Часть первая

      Приходилось держаться; Куроме пока что управляла четырьмя слугами Яцуфусы. Все они при жизни славились воинским искусством, и представляли сложную задачку даже для полного состава “Рейда”... В кино бой вышел впечатляющим: красивым, длинным, исполненным сдержанной скорби.

      Домчавшись до указанного в донесениях места, Эсдес встретила там совсем не генерала Ривер с небольшой свитой — а несколько сот разбойников, грабивших одинаково повстанцев и монархистов; и пуще того беспокоивших жителей окружающих сел. Тут и она догадалась о ловушке, приказала Рану:

      — Лети обратно. Скорее всего, “Рейд” весь там. Они проделали с нами то же, что мы планировали проделать с ними: оторвали кусок и теперь бьют. Если сможешь, вытащи кого получится, если не сможешь, не вмешивайся. Еще и тебя потеряем... Сэрью — тут по твоему профилю — давай свое ненасытное правосудие!

      Эсдес рванула к свету собственный страшный клинок:

      — Мы живо тут покончим!

      Но к этому времени Вал уже исчез неизвестно куда; израненые Болс и Куроме отползали лесом в сторону Тракта. Нанесенные “Рейду” потери утешали слабо. Ни огнеметчик, ни черноглазая убийца не видели достоверно погибшим хотя бы одного противника.

      Хуже, что и друг друга они не видели; не нашел их и крылатый Ран, прибывший на место уже стихшего боя, и успевший вытащить только Вала.

      Зато девочка-припевочка, рыжий оборотень с плеером, нашла прекрасно. Сперва приняла вид Куроме, подошла вплотную к огнеметчику, воткнула нож в печень, сломала проворотом — изрядно получивший до этого в бою, Болс мучился недолго.

      Затем Челси догнала хромающую Куроме. Даже помогала идти какое-то время.

      А потом повторила многократно выверенный удар, действенный ничуть не хуже, чем Проклятый Клинок Мурасаме, но при этом куда менее заметный, и совсем не требующий ни силы, ни боевого умения.

      Единственная ошибка Челси оказалась и последней. Наркотик школы убийц удержал Куроме в мире живых; недобитая оперлась на обе руки, приподнялась... Надо было резать глотку! Бросок! Рвущие тело девять шагов — каждый записан рубцами на сердце Куроме — черноглазая всем весом обрушилась на правую руку оборотня. Не пытаясь выхватить из чужой ладони — вбила Яцуфусу прямо ножнами в дорожную пыль, прохрипела призыв!

      Проклятая сталь коснулась земли сквозь размолоченный нижний край ножен; в месте касания заклубился чернильный дым с неестественно-резкими краями... Сгустился... Сотканные чернотой, уцелевшие слуги Яцуфусы — двое из восьми — ударили оборотня с обеих сторон разом! Срубленная голова Челси покатилась по дороге, собирая пыль уцелевшими наушниками плеера; рядом в той же пыли вытянулась полностью обессилевшая Куроме.

      — Так все и было? — тихонько спросил Вал, когда обсуждение кино ушло немного в сторону. Черноглазая вспомнила противный вкус пыли, страх не вылечить раны и остаться бесполезной; содрогнулась и молча, сильно прижалась к сестре.

      Голову оборотня правительственные солдаты насадили на кол в ближайшем городе; через несколько дней под проливным дождем Тацуми снял ее и принес на базу “Рейда”, где состоялись похороны и поминки Челси.

* * *

*

      — Поминки Челси вчера были? — Енот скривился. — Да что ж мы видимся только по грустным поводам! Шерри, Булат, Челси теперь... Я опять никого не узнал толком!

      Надежда фыркнула:

      — Так чего ты теряешь время? Вон Леона по ночам скучает, Акаме глазки красные скоро выплачет, Мейн... Характерец, да... Но зато горячая какая! Бревном точно не назовешь!

      — Надежда... Не чересчур на другой день после поминок?

      Генерал Ривер зажгла очередную сигарету:

      — Чересчур... Хм! Енот! Погляди вокруг. Кого ты видишь?

      — Ну... — протянул бывший землянин, не понимая, какой ответ ожидается. Беловолосая поправила повязку на глазу — намеренно протезом:

      — Мы наемные убийцы, Енот, а не клуб любителей аквариумных рыбок. Мы — война, кровь и говно, мы люди той самой нижней ступени!

      Гость выдохнул, уменьшившись вдвое, уселся, уже привычно подвернув ножны меча. Поправил воротник кафтана:

      — А я хочу видеть просто людей. И вы сами хотите быть обычными. Иначе бы не обустроили так тщательно эту базу, не создавали бы так тщательно образ обыкновенного офиса — эти совещания, полированный стол, кожаные диваны, птички бумажные, подвешенные к потолку... Да расскажи я кому из прежней жизни, что партизаны ночью спят в пижамах — меня бы даже не высмеяли. Потому что просто бы не поверили!

      Мейн шмыгнула носом:

      — И что, блин, плохого? Что мы хотим оставаться людьми? Ты же сам рассказывал, как тебе, бедному, херово быть отброшенным на дно и проходить все стадии заново. А мы тут все такие, все! И мы используем любые средства, чтобы получить поддержку, ничем не побрезгуем. Ты нам нужен!

      — Даже такой вот неуклюжий?

      Надежда хмыкнула:

      — Зато у тебя есть удача. Злая удача, но все же удача!

      Енот поднял брови. Акаме прошелестела:

      — Добрая удача — если бы ты просто не встретил Огре. Если бы тебя просто не узнал тот патрульный, помнишь?

      — Забудешь тут. — Енот поежился. — Первый раз.

      — Ну вот, — криво улыбнулся Лаббок. — А злая удача — это как у тебя. Вроде попал в задницу, но вернулся отдохнувший и с мешком сувениров.

      Енот вспомнил, как спасал при бегстве тюк с драгоценными чертежами Столицы:

      — Ага, только трудновато мои сувениры через Стену контрабандировать...

      — Енот, а почему ты так хотел стать именно контрабандистом? — Ривер изобразила сигаретным дымом знак вопроса:

      — Они ведь тоже нарушают закон.

      Землянин даже кулаки сжал:

      — Понимаешь, мое государство за двадцать лет старательно, по всем направлениям, ничего не упуская, привило мне стойкое отвращение к лицензиям.

      Тацуми расширил глаза:

      — Но лицензирование — это же для качества?

      — Так! Стойте! — скомандовала снайпер в розовом. — Зачем тут эта посторонняя философия?

      — Мне не интересно рассказывать и слушать, как булькает кровь, как сладко и противно пахнут брызги на лице! — почти зарычал Енот. — Я хочу, морозя спину в темной подворотне, чуть не обделываясь при виде патруля, набираясь решимости шагнуть навстречу очередной цели — я даже не называю их людьми! — так вот, чтобы меня в этот момент грело что-то. Во имя чего я тут клацаю зубами от холода и страха, во имя чего превратился в ходячую мясорубку — я хочу знать!

      Землянин опустил сжатые кулаки на столешницу:

      — Вот победит революция, и что дальше?

      Все посмотрели на Акаме, та чуть порозовела от очевидного смущения:

      — Я бы хотела поплыть куда-нибудь на корабле... Все вместе...

      Енот забулькал, засмеялся неприятно:

      — ...И взойдем на борт, и получим визу, и увидим Афины и Мону Лизу... Только продолжение у стихов фиговое... Мы в пустые щи не макаем лапоть... Нам смеяться стыдно, а страшно плакать...

      — Нафиг такие стремные стихи, — потребовала золотоволосая. — Давай дальше, что там про лицензии?

      Землянин успокоил дыхание, разжал кулаки:

      — Чтобы поднять качество строительной и проектной работы, мало просто заставить людей купить красивые слова на гербовой бумаге. Надо выявить причины ошибок, надо учить ошибавшихся, надо проверять, чего знают. У нас из всего этого только деньги за красивые бумажки собрали.

      Снова сжал кулаки:

      — А с другой стороны, здешнее государство “быстро, решительно” сделало из меня патентованного убийцу — я больше даже не обращаю внимания на погоду, на лес, птиц, небо! Только на цель, путь отхода, помехи... Для меня люди на дороге — помехи. Как булыжники. Ни рубануть, ни обежать, ни перепрыгнуть!

      — Но ты же делаешь это для того, чтобы построить новое государство, — вступил Тацуми. — Твое. Лучшее, чем оба бывших!

      — “Солдат презирает колониста. Но ведь солдат затем и воевал, чтобы на отвоеванных землях утвердился колонист”... Зачем я опять это сказал, зачем сделал шаг в понимание! Зачем привязываюсь?

      Енот подскочил; ножны длинного боевого клинка стукнули о полировку:

      — Мне же страшно сюда приходить! Я не хочу узнавать: вчера Шерри, сегодня Булат, кто, сука, следующий? Челси? Чего ты так пытаешься меня привязать? Для тебя же лучше, если я останусь номером в списке!

      Надежда грустно улыбнулась:

      — Я все же генерал... Моя задача устроить все так, чтобы в бой шли не два против двух, а десять против двух — тогда и победа гарантирована, и потери меньше. Не только начальству — бойцам самим выгодно иметь перевес в силах, это же их шанс выжить. Но этот перевес надо откуда-то взять. Лишних рук на войне не бывает, и это забота именно генерала... Да, я вижу, как тебя смешит мое звание. Видимо, тут неточность перевода. У нас генерал — “тайсе” — командир самостоятельного отряда. Расскажи, что такое генерал у вас?

      — Тоже командир. Только отряд побольше. Не подразделение, а соединение всех родов войск. Минимальное соединение, способное вести бой самостоятельно, у нас дивизия. Это десять-двенадцать тысяч человек...

      — Сколько-сколько?! — вскричал Тацуми. — Да у нас в селе всего пятьсот человек!

      — Батальон.

      — Чего?

      — Батальон у нас примерно столько. Следующий уровень, три батальона — полк. Два полка с обеспечением — бригада. Уровень полков и бригад у нас называется “часть”. Сильнее, чем подразделение, но все же часть целого.

      Енот снова сел на кожаный диванчик, снова подвернул ножны, чтобы не брякали о столешницу:

      — А вот уже три полка плюс артиллерия, плюс танки, еще “сами не летаем, другим не даем”, плюс “двойной оклад — тройная смерть”, еще хлебозавод, прачечная, рембат, госпиталь, отделение полевой почты, автоколонна для подвоза горючего и снарядов — этим вот у нас командует генерал.

      — Двойной оклад... Танки... — задвигался Тацуми. — Кто все эти люди? Как столько народу можно доставить к месту боя? Чем эту орду кормят? Нафига их вообще столько надо? Да я вообще не верю, это ты нам заливаешь, как тогда с рукояткой!

      — Запад! — вдруг сообразила Ривер. — Они так воюют! Лаббок, помнишь? С тех пор, как откололись от нас, они все придумывают военные машины, обучают множество солдат, у них есть это все. Большие отряды, правда, не настолько, как ты говоришь. Но проблемы те же. Лагеря, снабжение, дороги. Вот почему Огре настаивал, чтобы его называли капитаном, а не генералом. Капитан у вас чем командует?

      — Ротой. Обычно в роте сотня. Самая большая рота, которую я помню — понтонно-мостовая, двести человек... Да, примерно по численности, как стража Центрального региона... — Енот посмотрел на загнутые пальцы, как будто мог сосчитать на них две сотни. — Ну, до тех пор, пока туда не понабрали отребья ради массы... Ты что же, знала Огре?

      — Я же до дезертирства была принята при дворе, встречались... Даже ваш язык могла бы выучить, Огре ухаживал за мной.

      — И?

      — Не понравился. — Надежда воткнула окурок в пепельницу, как кинжал в тело.

      — А кто понравился?

      — Личное дело!

      — В мои-то личные дела ты лезешь своим бесконечным сватовством. Давай откровенность за откровенность, как с именами...

      — Чего это ты задумал? — генералу Ривер внезапно стало жарко. Енот поднялся:

      — Ну не все же тебе меня женить. Лаббок, иди-ка сюда...

      — А? — удивился зеленоволосый. — При чем тут я-а-а... Ой... Пусти, офигел!

      Енот взял обоих дезертиров за уши, притянул друг к другу, почти столкнул головами:

      — Надежда, ты мою интуицию хвалила? Слушай, чего скажу. У вас нет никакого: “потом”. У одного тебя есть и у одной тебя есть. А у вас вместе — нет никакого потом, только сейчас. Хватит уже от самих себя бегать, убьют и вспомнить нечего будет... Акаме!

      — А?!

      — Бери какие там есть у нее дела на сегодня. Пошли, займемся, помогу тебе отчеты писать.

      — А?... — красноглазая так и не вышла из ступора. Леона и Тацуми переглянулись:

      — Мы-то думали, Енот про новые дела расскажет, на макете посмотрим.

      — Я три мешка репы извел на домики! — нахмурился зеленоглазый.

      Отошедшая от ступора заместительница командира смачно захрустела крайним домиком:

      — Да ладно, сейчас вот и насмотримся. А потом все съедим, в полном соответствии с принципами конспирации.

      Тут очнулась и Мейн. Переглянулась с Тацуми — розовые глаза полукровки в зеленые лесовика — задрала носик:

      — Фу-фу, паршивая романтика!

* * *

*