и принялся за мед. А за дверью раздался волчий вой. Мне стало еще страшнее, но я шепнула себе: "Ты бездетна, ты бесплодна, ты одна на свете. Пусть боятся те, у кого есть семьи".
Девушка не оживала, чтобы ехать за пределы обитаемого мира. Вдруг бы медведь ушел один! И вот, тихо подкравшись, я сама села ему на спину. Счастье что в ту ночь мудрая предусмотрительная Ифри была одета в штаны из оленьей кожи. Юбка, это для домашних женщин, а не для тех, кто по ночам разведывает тайны мертвых... Я хотела взяться за медвежью шею — и нащупала в шерсти крепкий железный ошейник. Странно мне это показалось. Я подняла глаза и увидела лохматое существо вида человеческого. Пришелец схватил мешки у двери, а потом положил в большой крепкий мешок и тело умершей девушки. Потом, ничего не видя в темноте, хотел сам влезть верхом на медведя. Натолкнувшись на меня, он отскочил и заорал: "Мертвецы! мертвецы!" Тут уж я все поняла.
Мой отец говорил, что это страшное преступление, красть имущество умерших! У меня даже страх прошел. Я встала в полный рост и сказала:
— Я — Черная Ведьма, стражница могил! Презренный вор, я тебя в камень обращу! Я ищу путь в мир мертвых, а ты не смей тут ходить.
Вор мне поверил, но не испугался. Он с почтением потрогал мои черные косы. Потом сказал так:
— Есть у меня друг, которому ведьма нужна. И тебе польза будет, колдунья. Он-то знает дорогу в мир мертвецов, которую ты ищешь. А ума у него на все наше разбойничье воинство хватит. Это он хитрость с медведем придумал. Пойдешь со мной в гости в наше воровское святилище? С ним повидаться?
Ну что мне было делать-то? Если уж и медведь оказался обманный! Так мы и пошли втроем: вор, я и медведь. Я спросила: а где же волк? Я же волчий вой слышала. Разбойник сказал, что это он сам и выл за дверью, для пущего страху. Мы шли весь остаток ночи и весь следующий день, вдоль реки, к юго-западу. По лугам мы брели, по весенней траве. Только к ночи пришли к горе. К ней избушка прислонилась. Я удивилась, как разбойники в такой тесной избушке ютились. Могильный вор ведь мне дорогой сказал, что их много. Мы оставили медведя стеречь избушку и вошли. Никого в избушке не было, а у стены лежало пестрое одеяло, сшитое из шкур. Разбойник отодвинул его, а за одеялом оказался лаз в горную пещеру, в разбойничье логово. Злодеев там была целая стая. Они сидели вокруг костра. Хитрецы устроили так, что жгли они огонь в пещере, а дым шел вроде как из избушки. Тот, кто меня привел, сказал:
— Ищите Рейга. Шепните ему, что мы ведьму нашли.
Я подумала, что этот Рейг небось самый главный над разбойниками. Наверное, знает путь в Страну Мертвых оттого, что многих туда уже отправил. Но в разбойничьих пещерах нельзя показывать, что боишься. Иначе все, конец тебе. Спасибо Семи Зверям, ибо она выучила меня всегда хранить спокойствие истиной ведьмы. Как приличествует великой колдунье, пришедшей в гости к великому злодею, я красиво, змеями, разложила косы на груди. Потом важно, по-ведьмински, села на шкуре у костра и стала пугать разбойников молчанием. Ибо сказать мне было все равно нечего. Вдруг могильный вор, хозяин медведя, крикнул:
— Рейг, вот тебе и чародейка! У нее и имя на неведомом языке — Ифри! Она точно колдовать умеет. Потому что в ночь до того как ее встретить, со мной случались всякие волшебные волшебства. И не думай, я почти и не пил с вечера!
Рейг вошел. Я только очертания его видела в полумраке, но показался он мне совсем юным и не похожим на вора. Облик гордый, как у тех, кто готов идти вперед и напролом — всегда, а отступать и кланяться — никогда! А голова высоко поднята: явно в небо он смотрел чаще, чем в миску с едой. Рейг обрадовался приходу ведьмы и объявил мне, что здесь есть человек, который уже побывал в стране мертвых.
— Ты расскажи ей, что случилось с тобой, Рябой! — крикнул он кому-то.
И один из разбойников начал свой страшный рассказ.
Рассказ Рябого о царстве паучьем
Запрошлым летом промышлял я на океанском берегу. Вот вижу удача хорошим людям. Богатый купеческий корабль бурей разбило и на берег выбросило. И все купцы до единого — потопли! А наши разбойники не подходят, не решаются. Что это вы такие честные стали, я их спрашиваю. А они говорят мне: это корабль с дальнего юга, злой дух стережет товары на таких кораблях. Не дает ничего брать, наказывает. Видно купцы его нанимают для охраны. Возьмешь что-нибудь — так скоро смертью лютою помрешь. Вот боязно трогать, хотя и очень хочется. А я дорогие одежды с детства любил, потому и пошел в разбойники. Польстился на багряный плащ с могучей золотой застежкой на плече, в виде орла. Думал, обойдется, не тронет меня злой дух. Ибо я всегда удачливый был. Накинул алый плащ поверх тулупа и лесными тропами к дому направился. Семье и деревенским девушкам показаться во всей красе. Иду, иноземный наряд по ветру развевается. Одно мне горе: лесные озера стоймя поставить нельзя, чтоб на себя во весь рост полюбоваться!
Злой дух вроде за мной не идет. Не идет. Не идет. Вот я уже почти до дому добрался. Вот тут смерть за мной и явилась. Поджег меня волшебный огонь. Упал я под дерево и умер. Чую: клюют меня птицы-трупоеды. Рвут острыми клювами лицо. Руки. И все тело. А отогнать их подлых не могу. Такая уж горькая участь у беззащитных мертвых. Дальше не помню ничего. А потом я очнулся и встал на ноги. Но увидел себя не в лесу под сосной, куда упал мертвый. А в подземелье сумрачном, страшном и неведомом.
Летал надо мною черный ворон. Прокаркал он мне, что в наших краях птицы говорить умеют, но из хитрости молчат. Ум свой до поры скрывают. Так сказал мне ворон черный:
— Мы, птицы, тебя мертвого растерзали в лесу под сосною. А здесь снова из обрывков сложили, как ты был. Люди думают, что мы едим мертвечину. А мы ее относим далеко-далеко, в неведомую страну. Рвем мы мертвое тело на клочки, потому что у нас клювы маленькие. Не можем целиком человека утащить. А здесь мы птичьими лапами нашими снова складываем людей. Но не радуйся, что снова ходить и видеть можешь.
Сказал я ворону:
— Понял я это уже. Счастливее бы мне спать вечным сном в холодной земле лесной или в воде океанской.
А он прокаркал:
— Тебе бы и там спасения не было. Если черви сожрут труп в земле, то птицы поймают червей. А если съедят мертвое тело рыбы, то рыбу тоже птица рано или поздно схватит в клюв. Ничто не спасет вас, все равно вы нам достанетесь!
— Зачем же мы бедные вам нужны? — спросил я ворона.
— Несем мы вас сюда в уплату долга птичьего, в выкуп врагам нашим. Ибо в ваших землях птицы кормят детенышей червями и прочими букашками. А в этом подземелье обитают великие и грозные праотцы этих существ, огромная насекомая нечисть. Дабы не мстили они нам, птицам, за съедение их порождений, мы приносим им вас, людей. В наказанье за то, что вы при жизни давите и топчите их детей, здесь они пляшут на ваших телах и давят ваши кости.
Поднял я взор и увидел человеческие тела, сложенные высокою башнею. Пленники рыдали и молили о пощаде, но Прародители Насекомых лишь смеялись над ними и топтали их тяжелыми, как скала, лапами. Вечный праздник и вечная пляска для них в темной стране той! Огромные пауки несли людей под ноги танцующим сородичам своим. Прожорливые темные черви, длиннее и толще ствола векового дуба, поднимались на гору из тел человеческих. Хотели они прогрызть крышу подземелья, а потом и небесный свод.
Ворон прокаркал тем умершим, кого принесли птицы:
— Кто проявит хоть малое неповиновение нам, тот окажется внизу, под тяжестью всех тел, здесь лежащих. И еще позавидует тем покорным, кто будет отнесен наверх.
Пауки помельче ковали железо в горне невиданной величины и набивали железные кольца на самый низ башни из мертвых тел. Там были те умершие, кто проявил непокорность. Из-под железа уже не доносились стоны, а только сочилась темная кровь. А ловкие пауки наглухо и навечно заковывали башню. Тогда поднял я глаза и узрел самое страшное. Стоит там на гребне подземной горы великий и грозный хозяин этой страны. У него огромное и длинное тело червя и крылья ночной бабочки размахом в полнеба. Его мохнатые лапы заканчиваются черными клешнями, длинными как корабельные мачты. Зверь повелевает этим миром, хотя нем и безгласен. Его хрустальные глаза полыхают многоцветными огнями и ярче двух летних солнц в полдень. Никто не назвал мне его имени. Но он взглянул на меня, и я понял — не знаю как — что имя ему Гранс. И хотя безмолвен был прародитель Гранс, услышал я из ниоткуда звук странного и грозного пения, подобного колдовскому. Тогда на зов явился огромный паук со ста лапами, готовый ухватить сто человек.
— Если твой столапый паук сто человек ухватит, то у него лап не останется чтобы ходить. Так что врешь ты все, — сказал кто-то из разбойников с великим презрением к достойному рассказчику.
Рябой разумно ответил:
— Это был волшебный паук, как и все обитатели этой страны. Он все умел. Но я не знаю, как он ходил, ибо смотреть на него я боялся. Нас пленников было ровно сто и один, а лап у паука было сто. Тогда птицы бросили кости со ста гранями, чтобы решить, кто останется ждать второго прихода паука.
— Не бывает костей со ста гранями, — сказал тот другой разбойник насмешливо.
— Не бывает того, чтобы ты, Сын Гор, помолчал, когда другие говорят! Повидаешь с мое, тогда и послушаем тебя. Вот бросили птицы кости со ста гранями. Выпал счастливый жребий на меня. Я же говорю, удача сопровождает меня с детства. Паук утащил людей. А птицы разлетелись за новой добычей. Я один остался на скале. Безмолвный Гранс все глядел на меня своими огромными многоцветными очами. Под его взором я не мог пошевелиться. Будто замерз на лютом морозе или будто в невидимой трясине завяз.
Рябой перевел дыхание и продолжал повествование:
— Синичка меня спасла. Я в детстве зимой синицу прикормил. Даже на руку она мне садилась. И вот вижу: летит моя синичка! Раскрыла она крылья перед моими глазами, чтобы я многоцветных очей Гранса не видел. И будто кто разбудил меня от тяжкого сна. Увидел я, что скала была изъедена огромными червями, и бросился сломя голову в самый широкий лаз. А синичка упала за мной, сгоревшая. Испепелили ее волшебные очи Гранса. Побежал я вверх по червяному ходу. Подземные чудовища кричали мне, что если я добром не вернусь, то они меня все равно поймают и положат в самый низ башни, к самым непокорным. Я бы вернулся, да посмотрел, какой ширины червяной ход. Он так широк и высок, что мне даже пригибаться не приходилось. Каково будет твоим костям, когда такая мразь по тебе поползет! А я к тому же с детства червяков боюсь. Еще быстрее побежал оттуда. Птицы стали скалу огромными клювами долбить, как дятлы это делают. Страшно у меня в ушах грохот отдавался, когда они крушили камень. Но удачлив я был с детства. Добежал я до выхода из подземелья и оказался на скалистом обрывистом берегу. Внизу бились волны, а вдалеке плыл огромный корабль. В скале чернел пролом, и из него летели красные искры и шел дым от паучьего кострища, где они ковали железо. Уже глухая ночь была, лишь отблеск подземного огня освещал небо на западе. А из пролома, из кострового зарева, из темного дыма ползло жесткокрылое воинство, огромные многолапые чудовища. Как спастись? С обрыва нырять страшно. Не такой я великий пловец. Оцепенел со страху, не знаю куда бежать. А мое отражение мне рукой из воды отчаянно машет: бросайся ко мне в воду! И опять ничего не помню. Не знаю, как нырял, как плыл, как на берег выбрался, куда пошел потом. Но знаю, что я переплыл океан, потому что очнулся на родной земле, в лесу. Крик совы разбудил меня. Я открыл глаза и увидел себя снова под той сосной, где умер. Уже не люди стонали, а ночной ветер выл в ветвях деревьев. И не Гранс-повелитель-насекомых полз по гребню высокой горы, а какая-то мелкая тля зеленая ползла у меня по носу. Думал я, приснилось мне то, что я видел. Но я прикоснулся к моему лицу... оно было исклевано птицами. Тогда я понял, что то был не сон, а правда. В небе горел закат и вились серые облака, но я знал теперь, что это далекий отсвет и дым от великого костра паучьего, от их кузницы. Холодно мне было, а тело мое покрылось соленой влагой. Понял я, что это вода того океана, по которому я плыл из владений Гранса. С тех пор у меня почетная кличка Живой Мертвец.
