Но если у таинственного убийцы — новая жертва... то расследование нужно было завершать. И как можно скорее.
Штаб-квартира Конституционной партии в Титане-Орбитальном находилась на Площади Гегемонии — в Меако, районе, возведённом одним из первых незадолго до провозглашения Гегемонии. Монмартр и остальные орбиталища тогда ещё не были построены, а Титан-Орбитальный был наполовину столицей, наполовину лагерем беженцев, и его срочно требовалось облагородить. Здесь преобладали невысокие здания, меркнувшие по сравнению с гигантскими домами-кораблями и башнями более поздней застройки, все до единого выстроенные в барочном стиле сатурнианской Belle Époque — зелёные крыши с окнами мансард, башенки и лепнина на фасадах, крошечные дворы-колодцы. С одной стороны дома Меако сменяют утилитарные и ампирные здания Нойштадта — ансамбль площади Единения с Домпромом и ЗакСом и сам проспект Единения, тянущийся по диагонали от реки Аракавы до самой Каирской площади; с другой стороны, на берегах Сэкигавы, тянулись ввысь небоскрёбы Инненштадта. Вдали, в направлении Минбана, раскинулся Гюйгенс с его старой застройкой, выстроенный ещё на орбите Земли — белые стены и широкие стеклянные фасады. Над его крышами стальным обелиском возвышалась Цитадель; из-за неё выглядывали двойные шпили Дома органной музыки.
С воздуха эту панораму можно было разглядеть в деталях.
Площадь Гегемонии напоминала круг, который разрезал на две неравных части проспект Гершеля. С одной стороны в площадь вдавался четырёхугольник тротуара, с двух сторон обрамлённый улицами — Альбрехтштрассе, через которую белой полосой тянулась трамвайная линия, и Логиновой. Полукруг домов с противоположной стороны разделяла узкая улочка Сен-Шамон, убегавшая к Адмиральскому бульвару с его трамваями, ходившими к Домпрому и Тангейзерштрассе.
Здесь ходили троллейбусы — собственно, двадцать пятый троллейбус, ходивший у меня под домом, вдоль Мицуиси, шёл прямо сюда, без пересадок. Но ехать в утренней толкучке, с обычными утренними пробками на мостах, на место преступления?
Как хорошо, что я догадался вчера продлить прокат люфтмобиля.
На самом краю тротуара площади я заметил парковку, а на ней — наш бело-синий "Муракумо", рядом с которым я и приземлился. Жюстина ждала меня, положив локоть на столбик парковочного терминала. Сегодня она была в ярко-красном, почти в тон медно-рыжим волосам, макинтоше, из-под которого выглядывали её длинные, в чёрных легинсах, ноги. Завидев, как я выбираюсь из летающего апельсина "Монаро", она прыснула и сняла локоть с терминала.
— Это самое смешное, что я видела за сегодняшнее утро. — сообщила она с усмешкой.
— Это о многом говорит. — заметил я и отослал прокатный люфтмобиль обратно. "Монаро" загудел турбиной и взмыл в небо, обдав нас волной горячего воздуха; полы моего плаща задрались и затрепетали. — Где труп?
— Внутри. — Фудзисаки махнула рукой. — На пятом этаже. Видишь раскрытое окно?
— Ах, так теперь ещё и раскрытое окно? — я прищурился и кивнул. — Пошли.
Наглости, которой Конституционной партии было не занимать, хватило на то, чтобы выкупить у города почти всё пятиэтажное здание старого Дворца собраний — за исключением первого этажа, где два с половиной века назад была принята Конституция Сатурнианской Гегемонии, и подвала, который всё равно отведён под технические помещения. У входа Дворца собраний, таким образом, гордо висит табличка с надписью "Конституционная Партия Сатурнианской Гегемонии" иероглифами, и чуть ниже, мелкими латинскими буквами — "в округе Титан-Орбитальный". Это всё, что вам стоит знать о Конституционной партии.
Наше Законодательное Собрание и раньше служило гравитационной рогаткой в большую политику, творившуюся в залах Монмартра; но на этот раз, после своего недавнего падения, КП собиралась выжать из этой рогатки всё до последней секунды. И никому не позволяла об этом забыть.
Хуже того, перед фасадом Дворца собраний, прямо посреди площади Гегемонии, возвышалась здоровенная — в натуральную величину — верховая статуя Сацуко Мари-Сатурн Клериссо. Скульптор изобразила бывшую премьер-министра стоящей в люке боевого робота-драгуна, с мечом наголо в одной руке, пытливо вглядывающейся вдаль. Драгун, сжимающий огромную, под стать пятиметровому роботу, винтовку, так же зорко смотрел в противоположную сторону от хозяйки. Ноги робота, выраставшие из камня, были широко расставлены. Настоящая Клериссо никогда не ездила на драгуне, но скульптор хотела изобразить одиозную премьера наиболее внушительно — и, похоже, добилась своего.
Жители Титана-Орбитального ласково называли получившуюся композицию (статуя и Дворец собраний позади) "Регулировщицей" или "Туда не ходи, там идиоты". Это всё, что вам стоит знать о чувствах жителей Титана-Орбитального к Конституционной партии.
За спиной Клериссо и её боевого робота нагло стоял, перегородив тротуар, омнибус патрульной службы; сами патрульные выстроились вдоль Дворца собраний и у самого входа. Синих мундиров городовых нигде не было видно. В кои-то веки мы среагировали первыми, подумал я, и смело зашагал к Дворцу. Две патрульных у входа попытались было заступить нам дорогу; я встряхнул левой рукой, и Линза выпала в мою раскрытую ладонь.
— Инспектор Штайнер, уголовный розыск. — представился я. Патрульные, козырнув, отступили, пропуская нас внутрь, в парадный зал Дворца собраний.
Высокий свод зала подпирали два ряда колонн из зелёного мрамора, увенчанные золотыми капителями. В дальнем конце зала поднимались вверх белые ступени лестницы, по которым вниз, на пол зала, сбегал зелёный, в тон колоннам, ковёр. Под потолком горели люстры; шторы на окнах зала были плотно задвинуты. По периметру шла отчёркнутая белым мрамором галерея.
Наверху лестницы висело обширное панно — написанное маслом на настоящем холсте — изображавшим подписание Конституции. Написано оно было во всю ту же романтическую Belle Époque Гегемонии, и у изображенных на картине людей было немного сходства с первыми сатурнианами. Не добавляли реалистичности ни изображение огромного сатурнианского флага — тёмно-синего полотна с тёмно-красной азалией посредине — ни богини Аматэрасу, с благосклонным видом взиравшей на основателей Гегемонии. Кроме того, что-то мне подсказывало, что Конституцию писали не на пергаменте.
Зал кишел полицейскими. Разумеется, совсем заполнить его нельзя было, но мы очень старались: всюду стояли или расхаживали патрульные, кто-то кучковался у колонн или посредине зала, а возле лестницы скучал отряд экспертной службы. Заметив их, я помахал рукой; эксперты помахали в ответ. В высшей степени неформально.
Кроме чёрных мундиров, тут были и несколько городовых; двое из них стояли спиной к нам, посреди зала, и о чём-то разговаривали с несколькими патрульными. Судя по цветам на погонах, из райотдела пожаловало высокое начальство. Неожиданно круг распался, видимо, заметив нас, и одна из патрульных шагнула вперед. Из-под края чёрного форменного берета выбивался непослушный золотистый завиток. На левой стороне груди блистала всеми цветами радуги Линза.
— Инспектор Штайнер? — на ходу поинтересовалась она. Я кивнул, и она протянула руку: — Инспектор Гейдрих, патрульная служба. Рада, что вы прибыли.
— Давно вы здесь? — спросил я, пожимая ей руку. Для людей одного звания это было не зазорно. Гейдрих пожала плечами:
— Получили вызов в семь часов. Были на месте в семь пятнадцать. — сказала она. — Доложили в Цитадель, они вызвали вас и инспектора Фудзисаки.
— Вы уже знакомы? — спросил я, глянув на Жюстину. Та покосилась на меня.
— Мы успели представиться. — снова пожала плечами Гейдрих и кивком указала на двух городовых, оставшихся поодаль. — Пока не прибыли наши... коллеги из городской полиции.
— Вы уже были на месте преступления?
— Ещё — нет. — покачала головой Гейдрих. — Но я узнала имя жертвы.
— Мне вы этого не говорили. — вставила Жюстина.
— И кто жертва? — спросил я.
— Фрида Юкари Сэкигахара. — ответила Гейдрих. — Казначей Конституционной партии.
— Не наслышан. — ответил я, и это было чистой правдой. — А ещё кто-то из Конституционной партии здесь есть?
— Разумеется! — Гейдрих закатила глаза. — А кого ещё мне с городовыми пришлось увещевать, пока вы не прилетели?
Я виновато развёл руками. На лице Гейдрих промелькнула улыбка.
— Пойдемте, господа, — пригласила она, — я вас познакомлю. — она обернулась и прошествовала к ожидавшим городовым. — Госпожа суперинтендант, это инспектор Штайнер и инспектор Фудзисаки, уголовный розыск.
— Очень приятно. — отозвалась одна из городовых и шагнула вперед. — Суперинтендант Лефевр, Меакский райотдел городской полиции. Это, — она кивнула в сторону своей спутницы; хвост вьющихся тёмно-синих волос качнулся за её спиной, — моя заместительница, старший инспектор Казанцева-Мунэмори.
— Почтён знакомством, госпожа суперинтендант. — ответил я и коротко поклонился им. Лефевр ограничилась вежливым кивком. С Казанцевой-Мунэмори мы с Жюстиной обменялись рукопожатиями — по её инициативе. Ростом заместительница была на полголовы выше начальницы, с коротко стриженными светлыми волосами: полная противоположность.
— Итак, — покончив с любезностями, перешла к делу Лефевр, — вы, инспектор Штайнер, ведёте это расследование?
— Скажем так, — дипломатично ответил я, — это убийство может иметь прямое отношение к делу, которым мы занимаемся. А может и не иметь.
— Вы не о мёртвом гайдзине из Акинивы, случаем?
— Боги упаси. — ответил я. — Нет, это другое расследование. Но если нас вызвали сюда, то, что ж... — я пожал плечами.
— Будем надеяться, вы разберетесь с этим. — кивнула Лефевр. — Из-за вчерашнего происшествия у нас, — под "нами" она определенно имела в виду городовых, — и без того хватает проблем. А равно и ненужного внимания. — она покачала головой. — Убийство функционера Конституционной партии нам совершенно ни к чему.
— Для этого и существует Национальная полиция. — напомнила Гейдрих. У Лефевр нервно дёрнулась бровь от такого безапелляционного заявления. Городовые Титана-Орбитального были свято уверены, что Национальная полиция существует исключительно затем, чтобы лезть в их юрисдикцию и всячески путаться под ногами. В свою очередь, многие в ГУМВД точно так же были уверены, что городская полиция хороша только гоняться за хулиганками и снимать котов с деревьев, и Гейдрих только что им об этом напомнила.
В Гегемонии существуют десятки орбиталищ, где муниципальные полицейские имеют все полномочия и работают без вмешательства МВД; но Титан-Орбитальный — особый административный округ, и городской полиции приходилось, волей-неволей, сосуществовать с Национальной полицией. Со всем, что из этого следовало.
— Так а что произошло? — спросил я. — Кто обнаружил тело?
— Насколько я поняла, сотрудники штаба, — ответила Гейдрих. — Они вызвали полицию, — причём, насколько я мог понять по количеству мундиров, вызвали именно нас, — и заодно какую-то партийную начальницу. Собственно, мы с суперинтендантом Лефевр недавно имели с ней весьма продолжительный разговор.
— И чего хотела эта... партийная начальница? — поинтересовался я.
— Выразить своё глубочайшее возмущение и потребовать скорейшего расследования. — махнула рукой Гейдрих. — Во всяком случае, насколько я поняла. Она считает, что убийство было политически мотивированным.
— А вы как считаете? — спросил я. Политические убийства в Сатурнианской Гегемонии случаются намного реже остальных — уж для этого наши политики были достаточно цивилизованными. Поэтому для того, чтобы на голубом глазу назвать убийство политическим, необходимо было иметь очень веские на то основания.
Ну, или быть членом Конституционной партии. Да ещё и высокопоставленным членом.
— Я? — спросила Гейдрих. — Я всего лишь командир патрульной службы, инспектор. Это не моя работа. Но если вы настаиваете, — я кивнул, — то странно только одно: если убийство политическое, то почему жертва — казначей, а не какое-то более видное лицо?
— С другой стороны, — заметила Лефевр, нахмурившись, — после того, как вчера кто-то убил гайдзина, не оставив видимых следов, всё может случиться.
Как хорошо, подумал я, что Лефевр не знает о деле Вишневецкой.
— Где сейчас эта партийная начальница? — поинтересовался я. — Похоже, нам необходимо задать ей несколько вопросов. Она видела тело?
— Учитывая, что она была здесь, когда мы прибыли... скорее всего. — ответила Гейдрих и махнула рукой; я обернулся. — Она там, на другом конце зала. Со свитой. Надеюсь, с вами она станет сотрудничать гораздо охотнее, инспектор.
— Надеюсь. — повторил я и обернулся туда, куда указывала рукой Гейдрих; на другом конце зала я разглядел группку людей, — женщин, в основном, хотя, кажется, среди них был один мужчина, — окружавших фигуру в зелёном с лиловым платье. — Стоит хотя бы поздороваться.
— Удачи, инспектор. — ответила Гейдрих. На лице командира патрульных снова промелькнула усмешка.
Мне показалось, что пожелание было совершенно искренним.
* * *
— Политическое убийство! — шепнула мне Фудзисаки, пока мы шли через зал к ожидавшим представителям Конституционной партии. — Только этого нам не хватало!
— Да, и оно — дело рук нашего убийцы. — подтвердил я. — Хуже некуда.
— "Нашего"? Мужского рода? — переспросила Жюстина. — Штайнер, я чего-то не знаю?
— Ямагата вчера видео прислала. — отмахнулся я. — Расскажу попозже.
Группка представителей (членов?) КП оживилась при нашем приближении. После короткого обмена репликами, которого я не расслышал, женщина в зелёном платье выступила вперед; её сопровождающие (подчинённые?) расступились в стороны — свита, уступающая дорогу госпоже. Платье было украшено узором из лиловых и жёлтых цветов, раскинувшихся на длинных рукавах и подоле платья; золотистый пояс был собран за спиной пышным бантом. Светлые волосы женщины были собраны в пучок, удерживаемый заколкой с лиловым цветком. Зеленые глаза окинули меня покровительственным взглядом, и женщина обратилась к Фудзисаки:
— Госпожа инспектор! — сказала она. — Мы счастливы, что вы наконец прибыли! Екатерина Бланшфлёр Малкина, к вашим услугам.
Фудзисаки деликатно кашлянула и отступила на шаг в сторону, виновато кланяясь. Брови Малкиной удивлённо поползли вверх.
— Инспектор Штайнер, к вашим услугам. — представился я. — Это моя напарница, инспектор Фудзисаки. Мы расследуем дело, возможно связанное с убийством, — я сверился с записью, — Фриды Юкари Сэкигахары, казначея вашей партии. И мы хотели бы задать вам пару вопросов.
— Разумеется. — ответила Малкина тоном, выражавшим крайнее возмущение моим отсутствием манер. В восемь утра мне было откровенно чихать на манеры. — В свою очередь, я надеюсь, что ваше расследование будет завершено как можно быстрее, инспектор Штайнер. Я имею основания подозревать, что убийство Фриды было политически мотивированным. У нашей партии много врагов, и я опасаюсь, что могу стать следующей жертвой.
