Зверь Лютый. Книга 18. Урбанизатор

* * *

Я уже говорил, что я не Наполеон? Так я вам больше скажу: я и не князь Пётр. И мне плевать — как они идут. Моя цель — чтобы они вообще не ходили. И — не дышали. У меня тут племенная война на уничтожение, а не игры аристократов куртуазного века.

Багратион видел в наступающих французах — равных. Людей, воинов, храбрецов. В моём прицеле — тараканы со жвалами. Во! И ещё один. Прямо в лобешник. Не, не тапком — стрелкой.

Мы отходили "перекатами". Вид очередного убегающего русского возбуждал "унжамерен". Сотня! Героев! Против троих! Ленивых, глупых, трусливых... Убегающих! "Куропаток".

Они с воплями кидались догонять, получали "гостинцы" от двух других стрелков, вынужденно притормаживали, но шли дальше, снова вопили... Всё тише. А сзади по их следу оставались убитые, раненые, перевязывающие, помогающие, поддерживающие, сопровождающие, примкнувшие...

Мы не давали им не только подойти на дистанцию мечного или копейного удара, или на дистанцию возможности окружения, но даже на расстояние навесного выстрела их луков. А лучников, когда видели — отстреливали.

Нам тут героизмов не надо, мы тут ассенизацией занимаемся. Вы мечтаете "славно погибнуть" при аварийном разлитии фекалий? Поэтому — минимизация рисков.

И тут мы сменили тактику — перестали убегать. Мои бойцы не пробежали мимо меня, а стали рядом. Меня начала смущать лёгкость наших колчанов — две трети стрел мы уже выпустили. Переходим к следующей стадии.

"Последний бой — он трудный самый".

"Капля" усекла изменение в рисунке боя, обнаружила нашу "непреклонную решимость", типа — "ни шагу назад", снова завопила, вздыбила копья и топоры и, собравшись с силами, дружно кинулась на супостатов в нашем лице.

Как стараются! "Красиво гребёт эта группа в полосатых купальниках". Аж снег по сторонам летит.

Ребятки, "унжамерешки", я, вообще-то, играю здесь классику средневековой битвы. "Отступление с заманиваем и расстреливанием". Никогда не слышали? А вот монголы, или, к примеру, скифы... постоянно.

Только они — на конях, а я — на лыжах. — А разница? Функционал-то тот же.

А где мой "засадный полк"?

Полк! Выходи! Пора засаживать!

И я громко свистнул.

Мой "полк" отличался от классики одной буквой "в". "Волк". А от волка — размером. А также — умом и сообразительностью.

Длинная полоса наметённого снега, протянувшаяся от берегового обрыва Волги в его ветровой тени почти до середины реки, вдруг вздыбилась в своём невысоком окончании. Уже оставленным за спиной "головкой капли".

Зверь — поднялся.

Лютый зверь.

Лесное чудовище.

Ужас множества поколений сухоносых обезьян и их потомков.

Встряхнулся, озирая окружающую среду и прочие... подробности.

Прыгнул. На лёд.

И — в "каплю".

В два прыжка он ворвался с гущу топающих, пыхтящих, вопящих... людей.

Только — так. Только в этом месте, только в этот момент. Когда его лёжка — уже у них за спиной. Но — недалеко. Иначе — увидят, застрелят стрелами, закидают копьями.

И мы — недалеко. Чтобы ударить с фронта, чтобы самим не зацепить князь-волка.

Храбрые, могучие и, что особенно неприятно — частично бронированные и умелые бойцы в авангарде "капли" обернулись посмотреть. На: "а чего-то у нас там сзади зашумело"?

Я уже говорил: если ты не видишь стрелка в момент выстрела, то... Неувидевших стало меньше. На три штуки. Так и хочется дать совет:

— Бдящий! Бди сильнее!

И сочувственно поинтересоваться:

— Что? Не бдиться?

Это был перелом... или инсульт? Короче — шок. И все — побежали. Не глядя на..., не думая о..., не соображая вообще... Ни о чём.

Когда крупный хищник оказывается в толпе людей лучшая стратегия — увеличить дистанцию. Иначе... вы бьёте зверя топором и попадаете приятелю в голову, вы тыкаете в волка копьём, но кто-то толкнул подток, и ваше копьё торчит в животе соседа. Крупный зверь в ближнем бою, "грудь в грудь" — эффективнее человека. И — существенно быстрее.

Они и кинулись в рассыпную. И перестали следить за нашими стрелами. У меня оставалось 8 штук, вот я 4 и... быстренько заелдырил. И Сухан с Салманом.

— Стоп! Салман, возьми у побитых копьё. Займись докалыванием. Стрелы отдай. Если увидишь что-то... живучее и ценное — вяжи и к Курту под надзор. А мы Суханом пойдём в наступление. Да, стрелы вырезать не забудь. Придурков ещё много осталось — могут потребоваться.

Курта пришлось успокаивать. Утирать его окровавленную пасть снегом. Он всё рвался снова продемонстрировать своё умение отрывать хомнутым сапиенсам головы. И прочие выступающие висюльки и торчалки. Даже когда на них всякие невкусные железки надеты.

Умению — верю. Когда эта зверюга сбивает человека с ног, клацает челюстями над лицом и тут же, запустив морду под тегиляй, вырывает гениталии. Не только "с корнем", но и с куском бедренной артерии...

Так самцы павианов рвут подкидываемые им учёными чучела своих исконных врагов — леопардов. Потом очень удивляются, столкнувшись с настоящей, живой кошкой. Курт — не удивляется, он просто делает из очередного хомнутого сапиенса неподвижное "чучело". Лязгом своих челюстей, видом своих клыков вблизи. Буквально — на пару мгновений. А потом — покойником, уже навсегда.

Пришлось схватить его за уши. Развернуть, придвинуть его морду к своему лицу. Спокойно, ласково, без криков и команд, но твёрдо и надёжно. Хвалить и успокаивать. Глядя в бешеные, с пляшущим жёлтым пламенем внутри, глаза, в чёрную пасть, заляпанную кровью и человеческими мозгами, в два ряда здоровенных, очень белых зубов с торчащими смертоносными клыками. Чувствовать его рвущееся дыхание. С запахом свежего мяса.

"Бифштексы с кровью".

И давить, успокаивать своё собственное дыхание. Которое он так, вблизи — тоже хорошо чувствует. Которое под завязку набито моим собственным адреналином.

— Спокойно, Курт. Это я. Мы вместе. Ты молодец. Всё сделал правильно. Я тебе рад. Я тебе верю. Спокойно. Сесть. Сидеть. Спокойно...

Не важно — что я говорю, важна интонация. Помогает. Зрачки постепенно возвращаются в норму, уходит адское пламя из глаз, дыхание успокаивается. Он уже не рвётся судорожно ещё кого-нибудь — завалить, укусить, порвать... Опускает голову к моим коленям. Ну вот и хорошо.

Убивать хомнутых сапиенсов — прямая дорога к сумасшествию. По первости — потом проходит.

Мы с Суханом снова становимся на лыжню. Пытаемся.

Лыжня... уже не лыжня. Раздолбанная канава посреди раздолбанного снега. С кровавыми пятнами, кусками и обрывками всякого чего... Странно: это ж не артналёт, не бомбёжка. Даже — не кавалерийская рубка. Откуда такое количество... фрагментов амуниции, снаряжения... мяса? Мусорно очень. И — неудобно. А вот если...

И мы отскочили на полверсты в сторону. К низкому левому берегу. Тут снега почти нет, ветер сдувал — твёрдый наст и лёд гольём. То-то сюда охотнички и не совались. А вот мы... А мы — осторожненько. И — правильно. Что такое "коньковый ход на лыжах" — слышали? А мы — проходили и тренировали. Больно бывало. Но нынче... только не зазнаваться. Законы физики — хвастовства не любят, баланс — он и в Африке баланс.

Всё — поймал темп, музыку хода. Да, без палок так не побегаешь. И мех, которым подбивают охотничьи лыжи, чтобы они назад по лыжне не скользили, не позволит. А тут... аж ветер в ушах!

Мы резво проскочили версту до первой позиции "унжамерен". И ещё с версту дальше. Пока снежные выносы рыхлого снега не стали сильно мешать. Тогда вышли на основную лыжню. По которой тянулись назад, к своим становищам, битые, раненые "унжамерен".

У нас с Суханом оставалось по 6 стрел. Вот 12 чудаков мы и положили. А стрелы — вырезали.

Подъезжаешь метров на 30-50. Втыкаешь палки в снег. Достаёшь лук и стрелу. "Наложи, тяни, пуск..". Но это только тех, кто пытался бегать или оружием угрожать. Остальных — докалывали. Копий их тут много. Сухан мечет их не худо.

Было несколько персонажей, которые пытались изобразить "глухую оборону". Как вы это себе представляете с "мордовским" щитом? Или — вообще без щита? Два синхронных броска копий с разных сторон с 5-10 метров. Даже если одно отбил, второе — твоё. Ноги-то открыты.

Раны перевязать — надо оружие убрать. Ну, давай, постоим, поглядим друг на друга. Пока ты кровью истечёшь. Потом ты полежишь, отдохнёшь. На морозе. А, тебе сотоварищи помогут? Это хорошо, пусть помогают. Как они к тебе наклонятся — так и получат. Кто — по ногам, кто — в спину, кто — в голову.

Как говаривал здесь ещё не родившийся, но для меня уже покойный Микеланджело:

"Я еще ничего не могу, зато я умею учиться".

Всю свою жизнь, и первую, и вторую — я учусь. Кое-чему меня "Святая Русь" уже выучила. Я уже понял, что такое здешняя племенная война. Вас — не будет.

В этом процессе не было нашего геройства. Или, там, отваги. Нудное, медленное занятие. Ассенизация. Переработка мусора. Требует осторожности, внимания. И — терпения.

* * *

Лучший снайпер всех времён и народов финн Симо Хяюхя, убивший более 700 бойцов и командиров Красной Армии, был известен целым рядом нововведений. Постоянной белой маской на лице, за что получил прозвище "Белая смерть", манерой поливать снег водой, чтобы при выстреле пороховые газы не поднимали снежинки, привычкой жевать снег, чтобы тёплое дыхание не выдавало его местоположение, привязанностью к обычной "мосинке" без оптики, чтобы ничего не отблёскивало...

На него охотились с артиллерией, тяжелые батареи накрывали огнём, часами утюжили гектары лесов, где он, вроде бы, должен был быть. Что и привело его, в конце концов, в госпиталь. Корреспонденты и интервьюеры жадно расспрашивали о причинах его выдающихся успехов, всё хотели узнать какой-то "волшебный секрет супер-снайпера". А Симо был очень скромным человеком, он никогда не любил войну, он не видел в ней причин для гордости, для хвастовства. Он повторял:

— Главное — терпение. Ещё: умение и везение. Но терпение — главное.

Вот этому принципу я и следую.

* * *

"Ледовое побоище" было для меня важным эпизодом. После Бряхимова, после Янина я нервничал и разрывался в душе. Между моим инстинктивным пониманием "правильно" и теми представлениями, которые я воспринял с детства в первой жизни.

"Тяжёлая поступь марширующих монолитных колонн", "железные шеренги кованых ратей", "флаги реют над полками", "неумолчный гром пушек", "лавина несущейся в атаку конницы"... образы, картинки, стереотипы... действия массовых армий, идеалы, от которых у поколений мальчишек многие столетия блестят глаза и быстрее бьются храбрые сердца.

"Тот, кто к нам с мечом придёт — от меча и погибнет". Нагло исправляю князя Александра: неважно — от меча, копья, поноса, дуста... "Хороший индеец — мёртвый индеец". Здесь "индеец" не этническая характеристика — моральная. Человек, поднявший оружие на меня или моих людей.

Такой прагматический, циничный подход хоронил кучу моих собственных представлений о "хорошо", даже — не осознаваемых. Утратить "образцы для подражания", идеалы, иллюзии. Раз-очароваться...

Пришлось понять, придумать, поверить — в новые.

Вот враг. Он — есть. Стоит, бежит, орёт... Вот его — нет. Сдох. Как перевести его из первого состояния во второе с минимальными затратами?

Постепенно, медленно, болезненно для собственной души, целым рядом эпизодов и их обдумываний, доходило — мне не нужна победа в бою. Мне нужна ликвидация. Врага. И всех тех условий, которые позволили ему выйти на поле боя, вооружиться, вырасти, возникнуть. Во избежание повторения.

Это не героика — дезинфекция, обеззараживание местности.

Имея две точки: стартовую — враг есть, и конечную — врага нет, я обнаружил, что путь от А к В можно пройти многими разными путями, используя весьма различные средства. Более эффективно, менее затратно.

Рукопашный бой тысячных ратей на Бряхимовском полчище, визг и ор тысяч мужиков, истошно лезущих на стены Янина... Глупость. Кровавая дурость. Хотя, безусловно — героизм.

Осознание означало распад части собственной системы ценностей. "Мы все как один... Встанем плечом к плечу...". — Не надо. Неэффективно. Глупо.

Я мог бы привести сюда, на Волжский лёд, под сотню своих людей. И они бы, встав плечом к плечу, бились с врагами. Храбро, героически. И мы бы победили. Я в этом уверен. Скольких бы мы похоронили своих? А сейчас — ни одного.

Эта разница перекрывает все юношеские идеалы, весь восторг от "слитно марширующих" или "накатывающихся лавиной". Красиво. Но — вредно. Мы — на войне, а не — в балете.

Благородный бой, богатырский удар, честный поединок, рыцарский поступок, кодекс чести, разноцветный плюмаж, аристократически несущийся навстречу...

Набор идеалов задаёт не только этику и эстетику, не только восторженный блеск в глазах экзальтированных юнцов и девиц, но и вполне конкретные вещи: обмундирование, оружие, тактические решения, кадровую политику...

Или — спорт. По правилам, до победы. Или — война. Без правил, на уничтожение. "Мухи — отдельно, котлеты — отдельно". Смешивать — вредно. Я реализовал свою, совершенно бесчестную, не-рыцарскую, не-благородную тактику. В которой врага уничтожают, не давая ему возможности ответить. Отступая, уклоняясь, обходя, окружая, добивая, расстреливая издалека...

"Чтоб ты — сдох. А я — нет".

Есть патриотический идеал. В котором герой погибает "по-русски рубаху рванув на груди". Я, цинично, "не-патриотично" — продумывал и нарабатывал тактические решения, где этот "русский" героизм — умереть, рванув рубаху — отдаётся противнику. А мне и моим людям достаётся куча тяжёлой грязной работы на морозе. По обдиранию вражеских мёртвяков-героев. Работы, после которой так хорошо сходить в баньку, скинуть целую, хоть и насквозь пропотевшую, рубаху, одеть чистое, выпить пивка, вкусно поесть, приласкать жаркую девушку... А ихнего героя — пусть волки на льду доедают.

Солнышко постепенно шло к закату, "унжамерен" на льду реки ещё пытались ползти или ковылять к берегам Волги. Идущих становилось всё меньше, ползущие ещё ползли, но всё больше оставалось неподвижных.

Всё-таки, "ледяное безмолвие" не лучшая среда обитания. Кровопотеря в холоде сказывается куда сильнее, чем в тёплом климате.

Нам пришлось хорошенько побегать за "ползунами". Куда больше, чем в самом бою. Вообще, добраться до боя и прибраться после боя — значительно трудоёмкее, чем провести сам бой.

Постоянно раздражала пустота колчана. Вот, только что, было три стрелы. А уже одна. А очередной персонаж — агрессивен и профессионален. Прикрыт щитом, дротик в руке. Спину ему ещё пара похожих умников прикрывает. Ребята, вы бы лучше сами зарезались, чем себя мучить и моё время тратить.

Не, не понимают они.

* * *

Легендарный командарм С.М.Будённый в своих мемуарах описывает, как после одного из важнейших сражений Гражданской войны, наехал он, на поле боя, уже после разгрома корпусов Врангеля и Улагая, на группку пеших русских офицеров, в которой двое "золотопогонных" упорно пытались вывести третьего, раненного, к своим. Офицеры проявили героизм и стойкость, особо отмечаемые Семён Михалычем, на предложение "сдаться" — ответили стрельбой из наганов. После чего были, без особых почестей, постреляны и порублены славным бывшим вахмистром и его свитой.