Будь что будет, решил он и начал перебирать в памяти собственных подчинённых, из тех с кем уже успел познакомиться и вкратце изучить их досье. Из нескольких офицеров он остановил выбор на лейтенанте Хальферне. Лейтенант происходил из достойной патрицианской семьи, что хорошо, был модником и гулякой, что не очень хорошо, но терпимо. В Винсельмоне он появился около месяца назад, по протекции переведясь в разведотдел с линкора 'Диамонд'. Почему по протекции? Да потому что состоя в экипаже линкора, как впрочем и любого другого корабля, Хальферн, недавно произведенный из мичманов, должен был отбыть строгий четырехлетний ценз лейтенанта. Это притом, что в мичманах все молодые офицеры плавсостава непременно ходят минимум три года. Таковы порядки во флоте ОС. Таковы порядки в большинстве иностранных флотов. А в морской разведке строгого ценза не существовало, здесь можно было расти по служебной лестнице участвуя в операциях (успешных конечно), проводимых разведотделами флота, причём в мирное время. В экипажах таких перспектив не было, быстрый карьерный рост был возможен только во время войны, а флот ОС по настоящему не воевал уже лет сорок. Да и сам Саммерс, не переведись он вовремя со своего номерного минного заградителя, ходил бы сейчас старлейтом, только-только подойдя сроком выслуги к капитан-лейтенанту.
Сняв с рычага трубку телефона внутренней связи и не дожидаясь пока доложится дежурный, Саммерс бросил:
— Хальферна ко мне. Через двадцать минут.
Вернув трубку на рычаг, он придал порядок документам, сложив их в папку и начал выборочно пролистывать материалы.
Потом вновь отложил папку и вернулся к окну. Вновь ощутил исходящее от моря умиротворение, которого стало ещё больше, лишь только его взгляд напоролся на стоявшую на рейде Винсельмона канонерку.
Стук в дверь раздался как только большие настенные часы звонким механическим боем возвестили о наступлении 'ночного провала' — так в Сокаре называли интервал в тридцать две минуты между полуночью и началом новых темискирских суток. Стук повторился, теперь он был куда настойчивее. И, наконец, сменился трелью дверного звонка. Обычно обязанность открывать дверь брала на себя домоправительница, наделённая доверием хозяина особняка присматривать за постояльцами и поддерживать дом в порядке. Но её сейчас не было, она уходила ближе к вечеру.
— Кого это там принесло? — пробурчал Красевич. — Поздновато для рассыльного.
Звонок смолк, в дверь заколотили так, будто проверяли её на прочность.
— Я открою, — вызвалась Комета.
Едва она успела отпереть последний замок, дверь отворилась на распашку. Мимо неё проскочил шустрый незнакомец в длинном плаще и мятой кепочке, оттеснив 'хозяйку' в сторону. За ним продефилировали ещё трое, одетых в точно такие же плащи и кепки. Последним вошёл молодой высокий брюнет, заметно отличающийся от остальных и манерой держаться, и дорогим костюмом по последней моде. Он закрыл за собой дверь и жестом показал Хельге возвращаться обратно.
— Ба! — заявил модник, увидев в гостиной Красевича. — Вас тут двое!
— Трое, с вашего позволения, — заметил Краснов.
— А, ну да, — брюнет смерил оценивающим взглядом Комету.
Её он в расчёт не брал. Не казалась она опасной, слишком ухожена и изнежена. С такими кралями он предпочитал 'бороться' по их прямому назначению.
— Решили заглянуть на наш огонёк? — поинтересовался Краснов.
— А у тебя, старик, весёлое настроение, — брюнет улыбнулся и грубо схватив Хельгу за локоть, притянул её к себе. — А ты, цыпочка, в жизни ещё краше, чем на фото...
— Убери руку, мужлан! — Комета вырвалась и влепила пощёчину.
— Ах, ты... Ш-шлюха грязная! — он резко оттолкнул её, да так что Хельга завалилась на стол. — Руку на меня подняла, тварь ты подзаборная!
Хельга уже вернула себе равновесие, жалея, что под рукой не оказалось ничего тяжелого, чем можно было бы запустить в морду этого напыщенного идиота.
— Я тебе припомню это! И 'мужлана' припомню, — пообещал брюнет, в красках представляя, как эта холёная сучка будет трепыхаться в его постели. Все они поначалу трепыхаются. — В ногах у меня, тварь, валяться будешь. А когда надоешь, отдам тебя...
Хельга зло рассмеялась, оборвав сию инфантильную тираду. От её смеха лицо брюнета превратилось в звериную маску.
— Бримс! Обыскать! И наручники на всех!
На взгляд Краснова, события последних минут попахивали дурной комедией. И комедия эта затягивалась. Нет, четверо крайне серьёзных до угрюмости верзил действовали профессионально и на роль комедиантов вовсе не подходили. Они сразу проверили все комнаты и изолировали выходы из гостиной. Нацеленные на него и на Красевича пистолеты, казавшиеся длинноватыми из-за навинченных глушителей, никак не располагали к шуткам с их обладателями. Но вот напыщенный фигляр, который у них явно за старшего...
Красевич начал действовать по никем не замеченному сигналу Краснова, превратившись в пританцовывающую полуразмытую тень.
Ближайший к Яреме противник отлетел будто сшибленная кегля, проломав головой сервант и надолго выбыв из строя.
Время словно застыло. Из четвёрки, охватившей помещение в полукруг, на атаку Яремы вовремя отреагировал только один, вставший в центре, перекрывая собой подход к брюнету. Этот центровой, с похвальной для своей подготовки скоростью, моментально принял боевую оборонительную стойку. Но только на Красевича все эти прибамбасы не действовали, не признавал он никаких стоек вообще. Центровой лишь потерял секунду, лишившись преимущества своей же вовремя сработавшей реакции. Ярема мгновенно сиганул к ногам центрового и на полной скорости, прыжковым подсадом захватил обе ноги под коленями, при этом головой саданув поддых. И уже вставая, мощным рывком потянул противника на себя. Бедолага нелепо раскинул руки и грохнулся затылком о пол. Всё ещё не выпуская жертву из медвежьей хватки, Красевич пнул его в промежность.
Обезвреживая центрового, Ярема засёк перемещение левофлангового за спину. Здесь уже задействовались рефлексы и наработанная годами фиксация обстановки на все триста шестьдесят градусов. На такой скорости срабатывает боевое озарение и включается мышечная память. Ярема ушёл с линии атаки в подсад да свернулся по диагонали как стальная пружина. Стремглав крутанулся солнышком, нанеся один за другим два рубящих удара под косым углом. Засечный удар пришёлся в ключицу, отчего та сухо треснула. Удар заставил горемыку развернуться вокруг своей оси. Второй жуткий по своей мощи удар, именуемый "распалина", обрушился прямехонько в основание шеи, и та неестественно вывернулась, бессильно повиснув.
Правофланговый успел отпрыгнуть назад, направляя пистолет. Он начал стрельбу от бедра и на вскидку по конечностям Красевича. Если бы кто-то посторонний вдруг оказался здесь с завязанными глазами, то подумал бы о расчихавшемся человеке. Из-за глушителя выстрелы были очень похожи на чихи.
На стрельбу Ярема среагировал мгновенно. Перешёл в пляс, вразвалочку качая маятник. Первая пуля по касательной задела бедро, распоров штанину и срезав пласт кожи, вонзилась в шею падавшего левофлангового. В своём нынешнем состоянии Красевич не заметил этого, даже попади пуля в мягкие ткани, он бы и тогда не воспринял боль. Это потом уже, при выходе из боевого режима, боль дала бы о себе знать.
Чхи-чхи! Дуплетом грянули второй и третий выстрелы. Пули прошли за спину, выбив из серванта сноп щепок.
Чхи! Четвёртая пуля метила прямо в локоть Красевича, но с целью так и не встретилась.
Про Ярему ходило множество баек по тавернам самых разных планет. За кружкой-другой пива в товарищеском кругу, везде где он только успел побывать. А также слухов о его уникальных способностях. Но мало кто вот так, в живую, видел как этот гигант весом в сто десять килограмм, передвигаясь с молниеносной быстротой, да проделывая под час немыслимые преформы*, двигался рывками, выводя своё тело в крайне не устойчивые динамические положения.
Вот и сейчас, как не раз уже бывало до этого, только под небесами других солнц, он надвигался на стреляющего противника. Стрелявшего и не попадавшего, на физиономии которого проступила гримаса крайнего удивления. Стрелок палил в Ярему без остановки, даже головой слегка подёргивал от усердия. Чхи-чхи! Чхи-чхи! Чхи-чхи! И удивление его очень скоро сменилось ужасом, пули-то, словно сами по себе отклонялись от траектории. Так казалось стрелку.
И тут всё резко замерло, как в стоп-кадре. Замерло не более чем на секунду, но, однако же, какая длинная это была секунда! Воронёный ствол 'PF шестьдесят шестого' упёрся Красевичу в грудь. Стрелок не поверив своей удачи, дрогнувшей рукой с силой нажал на спуск... Послышался холостой щелчок. В запале он не считал выстрелы. Зато их считал Красевич.
Мысли стрелка, в одно мгновение успевшие пронестись в его голове, превзошли скоростью световой барьер. И дьявола подводных глубин помянул он, и вопросил вышние силы, почему этот ускользающий от пуль враг все время улыбается. И даже успел напоследок подумать, о безумии этого необычного и страшного гиганта. А как же иначе? В него стреляют, а он улыбается под пулями!
Красевич бузданул стрелка в челюсть, отбросив на несколько метров назад...
За всё время Краснов так и не успел воспользоваться своим иглострелом.
Из незваных гостей на ногах остался только брюнет, уже успевший справиться с растерянностью. Он схватился за рукоять пистолета, упрятанного в наплечной кобуре под расстёгнутым плащом. Намеренье брюнета Красевич пресёк на корню, взломав его защиту и бережно, словно ребёнка, опустив бесчувственное тело на пол.
— Дай я этому красавчику нос сломаю, — шагнула к брюнету Хельга.
— Что? — не понял Красевич.
— Ладно, ничего, — отступила Хельга, заметив не угасшие в глазах Яремы огоньки ярости.
— Итак, всё вроде бы тихо, — подвёл итог Пётр Викторович, — если не считать разбитого серванта. Поищите у них документы.
Спустя минуту он держал в руках пять удостоверений. Брюнет оказался лейтенантом флота Островного Союза, остальные были младшими чинами военной полиции всё того же Союза.
— Островитяне значит, — прокомментировал он. — Лихо они взялись. Орудуют под самым носом СМБ.
— Топорно они орудуют, — высказал свою оценку Красевич. — Нахрапом решили взять. Эти вояки годятся только чтоб собственную базу патрулировать. А лейтенант этот — вообще кретин. Небось выслужиться захотел, служебное рвение, так сказать. Брали б нас эмбэшники, тогда да...
— Вероятно, ты прав, — кивнул Краснов. — Давай, Ярема, посмотри-ка, что там вокруг дома. И без шума.
— Обижаете, Пётр Викторович. Я через заднюю дверь. Даже свет не включу.
— Давай-давай, шутник.
Когда Красевич ушёл, Хельга прикурила, не отводя недоброго взгляда от бесчувственного лейтенанта.
— Пожалуй, не стоит ему нос ломать, — сказал Краснов.
— А?.. Да ну что вы, Пётр Викторович, в самом деле? Это я сгоряча ляпнула. Бить поверженного мне чести не сделает. Если не ошибаюсь, он из патрициев? Так, кажется, себя называют островные аристократы?
— Из патрициев. Только они вовсе не аристократы. Патриции островитян — это скорее олигархическое сословие. Настоящие аристократы на Темискире водятся только в Великом Герцогстве Арагонском.
— Но если он скоро очухается и начнёт бузить, я ему всё-таки нос сломаю.
— Это после работы Яремы? — Краснов мотнул головой, улыбаясь. — Ох, не думаю, что он скоро сможет очухаться. И остальным ещё долго поваляться придётся. А вон тот уже никогда не очухается.
Медленно протекли минуты, наполненные спешными сборами. Ни у Краснова, ни у Кометы лишних вещей в особняке не было, всё их добро уместилось в два маленьких чемоданчика. Красевич вернулся тихо насвистывая весёлую мелодию. И вручил Краснову ещё три удостоверения.
— И снова военная полиция, — прокомментировала Хельга, заглянув за плечо Краснову.
— Во дворе чисто, — доложил Ярема. — Эти три идиота вдоль забора торчали. Вне визуального контакта друг с другом. Теперь в кустиках отдыхают. Местной полиции нигде не видно. Машин вдоль улиц нет. Только грузовичок у ворот. Водила дрыхнет, кунг открыт. В общем, смыться — не проблема. Глушим водилу, едем в рабочие окраины и бросаем грузовик там — на радость мародёрам.
— Что с документами сделаем? — спросила Комета. — Может, порвём из вредности?
Краснов и Красевич тихонько рассмеялись.
— Зачем же рвать? Можно взять себе на память, — предложил Ярема, — и позвонить в полицию, мол, попытка ограбления. Хотя, это ничего не даст, в участке всё очень быстро выяснится. А так, глядишь, до утра поваляются.
— А дальше что? — спросила Хельга.
— А дальше — ложимся на дно и отчаливаем, — ответил Краснов. — Как думаешь, Хельга, окажет аргивейский консул тебе небольшую услугу?
— Услугу? — Комета слегка нахмурилась. — Кажется, я начинаю догадываться...
— Ты всегда у меня была сообразительной.
— Спасибо, конечно, за комплимент, но организовать коридор для всех нас... Не говорю, что консул откажется, наоборот — в лепёшку расшибётся, но нас тут же могут взять в оборот...
— А никто и не говорит, что мы все разом. В консульство пойдёшь одна. Заодно посмотрим, чьё ещё внимание кроме СМБ ты привлечёшь. А ты, Ярема, будешь прикрывать Хельгу. О деталях договоритесь позже. Ваша цель — Новороссия.
— А вы, Пётр Викторович? — поинтересовался Красевич.
— А я с ребятами пока задержусь. Поищем другие пути. Может даже на контрабандистов придётся выходить. Надеюсь, надолго мы тут не задержимся. Достал меня этот Фалонт.
— — — — — — —
* Преформы — базовые элементы действий. Применение преформ выглядит, как приём борьбы. Однако приём — только способ использования преформ. Каждая преформа имеет несколько модификаций.
Ровно в десять часов утра 10 октября 152 года у здания аргивейского консульства остановился новенький зелёный 'бэккер'. Рассчитавшись с таксистом, из машины появилась мадам Корф с лёгким чемоданчиком в руке и быстрой походкой направилась мимо двух дежуривших полицейских к парадным дверям консульства.
За зданием в последние дни велось круглосуточное наблюдение. Фиксировался каждый входящий и выходящий, особое внимание уделялось любому неизвестному, не принадлежащему к консульскому персоналу. Но мадам Корф была, как говориться, другой случай. Дежурившим агентам она была заочно знакома по словесному портрету и фотороботу. Поэтому, как только были отщёлканы положенные кадры, один из агентов покинул наблюдательный пункт и сделал короткий звонок из ближайшей телефонной будки. А сорок минут спустя из ворот консульского гаража выехала роскошная 'Пальмира', с дипномерами и тонированными стёклами, закупленная ещё до оккупации в фалонтском автосалоне знаменитого северораконского автоконцерна.
За 'Пальмирой' увязался мотоциклист, державшийся на пределе визуального контакта. Мотоциклист сопроводил свою цель до кварталов центрально-восточного района, где и передал её неприметному 'флавио'. Через четверть часа 'флавио' сменил чёрный 'бэккер'. 'Пальмира' была благополучно отслежена до самого порта. Консульский автомобиль остановился чуть ли не у самого трапа южнораконского лайнера 'Аркадия'. Водитель 'бэккера' сделал несколько снимков поднимавшейся по сходням мадам Корф, а его напарник отправился к телефонной будке.
