"Слава.Звёздный волк"

Мужчина неловко шагая исчез в глубине квартиры, и там послышался его голос:

— Маш, радость у нас! Только ты не волнуйся, Маш!

— Что, что случилось? Коля всё-таки приехал? Что?

— Маш, Лера вернулась!

Послышался шум, и из комнаты, держась за косяк вышла женщина — худенькая, тоже похожая на Леру, но измождённая и выглядевшая лет на шестьдесят — если бы Слава не знал, что ей всего слегка за сорок лет, то точно бы сказал — лет шестьдесят пять, не меньше. Она посмотрела на Леру, выдавила:

— Доченька! — протянула руки и рухнула на пол с остановившимися глазами. Лера пронзительно вскрикнула, бросилась к матери и нащупала тонкий, неровный, исчезающий пульс. Женщина умирала.

Мужчина тоже схватился за грудь, и прохрипел:

— Скорую ей надо! Не успеет — это ведь уже третий инфаркт с тех пор, как ты исчезла! Он вытащил откуда-то из кармана затёртый мобильник и стал дрожащими руками, не попадая на кнопки, набирать номер скорой помощи. Лера умоляюще глянула на Славу, как будто прося сделать что-то, и он решился. Отодвинув жену, он наклонился над лежащей женщиной и расстегнув ей воротник, незаметно сунул туда медицинского биоробота. Слизняк сразу оживился, присосался к коже и пополз в область сердца, деловито запуская туда тончащие волоски тяжей. Женщина вздохнула и синюшний цвет её лица сменился на розоватый. Она задышала ровнее, и пульс стал более ровным и сильным. Слава ещё раз пощупал её руку и остался доволен — они успели. Теперь биоробот залечит её инфаркт, очистит сердце, и она будет гораздо здоровее, чем была несколько лет назад. Если уж слизняк брался лечить, то устранял все болезни, которые мог найти. От кариеса до рака.

Лерин отец широко раскрыв глаза смотрел за манипуляциями своего зятя, и попытавшись что-то сказать, замолк, натолкнувшись на взгляд дочери:

— Пап, не спрашивай. Всё будет хорошо. Теперь она выздоровеет. Слав, какой ты молодец, что его взял.

— Честно говоря — я ожидал чего-то подобного — усмехнулся Слава — ну что же, будем знакомиться — но только после того, как положим Марию...

— Михайловну! Ты что же, дочка, не сказала, как зовут мать?

— Марию Михайловну — куда-нибудь на диван. Тут и холодновато, и жёстко.

— Я сама! Давайте, я сама! — открыла глаза женщина — мне уже лучше! Я в обморок упала, да? Доченька! Как я тебя ждала! Мы все морги, все больницы объездили! Даже на телевидение обращались! И всё бесполезно. А это кто с тобой? Такой красивый парень!

— Это мой муж, мам. Слава.

— Слава? Ой, как здорово! Сейчас я встану, сейчас...Вась, ну подал бы руку — вечно ты как истукан стоишь! Никакого воспитания!

— Узнаю маму! — усмехнулась Лера — сейчас начнётся, держись!

— Сейчас я на стол соберу! Ой, какая радость! Дочка, дай я тебя прижму к себе! Так соскучилась! Какая ты стала красавица! Какая нарядная! Посидите, сейчас я на стол соберу! Отец, сбегал бы в магазин, что ли? На стол поставить нечего! Дочь с зятем пришли, а у нас шаром покати — нет ничего! Давай, давай, по шустрому! Сходи в супермаркет на углу — тут в нашем 'Ни рыба ни мясе' весь товар какой-то залежалый! Видать как с оптовки списывают просроченное, так они и покупают. Ты повкуснее чего купи — дочь нашлась! Надо отпраздновать! И позвони Коленьке — пусть тоже порадуется! Он теперь ведь у нас офицер, старший лейтенант — тут служит, на окраине, чего-то там по химии, что ли. Инженер защиты! Может отпросится — суббота всё же, выходной! Может и у них выходной!

— Мать, ты дашь слово сказать-то?! — усмехнулся Лерин отец — вон Трындычиха! Где деньги взять — из стола, или может немного потратим те, что на квартиру приготовили? Потом оплатим за коммуналку? Успеется?

— Возьми, возьми Вась! Оттуда возьми! Радость-то какая! Ой, не могу оторваться от тебя! — женщина обняла Леру, прижалась к ней головой и по её щекам текли слёзы. Лера тоже плакала, и Слава усмехнулся — он практически не видел её слёз, даже тогда, когда она была исполосована до костей когтями какого-нибудь монстра и истекала кровью на бойцовской арене. А тут...

Слава вышел в прихожку следом за мужчиной, и подойдя к нему, обувающемуся в ботинки, протянул три купюры по пять тысяч:

— Вот, возьмите чего-нибудь повкуснее и подороже. Не стесняйтесь. Денег у нас хватает. Потратьте всё на самое дорогое и вкусное, порадуйте Марию Михайловну, хорошо? Купите чего она всегда любила! — он подмигнул мужчине, и тот понимающе кивнул головой и улыбнулся — куплю!

Мужчина исчез за дверью, а Слава вернулся к сидевшим в обнимку Лере и её матери. Они подняли заплаканные лица, и мать снова сказала:

— Какая ты, дочка, молодец! Такого мужа отхватила! Сейчас сядем за стол, и всё расскажете мне — где ты была эти годы, что с тобой случилось, как ты жила всё это время!

— Да я-то что, как вы тут без меня жили? — улыбнулась Лера

— Плохо, дочка. Я все глаза выплакала, постарела...папка весь испереживался. Коленька только успокаивал нас. Говорил — мол, и через двадцать лет люди находятся! Вон, из чеченского плена даже возвращаются! И ты вернёшься! Надеждой и жила. Ну, пошли, поможешь мне накрыть на стол? Сейчас я скатерть достану новую — тебе в приданное готовила, думала на свадьбе погуляю — а вишь, как вышло-то.. А ты, Слав, посиди пока тут, телевизор включи — сегодня суббота, может что-то дельное показывают? Хотя чего у них дельного — одни убийства да аварии. Включать не хочется...

Женщина ушла, увлекая за собой Леру, а Слава откинулся на спинку дивана и замер, прикрыв глаза.

В ухо заговорила Наташа:

— Ух! Это же прямо-таки сериал какой-то! Я прямо чуть не заплакала! Мамка у Леры такая хорошая, такая добрая! И пака молодец! Ты раскрыл себя? Слизняка ей навесил? Как будешь выкручиваться?

— Выкручусь как-нибудь — усмехнулся Слава — не из таких передряг невредимым выходил.

— Ну-ну..смотри...тебе жить.

— Ну а чего? Надо было смотреть, как она умирает на полу перед Лерой? — хмыкнул Слава — хорошенькое дело было бы — приехать, и вместо радости — похороны. Нормально всё будет!

В прихожей кто-то завозил ключом в замочной скважине, Слава вышел в прихожую, помочь отнести покупки, и увидел, как в дверь осторожно заходит Лерин отец, придерживаясь за косяк. В руках у него ничего не было, и подняв глаза он с болью сказал Славе:

— В милицию надо! Ограбили меня! Трое уродов — бейсбольной битой по голову стукнули — в подъезде стояли. Я их не знаю — проходил мимо, они стояли, семечками сорили на пол. Я сделал замечание, они обматерили, а когда проходил мимо — ударили, и я упал. Обшарили карманы — все деньги забрали видать. Очнулся на полу вот, и сюда...тошнит меня! — он снова схватился за косяк, пошатнувшись и прижав руку к солнечному сплетению.

Слава выругавшись про себя достал из внутреннего кармана ещё одного слизняка, нажатием на красное пятно у вершины овального 'панциря' активировал его и подсадил на шею мужчины. Тот вздрогнул, но Слава его успокоил:

— Это такая лечебная штука, не беспокойтесь — сейчас будет легче. Не надо никакой милиции — пошли, посмотрим, где эти уроды.

— Да они сбежали уже небось! Извини, все твои деньги прогадил...

— Плевать на деньги! Денег завались. Пойдёмте, надо найти ублюдков — рупь за сто, они сейчас где-то в магазине ошиваются, бухло покупают!

Мужчина выпрямился и быстро пошёл по лестнице вниз, Слава накинул куртку и зашагал следом. На площадке первого этажа и правда — было наплёвано, валялись семечки и было накапано кровью — видимо при падении мужчина разбился о лестничную ступеньку. А может с разбитой битой головы накапало. Слава мельком глянул на место происшествия и заторопился дальше.

— Где тут у вас все алкаши, шпана, ошиваются? Есть тут какая-нибудь тошниловка?

— Есть. Магазин — 'Полосатый' его у нас прозвали. Когда водкой торговали, при Андропове, магазинов, торгующих водкой было мало, все наперечёт, и всем прозвища давали. Вот этот, наш, стал 'Полосатым' — его тогда покрасили какими-то полосами. Так повелось. Там вечно вся шпана ошивается!

Они шли минут пятнадцать, под пронизывающим, уже зимним ветром, несущим снежную крупу вдоль мостовой. Ветер так завывал и пытался забраться под куртку Славы, что казалось, он хочет отомстить за все те годы, когда не мог добраться до его тела.

Лерин отец возбуждённо крикнул:

— Вон, вон один из них, у входа стоит! — и попытался показать рукой на супостата, но Слава перехватил его руку и отвёл в сторону, к киоску союзпечати, с входом, частично занесённым грязью и мусором от стихийной свалки, образованной между домами их жильцами.

Они постояли минут десять, переминаясь с ноги на ногу, пока из магазина не вышли ещё двое парней, с большими сумками, в которых угадывалась батарея бутылок и закусь.

Лерин отец порывисто попытался кинуться за ними, но Слава остановил:

— Идите домой. Всё. Я сам с ними поговорю. Идите! Я скоро.

— Ну как же ты один?! Так нельзя! Я должен тебе помочь, обязательно должен!

— Идите, говорю! Всё будет нормально. Идите к дочери — скажите, я скоро буду. И не говорите им ничего — просто упали, и всё. И не снимайте тут штуку, что я вам прицепил — она вас вылечит. Ну всё, всё, уходите! — заторопился Слава, видя, что парни собираются скрыться за углом.

Оставив мужчину на месте, он быстрым шагом бросился за уходящей шпаной, и успел увидел, как они заходят в один из двухэтажных домов рядом с магазином — такие дома ещё зовут жактовскими — это было что-то вроде двухэтажных бараков, сохранившихся ещё с сталинских времён. Жили в них, обычно, 'дети рабочих окраин', пенсионеры и неимущие, которым некуда деваться, и о ком государство давно и крепко забыло, как о пережитке прошлого. Естественно, многие из квартир в таких домах, служили притонами для местной шпаны, благосклонно принимая кого хошь, если поставят поллитру водки.

Слава заскочил в подъезд и услышал, как хлопнула дверь на втором этаже, впуская бандитов. На втором этаже было две квартиры — одна более ли менее чистая — с чистой дверью, на которой почему-то были наклеены обои, изрисованные скабрезными картинками и исписанные матерными словами, и вторую — с драной, висящей лохмотьями обивкой и окурками возле порога. Он выбрал эту дверь.

Посмотрел — кнопка звонка была вырвана. Висели только два оголённых провода. Он попробовал их соединить, но никакого эффекта не добиля. За дверью слышались голоса, и Слава постучал в неё кулаком. Голоса затихли, и острожный голос парня вкрадчиво спросил:

— Кто там? Чо надо?

Тогда Слава, не теряя времени на долгие объяснения, ударил в дверь возле замка всей массой своих ста двадцати килограммов костей, мышц и крепчайших жил, вышибив замок и снеся того, кто там курлыкал за дверью, как ураган сносит картонные домики.

Не мешкая, он перешагнул порог и обнаружил копошащегося на полу парня в незастёгнутой куртке, одного из тех, на кого показал отец Леры. Сумки, которые они притащили из магазина, ещё стояли у порога, а из квартиры в заплёванную прихожую выбежали несколько парней, среди которых были и те, был с этим шпанёнком. Всем было лет по девятнадцать — двадцать. Самый гопнический возраст. Позже они уже спиваются, садятся или умирают, убитые в свои шпанских разборках.

Слава спокойно осмотрел замерших от удивления бандитов, и негромко спросил:

— Это вы полчаса назад ограбили мужика в подъезде дома? Ударили его битой по голове?

Один из тех парней, за кем шёл Слава, истерически крикнул:

— Да пошёл ты на... пацаны, это не мент — валим его и сваливаем отсюда!

Слава встретил его мягким движением, отводя в сторону так, что тот стал падать на спину, на подставленное колено. Глухо хрустнул позвоночник, и парень застыл на полу, потеряв сознание. Боец сделал ещё шаг, и шпана, привыкшая со спины расправляться с пожилыми пенсионерами и зажимать в углу очкастых 'ботанов', вымогая у них деньги, узнала, что такое настоящий, жёсткий удар.

Через пять секунд на ногах остался только один, сразу после начала событий бросившийся к балконной двери через бездвижные тела своих подельников, но открыть её не успел. Слава сломал ему шею ударом сзади. Остальные лежали неподвижно, не шевелясь — жестокие удары тренированного, могучего бойца не оставили им никаких шансов — двое сразу умерли с разбитой печенью, двое ещё дышали, и Слава, подойдя к ним, крутнул их шеи, выламывая позвонки. Лёгкий хруст — и всё закончено. Осталось добить того, в прихожей, и Слава шагнул на выход, когда обнаружил в комнате стоящего в проходе Лериного отца. Тот с ужасом смотрел на бойню, открыв рот, и Слава с досадой сказал:

— Ну зачем, зачем вы?! Я же сказал — не надо за мной ходить! Я сам!

— Я...это...помочь! — с испугом сказал тот, глядя, как к его ноге в ботинке крадётся струйка тёмной крови, выбегающая изо рта одного из убитых парней. Слава подтолкнул мужчину назад, и вывел на лестничную площадку:

— Стойте здесь. Я сейчас!

Вернувшись назад он свернул голову последнему, оставшемуся в живых покалеченному бандиту, осмотрел комнату — на засаленной постели спала баба неопределённого возраста, в грязном халате, из под которого торчали дряблые ноги с торчавшими венами, покрытые старыми и новыми синяками. Она крепко спала, источая тяжелейший перегар сивухи и пива, и скорее всего ничего не видела. Слава не стал её трогать, и вышел к ожидавшему его мужчине. Подтолкнув в спину, он направил его вниз по лестнице и скоро они шагали по посыпанной снежком улице по направлению от нехорошего дома.

Через метров пятьсот мужчина нерешительно спросил:

— А сумки-то не забрали? Они твои деньги потратили...может надо было забрать?

— Чёрт с ним — криво усмехнулся Слава — это им на поминки. Это...Василий?..Ага, Макарович, как Шукшина. Легко запомнить. Так вот, Василий Макарович — тут ни-че-го не было, вы нигде не были, никуда не ходили, и ничего не случилось! Марии Михайловне ничего не говорите. Ведите меня к супермаркету — сейчас наберём всякой всячины и домой!

— Тут квартала три — несмело сказал Лерин отец — сейчас быстро добежим!

— Давайте-ка по другому — не согласился Слава — вы сейчас не очень хорошо себя чувствуете, так что... — он махнул рукой проезжающему мимо такси, тот остановился, и после коротких переговоров они уже ехали в салоне девятки, с криво торчащими на крыше шашечками, выцветшими от долгого использования.

Слава глянул в окно и усмехнулся — чуть не каждая вторая машина была — такси. Как только народ нищает, ему не остаётся ничего более, как зарабатывать извозом, благо что теперь в каждой семье хоть какая-то машинёшка, да имеется.

Ещё через минут сорок Слава уже расплачивался с водителем, стоя у подъезда пятиэтажки. Подхватив тяжеленные сумки, они затащили их наверх, в квартиру, под восторженные восклицания Лериной матери и улыбку Леры.

— Так как куда же ты пропала, дочка? — озабоченно спросила женщина, подливая Славе кипятка из блестящего чайника — что с тобой было эти годы?

Лера, расширив глаза, посмотрела на мужа — выручай, мол, и сделал вид, что занялась бутербродом с красной икрой, сосредоточенно запихивая его в рот.