Тройка в корпус, мощный удар по печени, стремительный разворот вокруг своей оси, и корешок книги, отделанный, судя по блеску, металлом, врезается в челюсть "кожаному".
Стоп. Олег на несколько секунд забыл даже о чудовищной боли и сощурился, присматриваясь повнимательнее. В самом деле, неизвестный дрался, не выпуская из рук небольшой книжки.
Собственно, драка как таковая была закончена. После прямого попадания в челюсть бугай окончательно перестал соображать и бросился на противника, широко расставив руки, за что и был наказан. Столкновения с многострадальной скамейкой его сознание не выдержало, и он безвольно обмяк. Олег автоматически отметил, что девушка успела смотаться.
"Ну и слава богу".
— Что же вы так неосторожно, молодой человек? — участливо спросил спаситель, подходя ближе. На вид он был едва ли старше Олега, но тому было глубоко плевать: пусть хоть мальчиком назовёт, главное, что помог. — Разве вы не знаете, как опасны бывают эти дворы в тёмное время суток, когда силы зла безраздельно властвуют над землёй? Вам повезло, что я оказался поблизости.
Олегу показалось, что он где-то читал или слышал нечто подобное, но сил его хватило только на полуразборчивое бормотание:
— Я... тут немного... того...
— Да уж. Вот что делают с подрастающим поколением отсутствие нормальной работы и безудержное пьянство, — осуждающе покачал головой рыжий. Он стоял в свете фонаря, не выпуская заложенной пальцем книги, и Олегу вновь показалось, что его спаситель что-то цитирует.
— Я... работаю... — просипел он.
— Да? — парень заломил бровь. Олег, насколько смог, присмотрелся к его лицу и понял, что поторопился с выводами. Молодой голос, невысокий рост и причёска неизвестного обманули его: рыжему было никак не меньше сорока лет. — Я бы не был на вашем месте столь уверен. Но хватит об этом. Теперь слушайте внимательно, — голос неизвестного стал очень серьёзным. У Хизова от его тона даже голова болеть перестала. — Сейчас вы встанете, пройдёте двадцать шагов вперёд и свернёте направо. Ещё сорок шагов. Слушайте внимательно, скоро вам станет совсем худо, а подсчёт шагов поможет вам сосредоточиться. После — вновь направо. Шестьдесят три шага. Вы окажетесь перед районным отделением полиции. Там вам окажут необходимую помощь. Расскажите всё, как было, без утайки. Не беспокойтесь, вам поверят: сегодня там дежурит лейтенант Радченко, он хороший человек. Вы запомнили? Повторите.
— Двадцать прямо, сорок направо, ещё шестьдесят три направо. Лейтенант Радченко, — с трудом выговорил опешивший от такого инструктажа Олег.
— Верно, — голос неизвестного чуть потеплел. — И вот ещё что, — он на несколько секунд задумался, потом сунул руку в нагрудный карман.
"Блин, рубашка-то шёлковая!" — мелькнула идиотская мысль.
— Возьмите, — в руки Хизова лёг небольшой прямоугольник из плотной бумаги. — У меня есть чувство, что это вам понадобится. Уберите пока и забудьте. Вспомните, когда придёт время.
Олег машинально сунул бумажку в карман ветровки, запутался рукавом в молнии, чертыхнулся, а когда поднял глаза, рядом с ним уже никого не было. Поразмышлять о таинственном спасителе Олегу не удалось: боль, головокружение и тошнота накатили с такой силой, что он едва не разлёгся рядом с бесчувственными гопниками. Олег стиснул зубы, с трудом встал и принялся отсчитывать шаги.
Двадцать вперёд. Поворот. На тридцатом шагу его тяжело и мучительно вырвало. Перед глазами всё плыло и вращалось. Олег уцепился за так кстати подвернувшийся фонарный столб и постарался успокоить дрожь в коленях.
"Мать твою, самое натуральное сотрясение. Первый раз в жизни. Дёшево отделался, могли бы и башку проломить".
Он сглотнул и продолжил свой путь практически вслепую: левый глаз совсем заплыл, а перед правым кто-то устроил неурочный фейерверк.
"День защитника Отечества", — подумал Олег, невольно хихикнул и чуть не упал. Сорок шагов. "Куда он сказал дальше? Направо, точно. Шестьдесят три. Не дойду".
Он всё-таки дошёл. По дороге его скручивало ещё несколько раз, но желудок был уже пуст, и кроме болезненных спазмов Олег ничего не ощутил. Сине-белая вывеска "Участок ?...", как ни странно, была освещена. Хизов подёргал дверную ручку, нащупал кнопку звонка и не отпускал, пока по ту сторону не загремели ключами. Дверь распахнулась, на пороге возникла подтянутая, сухощавая фигура в отлично сидящей форме.
— Ну, и кто тут... у-у-у-у... — только и сказал служитель закона, увидев окровавленную физиономию Олега.
— Лейтенант Радченко... — пробурчал Олег заплетающимся языком.
— Радченко, Радченко... Врача бегом! — крикнул полицейский куда-то себе за спину и снова повернулся к пострадавшему: — В темпе: где, кто, когда.
— Трое. Девушку. Вступился, — говорить внятно получалось только по одному слову. — Кретин. Помогли. Туда. Налево. Ещё раз. Налево. Лежат.
— Понял тебя. Сиди, отмокай, герой-одиночка. Тыква! — рявкнул лейтенант. Олег решил было, что ему послышалось, но тут ко входу буквально выкатился низенький немолодой толстяк, — Сопроводи до доктора. Лепехова и Ростина ко мне. Кажется, местные таки нарвались. Жаль, не на меня.
— Его в обезьянник потом? — Тыква аж запыхтел от усердия. Было видно, что лейтенанта тут уважают.
— Я т-те дам "обезьянник". У доктора посидит, спирта попьёт, поспит, утром допрошу.
— Мне. Домой, — попытался вклиниться Олег.
— Ага, небось, на окраину куда-нибудь.
— Дачное...
— Сиди уже, ночной мститель. У нас диван удобный, завтра машина придёт, отвезём.
— Товарищ лейтенант, устав...
— Баб по ночам трахать в отделении по уставу?
Тыква залился краской.
— Всё, свободны.
Через двадцать минут, когда Олегу зашили рассечённую бровь и вкололи лошадиную дозу анальгетика, в медпункт вошёл Радченко. Хизов наконец-то смог более-менее нормально рассмотреть лейтенанта. Тот был молод, не старше тридцати, смуглокож и темноволос. Форма и тяжёлые, явно неуставные ботинки на нём сидели так, будто он в них родился. Жёсткое, волевое лицо, прямой нос, глубокие тёмные глаза.
"Радченко. Украинские корни? Скорее всего", — мысли, освобождённые от бремени боли, текли лениво и вяло.
— Ну что, боец невидимого фронта, — с издёвкой сказал лейтенант, — оклемался чуток?
— Угу, — кивнуть Олег не решился.
— Тогда давай в подробностях. Пьяный был?
— Угу. Помочь хотел.
— Помощничек, твою мать. Переломы рук, рёбер, одна сломанная челюсть, бабы след простыл, а эти деятели завтра будут святее всех святых. Ты понимаешь, что попал, юноша?
— Так ведь...
— Дык, мык. Так, да не так. Наше грёбаное законодательство и УК РФ с удовольствием стрясут с тебя ха-ароший такой штрафчик. И благодари бога, или кому ты там молишься, если срок не получишь, — Радченко посмотрел на охреневшее лицо Олега и "сжалился". — Условный, скорее всего. Ты по профессии кто? Я не под протокол пока, так, беседую.
— Адвокат, — прогундосил Хизов.
— Ёж твою медь, батенька, какого хера ты вообще к ним полез, а? Ты что, не соображал, чем это для тебя может закончиться? Так, давай сразу и честно: это ты их так?
— Нет, — Олег для убедительности осторожно помотал головой. — Там ещё один был. Рыжий, длинноволосый. Он их в две минуты. А меня к вам послал. И фамилию вашу сказал. Сказал, что вы человек хороший.
Радченко усмехнулся.
— Хороший... Рыжий, говоришь? И волосатый. И звать его орангутанг, потому что приложил он этих ребят с нечеловеческой силой.
— Экспертиза, — пробормотал Олег, — покажет, что я физически не мог нанести этим личностям подобных повреждений. Я ленивый и неспортивный. И у меня туберкулёз. И я пьяный. Был. Кстати, доктор, возьмите у меня кровь на алкоголь, медицинское подтверждение моего "состояния нестояния" будет мне на руку. Под протокол.
Лейтенант посмотрел на Олега с просыпающимся уважением.
— А котелок у тебя варит, адвокатура. Док, делай что говорят. Так. Ты девчонку запомнил? Если местная, мои орлы тут район перевернут. Делать всё равно нехера.
— За фоторобот не поручусь, но...
В этот момент в медпункт сунулся обильно потеющий Тыква.
— Товарищ лейтенант, там дамочка до вас.
— Какая дамочка?
— С заявой, — он покосился на перебинтованного Олега, — то бишь, с заявлением. О нападении.
— Та-ак, — с удовольствием протянул Радченко, — уж не повезло ли тебе, защитник обездоленных? Тебя звать-то как?
— Олег.
— Артём. Тыква, давай её в мой кабинет. Пойдём глянем, не твоя ли спасённая там образовалась?
"Дамочка" оказалась та самая. Олег второй раз за вечер ошибся с возрастом, на девчонку она никак не тянула. При виде избитой рожи Хизова она вскочила и принялась причитать:
— Ах, боже мой, это они вас, да? Мерзавцы, какие мерзавцы, товарищ милиционер, вы представляете, один мужчина нашёлся. Точнее, не один, а два, но второй потом подошёл.
— Погодите, мадмуазель. — У Олега отвисла челюсть. "Товарища милиционера", обращавшегося к женщине подобным образом, он видел впервые. — Вы узнаёте потерпевшего?
— Разумеется, я узнаю. Эти мерзавцы... они... А он... И ему знаете, сразу по голове кулаком, раз, два! А потом появился этот, рыжий такой, с длинными волосами, а я...
— Стоп-стоп-стоп. Вот вам бумага, вот вам ручка, прошу, изложите всё произошедшее в связной форме. Я прочитаю и побеседую с вами чуть позже. — Он повернулся к Олегу. — Пойдёмте со мной.
Они вышли в коридор, Артём тяжело выдохнул и повернулся к Хизову.
— Счастливы твои боги, адвокат. Теперь эти уроды не открутятся. Давай в соседний кабинет, бери бумагу, перо и рисуй тоже, как всё было, пока ты ещё в состоянии. Потому что завтра с утра тебе будет гораздо хуже, по себе знаю.
Глава вторая,
в которой рассказывается о некоторых особенностях работы отдела персонала, упоминается нестандартное вероисповедание, а также приходит в себя одна интересная личность.
2012 год. Июль. Санкт-Петербург, Дачный проспект.
Олег скорчил зеркалу гримасу, вздохнул, провёл рукой по светлым волосам. Отошёл на шаг, попробовал улыбнуться. Рожа в отражении скорчила несимпатичную гримасу. Хизов вполголоса выругался. Почти три недели больничного, троксевазин и настойка бодяги сделали своё дело: лицо стало почти как прежде. Почти.
— Тяжёлая контузия лицевого нерва, — сказал Док из отделения полиции. — Готовься, парень, это на полгода минимум. Если не навсегда. Полегчает, конечно, рано или поздно...
Олег готовился, но не помогло. От левой брови до верхней губы с левой же стороны лицо сделалось чем-то вроде синтепоновой подушки. Четыре зуба от середины налево вели себя, как после визита к стоматологу. Вежливая улыбка превращалась в кривой оскал, зелёные глаза сделались разного размера. В общем, физиономия в зеркале могла принадлежать мелкому воришке, пропойце, люмпену, на худой конец, трамвайному кондуктору, но никак не юрисконсульту небольшой, но преуспевающей фирмы. Олег с грехом пополам добился от лица пристойной улыбки, сократив её привычный размер почти втрое. В сочетании с разноглазием получалось холодно и надменно.
— Пойдёт, — буркнул Хизов и принялся собираться на работу. От судебной волокиты с происшествием в ночном дворике ему кое-как удалось отплеваться. Не без помощи всё того же Радченко. Мужик тот оказался и впрямь хороший — не соврал рыжий спаситель. Теперь череда допросов, на которые приходилось мотаться через полгорода с перебинтованной башкой, наконец, завершилась, внешность вернулась в более-менее приличные рамки, и наступило время вспомнить о своих служебных обязанностях.
Офис встретил Хизова напряжённым молчанием. Не тишиной, а именно направленным молчанием: с ним никто не заговаривал первым, косые взгляды кололи в спину тонкими иглами, и общий испуганно-жалостливый фон через полчаса привёл Олега в предобморочное состояние. Офис чего-то ждал в отношении Хизова, ждал жадно, не первый день, как ждут поражения фаворита на скачках. Олег дёргал плечом, буквально осязая на себе короткие выпады взглядов.
"Бляха муха, увольняют меня, что ли?" — мелькнуло в голове. "Ну так сказали бы уже. Сколько можно резину тянуть? Я сейчас тут сварюсь".
Ситуация разрешилась в обед. По корпоративной почте — "Боже мой, двадцать сотрудников, тяжело было просто подойти и сказать?!" — Хизову прислали приглашение зайти в отдел кадров. Олег фыркнул, прошёл ровно семь метров от своего рабочего места и коротко постучал в тонкую дверь из крашеной фанеры с табличкой "Отдел кадров, бухгалтерия, секретарь, офис-менеджер" и распечаткой "Копии делать тут".
— Войдите, — раздалось из-за двери. Олегу стало смешно. Он вошёл, обводя взглядом практически безлюдный, а оттого чуть непривычный пейзаж. Обычно в кабинете ютилось сразу четыре человека плюс "ксерокс": все перечисленные на двери. Изгнание лишних происходило в дни собеседований или...
"Ну точно, сейчас будут гнать", — лениво подумал Олег, без приглашения опускаясь в кресло напротив Елены Ивановны, полной брюнетки в возрасте, воплощавшей в себе весь отдел персонала. "Только за что? Дискредитация имени компании? Ладно, сейчас узнаем".
— Олег Викторович, — волнуясь, начала толстуха, — мы знаем вас как блестящего специалиста, достойного члена коллектива, и...
— Елена Ивановна, — Олег опробовал на отделе персонала свою новую улыбку. Отдел занервничал чуть сильнее. — Мы с вами в достаточной степени взрослые люди. Давайте не будем ходить вокруг да около. Вам нужно моё заявление "по собственному"? Вы его получите, поясните только истинную подоплёку данного события. — Хизов с удивлением заткнулся. Он сам не ожидал от себя подобной тирады. На мгновение возникло ощущение, что он снова стоит на коленях в свете фонаря и разговаривает с рыжим незнакомцем. Видение было настолько чётким, что закружилась голова.
— Кхм... Вы всё поняли верно, Олег Викторович, — в глазах "отдела" застыло настороженное удивление и лёгкая опаска. — Дело в... м-м-м... определённом заболевании, которое вы утаили от руководства компании, в связи с чем...
Дальше Олег не слушал. Голова вновь закружилась, на этот раз сильнее. Было муторно от осознания человеческой глупости и подлости, и снова в памяти возникал образ ночного разговора во дворе. Что-то в нём было, чего Хизов никак не мог вспомнить. Усилием воли он прогнал настырный глюк и постарался сосредоточиться на происходящем.
"Славик, с-скотина. Больше некому. Я не говорил о своей болячке больше ни с кем, обследование проходил в платной клинике. Вот сволочь. Интересно, он-то с этого что поимеет? Повышение?"
— Политика нашей компании... — Елена Ивановна продолжала вещать нечто патетически-правильное. Олег, не особо размышляя над тем, что он делает, остановил её на полуслове коротким жестом:
— Благодарю, позиция компании мне понятна. Заявление окажется на вашем столе в течение двадцати минут. Насколько я понимаю, в связи с моим заболеванием вы закроете глаза на то, что я пропущу обязательную двухнедельную отработку, и уволите меня задним числом?
