— Отпущу, — промурлыкал он мне в ухо, и я поежилась. — Если ты этого захочешь.
"Нет, не отпустишь" с грустью и ужасом подумала я и, приоткрыв рот, выдохнула:
— Каролла...
...одновременно с тем, как меня буквально оглушил, несмотря на скользкую противную тишину, злобный голос со стальными нотками жести... голос моего истинного хозяина.
— Надеюсь, я вам не помешал?!
И я еще успеваю подумать, что это конец, и чувствую скользкую улыбку незваного гостя щекой, ведь он так и не отступил ни на шаг, а потом вдруг с ужасом ощущаю, как мягкие влажные губы касаются моего рта в дерзком вульгарно-развратном поцелуе.
И томительно-нежный шепот в мой приоткрытый рот:
— Не удержался...
...был последним, что я запомнила из всего произошедшего.
13 глава
Предостережение
Как он был зол, знал только он один. Хотя не заметить этого, мог только слепец. И Штефану Кэйвано на мгновение показалось, что, если он не сдержится, не усмирит свой гнев, вспыхнувший в нем, подобно костру, пожарищу от одной лишь искры, то на одного слепца в мире станет больше.
Глаза его, замерев на высоком темноволосом мужчине, прижимавшемся к его девчонке, пылали.
Он был не просто зол, он пребывал в бешенстве, в пограничном состоянии ярости и гнева, смешанного с острым желанием разорвать в клочья того, кто посмел посягнуть на его собственность. На его рабыню!
Карим Вийар, мать его! Тот, кто чурался запретов, просто предпочитал закрывать глаза на правила, тот, кто обладал безграничной властью. Холодный и расчетливый сукин сын, цепкий, откровенно вызывающий, охотник, и никогда жертва, хозяин положения, бездушный мерзавец, скрывающий за маской сладости свой истинный образ кровожадного хищника. Его сделали таким обстоятельства, общества, люди... И он мстил каждому, кто смел бросить ему вызов. И теперь он посягнул на то, что ему не принадлежало!
Но это он не получит. Никогда. Штефан Кэйвано не тот человек, который будет играть с ним в его игры.
Но как посмела эта... девка, его новая рабыня, Кара!.. как она посмела показываться ему на глаза?! Ведь он запретил, не позволил, предупредил, что ее ждет в случае неповиновения. Она вновь его ослушалась?!
В груди, разгораясь с новой силой, вспыхнул костер злости и жажда мщения.
Сдержанно поджав губы, Штефан, сощурившись, наблюдал за тем, как мужчина, нагло ухмыльнувшись, наклоняется и жадно впивается в губы его рабыни сладострастным поцелуем, буквально слизывая губами ее стон и легкие вздохи. Крепче, сильнее вдавливая ее тело в свое, прижимая к себе, ощущая ее дрожь.
Князя передернуло, холодные глаза демона блеснули. Он делал с ней то, что сам Штефан еще не делал!
И ярость забилась в нем с новой силой. Князь сжал руки в кулаки.
— Отойди от нее, — прошипел он сквозь зубы. Тихо, отточено, уничижительно. — Сейчас же.
Он, скорее почувствовал, чем услышал, как незваный гость хмыкнул, и улыбка растянула его губы.
Отстранившись от девчонки лишь на пару сантиметров, не оборачиваясь к нему, проговорил, обращаясь к ней:
— Видишь, что мы наделали, — губы его вновь дрогнули, уголки приподнялись, пальцы коснулись ее щеки, — разозлили твоего хозяина-тирана. Как думаешь, он простит нам это, конфетка?
Конфетка, твою мать?!
На скулах Штефана заходили желваки, глаза превратились в льдинки.
— Убери от нее руки, — жестко повторил Князь, по-прежнему тихо, но отчетливо.
А гость, будто не обращал на него внимания.
— Да, ты права, крошка, — вновь ухмыльнулся он. — Тиран, он и есть тиран...
— Убери от нее руки, Вийар! — больше не сдерживаясь, выкрикнул Штефан, едва удерживая себя на месте.
Еще одно слово, неправильное слово, неверный жест, уничижительный взгляд... И все будет решено. Здесь и сейчас. Штефан ощущал в себе это дикое, первобытное, разъедающее его изнутри желание крови.
Тот обернулся к нему полубоком, на лице его мелькнула легкая саркастическая усмешка. Князь поджал губы, чувствуя, как ярость заполняет все внутри его зияющей пустоты. Бесконтрольная, чистая, черная ярость. Такая же яркая, как взрыв, сокрушительная, как удар под дых, ослепляющая, как вспышка молнии.
Никто, кроме него, не смеет касаться ее. Никто, никогда. Никого из его рабынь. А ее — особенно!
Он сам еще не до конца выяснил, кто она есть на самом деле. А Вийар... он посмел, осмелился, рискнул!
— Тише, тише, Штефан, — улыбнувшись, проговорил он и, бросив на девушку, нерешительно застывшую у стены, следившую за всем происходящим в немом молчании, плотоядный взгляд, сказал: — Еще встретимся, конфетка. Ты будешь ждать встречи?
Та передернула плечами, поежилась, сжав руки в кулаки. Медленно, неуверенно, боязливо она перевела глаза на своего господина. И Штефана накрыло новой волной ярости, гнева и бешенства, смешанного, тем не менее, с первобытным возбуждением, с желанием обладания. Ею. Только ею.
Ее припухшие губы, слегка приоткрытые, широко распахнутые зеленые глаза, казавшиеся огромными на бледном личике, дрожащий подбородок и вздымавшаяся от частого дыхания грудь с выступавшими сквозь тонкую ткань рубахи сосками, — все это будило в нем животные инстинкты, о которых он будто забыл.
Казалось, он и не знал о них до того момента, когда увидел ее в лапах Карима Вийара, такую хрупкую, чувственную, вызывающе развратную, откровенную, желанную. Все в нем жаждало обладать ею. Почему? Почему она?! Почему не София, которая могла завести его с пол-оборота?! Что было в этой хрупкой, ни на что не годной девчонке, которая, казалось, вот-вот рассыплется, если он до нее дотронется.
Ему никогда нравились такие, как она. Они ни на что не годились, лишь занимали место в его усадьбе, а эта... вначале он хотел с ней лишь поиграть, потому что она показала свои коготки. Она боролась, терпела, злилась, но не переставала показывать характер. Ему доставляло удовольствие с забавой следить за тем, как она пыталась барахтаться в той пучине, в которую он ее опустил. Сколько она смогла бы выдержать? На что была способна? Где был ее предел, та грань, которую она уже не смогла бы перешагнуть и сдалась на милость победителю, — то есть ему?! Он жаждал это выяснить. Не больше. До этого дня. До этого момента.
Сейчас все изменилось. Молниеносно, стремительно, кардинально. Одного взгляда на нее хватило.
Ее трогал Карим Вийар, прижимал к себе, страстно целовал. Она выдержала, снесла, жива осталась, еще и удовольствие от этого получала? Ведь не сопротивлялась, не противилась... Смирилась? Так быстро? Или же обманывала его, пытаясь строить из себя невинную непорочность и строгость, выражая силу воли?!
Холодные глаза зверя сузились, губы вновь сжались в линию.
Значит, он им помешал?! Вернулся не вовремя?! Оторвал их от приятного времяпровождения?!
Ему хотелось подойти и вырвать девчонку из цепких лап Вийара, но он остался стоять на месте.
— Отойди от нее сейчас же, — громче и жестче повторил Штефан, пронзая их ледяным взглядом. — Она моя.
Брови гостя поползли вверх, он оглянулся на застывшую у стены девушку, потом вновь посмотрел на Князя Четвертого клана. Усмехнулся, саркастически, нагло, откровенно.
— Неужели? А я-то думал...
— Зачем ты пришел? — перебил его Штефан, теряя терпение.
К его удивлению, мужчина мгновенно посерьезнел. Глаза его похолодели.
— Есть разговор, Кэйвано.
— В моем кабинете, — коротко бросил Князь, не отводя от гостя глаз.
— Как скажешь, — пожал тот плечами и, бросив на девушку мимолетный взгляд, широко улыбнулся ей. — Еще встретимся, конфетка.
— И не мечтай! — злобно выдохнул Штефан сквозь зубы.
Вийар лишь рассмеялся и подошел к нему, открыто улыбаясь и ничуть не скрывая своего удовольствия.
— Пошли! — выдохнул ему в лицо Штефан и, уступая мужчине дорогу, процедил: — После тебя. Ты знаешь, где находится кабинет.
Мужчина лишь пожал плечами, легко хохотнул, проходя мимо хозяина замка, и неспешно, с присущей ему грацией двинулся вдоль по коридору, даже не оглянувшись и не проверив, следует ли за ним Штефан.
А Князь задержался на месте лишь на минуту. Устремив яростный жгучий взгляд на рабыню, он тяжело дышал, стараясь сдержаться и не кинуться к ней. Чтобы раздавить, уничтожить. Силой своего возбуждения.
Под его взглядом она сжалась, втянула плечи, опустив глаза, покраснела и испуганно вздрогнула, как от удара, когда он резко рявкнул:
— Смотри на меня!
Девушка стремительно впилась в него испуганным взглядом. Сглотнула, будто зачарованная.
— Зайдешь ко мне после того, как он, — Штефан ткнул пальцем в спину удаляющегося Вийара, — уйдет.
— Я должна объяснить... — пробормотала она скомкано. — Я не виновата...
— Объяснишься! — резко перебил он. — Будь уверена, ты объяснишься! — и, повернувшись на каблуках, широкими быстрыми шагами пошел прочь.
Она ответит ему за все. Он заставит ее вспомнить, кто здесь хозяин, и кому она должна подчиняться. Он завладеет ею, он узнает, на что она способна, чего она стоит. Возбуждение достигло пика, а желание будто затуманило мозг. Он теперь не отступит, не отступится. Не отпустит ее.
Игры закончились, так и не начавшись?! Плевать! Исход этой игры был очевиден, и победитель должен был быть один. И он будет — один. Единственный. И она познает, кто есть он, и кто есть она.
Теперь оставалось покончить с Вийаром, а потом уже воплощать в жизнь план мести. И, как бы у него не чесались руки от желания поскорее завладеть девчонкой, посмевшей наступить на горло его амбициям, следовало для начала разобраться с Каримом.
Чертов сукин сын! Какая нелегкая принесла его к нему в дом? Перед самым Советом!?
Карим Вийар его раздражал, и чувства эти были взаимны. И их противостояние никогда не закончится.
Едва Штефан открыл дверь, застав Вийара сидящим в одном из кресел, тут же услышал в своей адрес:
— А продай ее мне, Штефан.
Наверное, не стоило уточнять, кого именно, но Князь, громко хлопнув дверью, поинтересовался:
— Кого? — насупившись, прошел вглубь кабинета, не глядя на нежданного гостя.
Мужчина повернулся к нему, следя за его продвижением, наклонив голову и задумчиво сощурившись.
— Ты знаешь, — проговорил он тихо. — Ее. Кароллу.
Штефан помрачнел.
— Ее зовут Кара, — грубо исправил он и двинулся к своему столу. — И она не продается. Еще какие-нибудь пожелания, прежде чем мы перейдем к сути, и я узнаю, что ты тут делаешь? — присев в кресло и вальяжно откинувшись на спинку, Штефан воззрился на гостя с раздражением.
— Может, мы сторгуемся? — не отступал Вийар, постукивая кончиками пальцев по подлокотникам кресла. — Сколько ты за нее хочешь? Я дам столько, сколько попросишь, — он хмыкнул, — в разумных пределах, конечно же.
— Она не продается, Карим! — резче и громче повторил Штефан, начиная ощущать в себе новый прилив злости. — Ты знаешь это. Ни она, ни другая из тех, что принадлежат мне. Кэйвано не продают рабов.
Мужчина повел плечом.
— Может быть, стоит менять традиции? — вопросительно посмотрел он на него.
— Зачем она тебе? — ощетинился Кэйвано.
Губы Карима Вийара скривились.
— Мне понравилось, как она целуется, — проговорил он, выжидающе глядя на Князя и провоцируя его. — Такая мягкая, сладкая...
Руки Штефана сжались в кулаки, сдерживать себя становилось почти невозможно. И Вийар знал это!
— Она не продается! — прошипел он сквозь зубы, прожигая Карима холодом серо-голубых глаз. — Ясно?!
— Тебе она тоже понравилась? — усмехнулся гость, продолжая провоцировать Кэйвано. — Не удивительно...
— Забудь о ней, — резко бросил голубоглазый демон и зарычал: — Она моя! И ты ее никогда не получишь.
Вийар пристально и очень внимательно посмотрел на него, и хотя он улыбался, глаза его оставались холодными, а выражение лица почти бесстрастным. Постукивая кончиками пальцев по креслу, он смотрел на Князя, не отводя глаз, выжидая, провоцируя, сдержанно. А потом вдруг клятвенно заверил:
— Мы еще вернемся к этому разговору.
Штефан нахмурился.
— Мой ответ не изменится.
Чувственные губы кареглазого дьявола дрогнули.
— Посмотрим.
Штефан с силой втянул в себя воздух. Несмотря на их отношения и взаимную неприязнь, оба знали, что ссориться было опасно и неразумно, тем более, ссориться из-за какой-то девчонки, из-за рабыни! Но сейчас Штефану отчаянно хотелось врезать по его смазливой физиономии, чтобы тому не повадно было лапать то, что ему не принадлежит! И Вийар знал, на что давить.
Они никогда не были друзьями, скорее противниками. Сошлись они лишь однажды, в одном вопросе. Во всем остальном оставаясь противоборствующими сторонами, тягаясь друг с другом и говоря: "А ты так можешь?!". Слишком сильные, гордые, волевые, не терпящие неповиновения и отказа.
Слишком похожие друг на друга не друзья, и не враги.
— Зачем ты приехал? — сдержанно спросил Князь Четвертого клана. — Ты разве не знал, что я в Лондоне?
Карим равнодушно скривился.
— Не знал, я как-то не слежу за твоими передвижениями, — усмехнувшись, он покосился на хозяина замка и поспешил его поддеть: — Мне нужно было приехать раньше, тогда сладкая конфетка сама смогла бы сделать выбор, с кем ей оставаться.
— Забудь! — рвано рыкнул Штефан, вновь начиная загораться. — Что тебе от меня надо?
— Хм, — покачал тот головой, — очень грубо, Штефан. Вообще-то, — проговорил он, выделяя каждое слово, — это что-то нужно тебе, а не мне.
— О чем ты? — серо-голубые глаза подозрительно сузились.
— До меня дошли слухи, — закинув ногу на ногу, скучающим тоном заявил Карим, — будто бы твои люди нарушают первое правило. И о том, что мы существуем, знает уже не один смертный, и даже не два.
Штефан мгновенно помрачнел, лоб протаранили складки, брови сошлись на переносице.
— Этого не может быть! — отчеканил он уверенно и твердо.
— Может, Штефан, — коротко возразил Вийар. — Я сам слышал, когда был в Варшаве. О нас уже болтают, — Карим увидел, как изменилось, исказившись гневом, смуглое лицо Князя. — Конечно, круг осведомленных слишком мал, даже ничтожен, в него входят лишь избранные, и все же... — вскинув подбородок, Карим выстрелил в Кэйвано колкостью взгляда. — Ты понимаешь, чем это может тебе грозить? Это нарушение?
Штефан попытался невозмутимо нахмуриться, выражая крайнюю степень уверенности в себе.
— Круг осведомленных всегда был, есть и, очевидно, будет, — спокойно выговорил Князь. — И никогда это не было проблемой.
— До сегодняшнего дня, — подтвердил Карим. — Этот круг не должен расти, ты знаешь, иначе ситуация выйдет из-под контроля. Новое восстание нам ни к чему.
Кэйвано, сам от себя не ожидая, решительно стукнул кулаком по столу. Щека его дернулась.
— Мои люди не могли этого сделать, — упрямо возразил Штефан, нависнув над столом. — Никто из них. Их дважды, трижды проверяют те, кто служит мне давно.
— А если их подкупили? — выразил предположение Карим. — Как сильно ты доверяешь тем, кто служит тебе? Так сильно, что можешь быть уверенным в том, что им не могли дать больше?
