Динь!
Я победно подъезжаю, наклоняюсь и, подобрав трофей, показываю его Кубину. Он кивнул:
— Отлично. Есть почин.
Проехали по болоту, обходя трясину. Само болото было не широкое, всего лишь метров семьдесят. С той стороны, вдоль болота тёк ручей. Дуся потопталась в ручье, смывая грязь болота. Потом крутой подъём и опять ёлочная каша.
Хм, и это короткий путь? В гробу я его видел, блин. Теперь иголки из кольчуги вытряхивать придется, и пахну как лесной бальзам.
Как-то неожиданно для меня выехали на поле.
— Китеж! — Выдохнул Кубин, смотря вперёд и крестясь.
Я жадно вгляделся на город из легенды.
Сразу отметил невысокие стены, по сравнению с Вершами, ниже раза в два. Правда, перед стеной высокий вал и широкий ров с водой. Или это река?
— Власыч, а почему стены маленькие?
Кубин хмыкнул:
— А незачем городу высокие стены. Его лес защищает, сам ведь почуял. А на дороге к граду крепостица есть. По её краям засеки навалены, мышь помрёт, пробираясь.
— Что, и троп обходных нет?
Он кивнул:
— Есть, но про них мало кто знает. А местный люд оброк и товары по дороге возит.
Кони шли легкой рысью по выкошенному полю. Я смотрел во все глаза на город. А во сне совсем другое видел. Вместо высоких, десятиметровых стен трехметровые, правда, с навесом вдоль стены. Рубленые башни, похожие формой на современные нижегородские, стояли метров через пятьдесят друг от друга. За стеной высились пирамидальные шатры церквей, увенчанные православными крестами. Вдалеке мелькнул золотистый купол храма. И в этот момент над землёй поплыл радостный благовест. Крестясь, подумал, что его громкий перезвон слышно, наверно, даже в космосе. А ведь какое красивое звучание. Сердце радуется.
Нас заметили, и навстречу понеслись десяток всадников. Кубин остановился и пробормотал:
— Быстро они на этот раз.
Всадники споро взяли нас в кольцо, а один, с очень длинной бородой, подъехал вплотную.
— Кто такие?
Потом, приглядевшись, улыбнулся:
— А, Матвей Власович, княжья нянька. Почто, как тать, через лес едешь? И что за боярин с тобой?
— Нас, Игнат, борзо к себе протоиерей Григорий звал. Вот и прошли по аркудовым тропам. А это боярин Владимир Иванович Велесов.
Ратник странно посмотрел на меня и, поклонившись, сказал:
— Здрав будь, боярин. Слышал я про тебя. И бачко твоего знал.
Кубин прервал его:
-Ладно, Игнат, нам пора.
И мы поскакали вдоль рва.
У дороги, что упиралась в мост, ведущий в башню, толпились ратники. Не останавливаясь, мы завернули в город. Те, что сопровождали нас к воротам, остались перед мостом. Мы остановились и слезли с коней, чтоб перекреститься на икону над воротами. Башня была такая же, как и в Вершах. Только подъёмный мост через ров был больше. А вот бойниц во внутреннем коридоре я не увидел. Кубин кивнул стражникам у внутренних ворот, и мы поехали по широкой, мощёной деревянными досками улице. Странное дело, во сне мне приснились каменные дома. Здесь я видел такие же по форме дома, но построенные из дерева. И откуда в легенде взялись упоминания о каменных белоснежных дворцах? Вот они, деревянные, можно пощупать, но побеленные. Хм. Точно побелено. Я потёр ладони, избавляясь от извести. Может, поэтому всем думалось, что город из камня? Улица была полна весело гудящего народа, идущего по своим делам. Вон толстый боярин в богатой одежде с меховой накидкой. Прошел навстречу, важный такой. Наверно, потеет сильно? В такую жару в мехах ходить, увольте. Тут в броне-то упарился.
Вежливо улыбнулся в ответ девушке с жемчужным ожерельем. За такую улыбку и умереть можно. Проводил её взглядом и на прощание получил ещё одну улыбку. Вообще, все люди на улице улыбались друг другу. Эти улыбки, казалось, отражались от белых стен домов и возвращались обратно, как солнечные зайчики. Играющие дети заполняли улицу весёлыми криками. Кубин продержал коня, пропуская двух бегущих мальчишек.
Дома в три этажа сменялись маленькими часовнями. Церквей с пирамидальными шатрами мне встретилось уже три, это не считая часовен. Уже недалеко, виднелся большой храм с золотым куполом. Сколько тут церквей? Вместе с тем храмом я уже насчитал восемь, учитывая часовни.
— Власыч, сколько церквей в городе?
-Тридцать.
И, улыбаясь, спросил:
— Что, впечатляет?
М-да, впечатляет. Если бы это был не святой Китеж, то можно было подумать, что это паранойя. Столько церквей, я слышал, имели много городов. Например, Арзамас имел больше тридцати. Но какой размером Арзамас, и какой Китеж. Город по прикидке, имел примерно километровый диаметр. Значит, жилых домов тут половина. Интересно, как народ церкви посещает? По очереди? В размышлениях не заметил, как подъехали к храму Владимирской иконы Божьей Матери.
Ого! Вот это красота! Мы слезли с лошадей и подвели их к ограде с коновязью.
— Пойдем, Володя. Поговорим с другом моим.
И, троекратно перекрестясь, вошли.
У меня опять появилось то странное чувство возвышенности и легкости, какое я испытал в Вершах, на причастии в церкви. В единственную в Вершах церковь мы пошли с раннего утра. Храм не вмещал столько народу сразу, молящиеся стояли в проходе и на ступенях.
Я и в свое время бывал в церкви, но эти посещения были без особой охоты. Маясь от тяжелого запаха лампад и свечей и слушая пение, смысл которого от меня ускользал, без всякого интереса рассматривал иконы и росписи на стенах, иногда забывал даже креститься.
Но тут!
Я, услышав звучный голос священника, вдруг внял весь смысл слов молитвы. Росписи на стенах и потолке заиграли, образа засветились, и.... Стало так легко на душе. Было чувство, что я заново родился. Все люди в храме стали единым целым. Я проговаривал слова молитвы, как будто их хорошо знал. А я знал!
Знал. Знал, что это.
Это была Вера. Настоящая. Она шла от людей мощным потоком, пропитывая всё вокруг.
Вера — дающая верующему великую силу.
Вера, которой так недоставало русскому народу в будущем.
Вера, которую заменили верой в деньги и власть.
А здесь народ верил по-настоящему. Честно. Всей душой.
В храме Владимирской иконы Божьей Матери людей не было, только в центре стоял священник. Кубин подошел и, преклонив голову, сказал:
— Здравствуй, отче.
Священник улыбнулся и, положив руку Кубину на плечо, произнёс:
— Ну-ну, мой друг. Полноте. Представь мне спутника своего.
Кубин выпрямился и, повернувшись, сказал:
— Боярин Владимир Иванович Велесов.
Священник внимательно посмотрел на меня:
— Так вот ты какой? Ну-ка, молодой человек, представьтесь по полной.
А он про меня-то знает. И откуда?
Я, смотря в умные глаза Кулибина, а это, как я догадался, был он, выпрямился и отрапортовал:
— Старший оперуполномоченный майор Велесов Владимир Иванович.
Кулибин улыбнулся:
— Вот как, к-хм. Позвольте представиться — отец Григорий. В миру — Кулибин Иван Петрович.
И показал на маленькую дверцу в углу:
— Проходите, господа.
11.
Мы бились мечами. На память сынам
Оставил я броню и щит мой широкий,
И бранное знамя, и шлем мой высокий,
И меч мой, ужасный далеким странам.
Мы бились жестоко — и гордые нами
Потомки, отвагой подобные нам,
Развесят кольчуги с щитами, с мечами
В чертогах отцовских на память сынам.
( Н. Я. Языков)
— Вот здесь и встретим поганых.
Ага, значит, вот это место. Я привстал на стременах, оглядывая поле, поросшее густой травой и молодыми берёзками. А что, удобно.
Это была идея Кулибина — разделить силы на две части и ударить с двух сторон. При условии, что найдётся удобное для этого место. Я его поддержал, правда, с оговоркой. Встать с малыми силами и принять первый удар. Навязав бой, отвлечь врага на себя, а в это время основные силы ударят степнякам в тыл. Горин сразу поддержал эту идею, но Велесова пришлось долго убеждать. А убедили после того, как сказал Велесову, что он главный полк поведёт, а засадный ...
В общем, мне достались мощные, блин, силы.
После подсчета прибывших ратников оказалось, что людей мало. Собралось две с половиной тысячи бояр, плюс каждый привёл оружных холопов до десяти, да и то не каждый. Подошло городское ополчение, но их было всего тысяча, так как в Китеже проживало десять тысяч народу.
Вот и получилось, что против десяти тысяч монгол мы выставляем всего четыре с половиной тысячи ратников. Чертовски мало.
После допроса пленника, на котором я не присутствовал, и после возвращения дозоров, стало точно известно, как количество монгол, так и место их стоянки. Неприятной новостью стало то, что много поганых имеют латы.
Велесов собрал боярский совет. Как раз к нему мы с Кубиным возвратились в лагерь. С нами приехал Кулибин. На совет пошли вместе. Велесов, увидев нас, хмуро кивнул, но ничего не сказал.
Собрание гудело. Боярские сотники спорили, но к единому мнению не приходили. Половина сходилась на том, что надо ударить единым кулаком и гнать поганых, пока не добьём последнего. Другие доказывали, что надо встать тут и ждать поганых. А чтоб они сюда пришли, малым отрядом налететь, побить и назад. Ещё услышал, что все помнят, как на Калке поганые сделали, вот и повторить так же надо.
Велесов сидел хмуро и молчал. Не нравилось мне его молчание. И тут мне на ухо Кулибин изложил план. Потом подтолкнул локтем и прошептал:
— Давай, майор. Внеси предложение, а я поддержу.
Почему он свою идею протолкнул через меня, я не понял, но встал и, перекрикивая бояр, сказал:
— Бояре! Позвольте сказать.
Все умолкли. Велесов и Горин удивлённо на меня посмотрели. Я сделал паузу и, дожидаясь полной тишины и внимания, продолжил:
— Я не думаю, что поганые не знают количества ратников на земле Китежа. Недаром они уже целое лето шныряют здесь. Я не советую думать, что все монгольские вои плохие. Я тут слышал, что вспомнили Калку. Вот и урок!
Все молча смотрели на меня.
— А теперь по нашим силам скажу. Не стоит делить наши силы на два равных полка. Поганых больше. И кулак, который ударит по ним, должен быть мощней. Думаю выделить малый отряд для отвлечения сил на него. И поставить этот малый отряд в таком месте, чтоб не обойти. А второй, скрытно провести вокруг и ударить в тыл.
Вот тут началось. Так не воюют, никто так не делает, не получится. Среди общего гомона ясно услышал Велесова:
— Нет.
Тут встал Кулибин, и сама собой наступила тишина. Он оглядел бояр и тихо произнес:
— Все вы меня знаете. Как я сражался, старики вам рассказывали. Когда воеводой был, тоже многие помнят. Сколько раз меня били? Молчите? А сколько побед?
Один из бояр, уже в годах, крякнув, сказал:
— Знамо, что ладно рати водил. Говори, отче.
Кулибин кивнул на меня:
— Боярин Велесов Владимир Иванович дело сказал.
Эк, как он моё имя выделил, аж Велесова покривило. А Кулибин перекрестился и продолжил:
— Видит Господь. Я бы сам так сделал.
Горин сказал весело:
— А что? Это дело! Я со своей сотней в малый полк пойду. Эхма, бояре, дадим поганым по сусалам!
Дальше стало проще. Особенно после того, как я предложил ему возглавить основной полк. Скрипнув зубами, он согласился, в ответ сказав, что мне доверяет засадный. Тут бояре заулыбались. Так как все считали меня двоюродным братом Велесова, уж не знаю, как тут кузенов зовут, то посчитали всё семейной шуткой.
Потом на совете я больше молчал. На то, что мне к сотне Горина дадут городское ополчение и новиков из воинской школы, просто кивнул. Новики — это хорошо. Мне Демьян рассказал, что после моего ТОГО выстрела все стали очень стараться и теперь стреляют примерно как он. Вот и хорошо. Только хорошего было мало.
Основной полк ушел рано утром, им идти далеко, а нам пройти надо было меньше. С удивление услышал количество ратников моего полка.
Двести пятьдесят!
Полк, мать ети с роту. Сам виноват, не надо так рано с совета уходить. Ушел, правда, Кулибина проводить. Он мне там, у моей палатки примерно карту набросал. Вот ведь память! И показал удобное место, сказав при этом:
— Вот тут их удобней всего держать. Вам час, максимум три простоять там, их сдерживая, до прихода основных сил. А там и виктория будет.
Потом, прощаясь, перекрестил нас и сказал:
— Удачи вам, господа офицеры.
И тише добавил:
— Спаси и помилуй.
* * *
Да, место действительно удобное. Мы стояли на холме с пологим склоном в сторону поля. Сзади за нами, на небольшой площадке, что образовалась благодаря высохшей старице, уходящей по кривой вдоль реки, расположился наш отряд. Сам Керженец протекал недалеко. Поле, длиной в километр, имело ширину триста метров, постепенно сужаясь к холму.
Так. Значит с одной стороны река, с непроходимой дубравой, с другой густой лес. Вместе они образовывали воронку с проходом по старице за нами.
— На бутылочное горло похоже, а мы как пробка, — хмыкнул Кубин. — Лазутчики донесли, что поганые вдоль реки идут. Аккурат сюда.
Я кивнул:
— Ага. Кулибин сказал, что они тут и пойдут, так как для прохода войска места удобные. Только эту, как ты правильно сказал, горловину с пробкой в виде нас пройти и... Там, за нами верста по оврагу и оперативный простор.
— Кулибин стратег. Только он не предполагал, что пробка такая маленькая окажется.
М-да, похоже, Велесов хочет, чтоб я тут погиб. Вот и интриги. Да и хрен с ними. Воевать будем.
Глядя на поле, дед Матвей, сказал:
— Давайте устроим тут монголам Фермопилы.
Точно! А я всё думаю, что в голове крутится.
— А нас ведь триста. Сто ратников Горина, сто пятьдесят ополчения и пятьдесят новиков.
— О чем это вы, бояре?
Горин всё молчал, глядя вдаль, а теперь будто очнулся.
— Это мы про одну давнюю битву. Был на свете такой...
Как ему сказать? Царь? А!
— Был такой князь Леонид. Он с тремястами воинами остановил войско. А войска было очень много.
— Тьма?
— В двадцать раз больше тьмы. Вот так!
— Двадцать темников! Славный, наверно, был князь. И славная битва!
Кубин кивнул:
— Славная. Эти герои погибли. Все. Теперь о них все знают.
Горин вздохнул и, улыбнувшись, произнёс:
— Так про нас тоже узнают. И все будут говорить про битву при Кержени.
А он прав. Давно, ещё в детстве смотрел мульт, только он назывался 'Сеча при Керженце'. Однако я не помню в истории такой битвы. Вот теперь будет. Точно будет!
— Ладно. Тимофей Дмитриевич.
Ко мне подъехал могучий ратник.
— Вот что сделай. Видишь, старица слева за кустами пошла? Возьми пару ратников и разведай — можно ли по ней пройти, и если что на поле выйти для атаки.
Он кивнул и, развернув коня, отъехал.
— Что задумал, Володимир Иванович?
— Впереди наверняка дозор пойдёт. Думаю, от полусотни до ста. Вот и надо перехватить их, чтоб не предупредили основной отряд.
Горин кивнул:
— Добре. Тогда ещё лучников вон там поставить, тогда никто не уйдёт.
Горин показал налево, где особенно плотно стояли кусты ивы.
