— Боишься, что что-нибудь украду и скроюсь?— съязвила она.
Он застыл, не дойдя до двери и обернувшись, гася улыбку, подтвердил:
— А как же ты думала, именно поэтому. Я ж отвечаю перед хозяином за неё.
В его спину, буравя лопатки, упёрлось:
— Кушнир?...
— Ау!— обернулся он, держась за ручку.
Она решила по-ходу кое-что уточнить.
— Почему ты решил, что против меня играют две совершенно разные группировки?
Он крутанул плечом, мол, куда вашему обезьяньему роду до мужиков.
— А самой слабо?— Лена отвернулась. Он продолжил:— Ладно, не злись. "Жучки" принадлежат одной. Разгром — других рук дело. Подход разный. Смотри дальше — за кассетой ведут охоту одни, убрать тебя пытаются другие. Возьми книгу. Опять же, разные цели у бойцов.
Она воспрянула духом: "Кажется, налаживается с этим носорогом, нормальный диалог. Может даже и подружимся. К тому же, похоже, он прав и я мешаю двум, но кто же они?"
Он ушёл, она отругала себя за пустые страхи, а подумав разделась и прошла в ванную. Мамочки! Лицо её было опухшим от слёз, нос сморщился, будто ему хочется чихать или плакать, глаза превратились в щёлочки. Пародия на китаянку. Охая и ахая, взялась быстренько приводить себя в человеческий вид.
Квартира была в полном порядке, и Лене не пришлось много усердствовать в плане уборки. Правда обнаружились экзотические находки, вроде закатившейся под кресло помады или капронового треугольничка дамских трусиков на тонюсеньких верёвочках. Пакетик презерватива под кроватью. "Ну и нравы!"— закатила она глаза. С причислением его к геям она явно поспешила. Потешается поди ж ты. И самое поразительное это то, что её укололо чувство тихой ненависти к обладательницам этих предметов. Плохие чувства очень даже просто провоцируют на совершенно непредсказуемые поступки. Находки, она устроила на эротическом журнале и принесла на кухонный стол, чтоб, сунув под нос нахалу, позлорадствовать.
Разгружая пакеты, тот, отодвигая журнал с размещёнными на нём экспонатами, буркнул:
— Это что, похвастаться хочешь?
На него готовы были уже посыпаться упрёки о потере духовности и в безнравственности. Но сдержалась. Только покраснела, ещё бы о таком повороте, она не подумала и сейчас пожалела, что затеяла такое воспитательное дело. Но молчанием долго не обошлось и почувствовав, как из тёмных глубин души всё-таки поднимается и мчит, сметая всё на своём пути, лавина мути, сквозь зубы процедила:
— Разбрасывать не надо. Трофеи нашла во время уборки, в спальне. Вот это,— брезгливым жестом подняла кончиками пальцев она за лямочку прозрачные трусы. — И это,— ткнула она кончиком ногтя в пакетик,— было под кроватью, а эта помадка под креслом. Как это я упустила из виду, что такие, как ты обожают пялиться и тискать всяких кисок, зайчиков— тушканчиков и топ -моделей.
Никита даже не поморщился. Не с чего. Ерунда какая-то. Он был не сентиментальным романтиком, а человеком желаний, любившим жить, женщин и умевший зарабатывать деньги. Занимаясь делом, небрежно бросил:
— Выбрось в мусорный мешок. Хозяйки не объявятся,— равнодушным тоном заявил он.
С удовольствием, на каком поймала себя сама и самую малость устыдилась, пропела:
— Да?!... Я выброшу. Не пожалей потом...
Покончив с экзотикой на победной нотке, Лена перевела взгляд, на выложенную им на стол, гору дорогих продуктов, не сдержав свой язык на верёвочке, ляпнула:
— Хорошие ж ты чаевые за ремонт телефонов берёшь.
— Когда с какими клиентами повезёт. Вот сегодня подфантило.— Сдерживая смех, объяснил он.
Лена подёргала его за рукав:
— Эй! Давай, я деньги за проживание и еду заплачу?
— Это зачем?— кинул он в рот, потерев в ладони виноградинку.
— Ты ж тратишься на меня.
— А почему только на тебя и на себя тоже. Придётся мне пожить с тобой для безопасности полётов. А вообще-то это идея всё посчитать, ссумировать и выставить тебе счёт. Ты барышня не бедная, обобрать тебя большого греха не будет.
Напоровшись на язвительность, Лена, раздумав есть, кинула обратно в пакет апельсин и, метнув в него уничтожающие стрелы молний, ушла в спальню. "Что толку трепать нервы, с него как с гуся вода. Надо покупаться и ложиться спать. Пусть ест один". Идея расправы над вредным парнем понравилась. Порывшись в сумке, достала ночную рубашечку и халатик. Но тут осенило: "Нет, сначала надо сменить постельное бельё. После разных белошвеек, я на эту постель не лягу". Подумала и взялась за дело. А чего откладывать?! Открыв шкаф, сразу наткнулась на стопки постельных принадлежностей. Порывшись, выбрала понравившийся цвет. Перестелила. Снятое, пахнущее смесью из чужих духов и сладковатой мужской спермой, сгребла в охапку и на вытянутых руках, показательно, понесла в кухню. Именно там видела стиральную машину. Пока шла в голову впрыгнула мысль: "Здесь были не дешёвые бабы, такие духи стоят приличных денег. Откуда у него средства на таких девиц, да и та туалетная вода, что он пользуется не из рядовых. А вдруг он вообще в свободное от работы время занимается бандитизмом или сутенёрством. "О! Придумала. Какому сутенёру я нужна, разве что на органы продадут. Вот это да!... Совсем не смешно, а что, если и, правда, на органы. Таких случаев сейчас сколько хочешь. Это объясняет наличие у него денег. Самое время начать рассказывать о том, что я вся больная и мои органы ни на что не пригодные".
— Чем тебе бельё помешало, его в субботу только поменяли?— развернулся он от плиты на её пыхтение за спиной.
Она не могла отказать себе, чтоб не огрызнуться и, получая удовольствие, тявкнула:
— От чужих духов и ещё кое-чего не собираюсь задыхаться.
Он поскрябал кончиком ножа щёку и, не скрывая яд, прохихикал:
— Да?! Я не подумал об этом. А с чего ты решила, что твоё место на кровати. Я вообще-то планировал положить тебя в кабинете, на диване...
Лена встала, как вкопанная. И, правда, что на неё нашло, с чего это она в чужом доме так расслабилась. Лучшее чем можно ошарашить противника, это признать вину и извиниться. Метод проверенный. Запросто лишает противника оружия.
— Теперь моя очередь извиняться. — Упёрлась она взглядом в носки своих тапочек не поднимая лица от пола, стараясь не смотреть в эти нахальные и так её раздражающие глаза. Ещё не дай бог соблазниться плюнуть в них или выцарапать. Она б не отказалась сейчас от такого удовольствия. И справилась. Но сказала спокойно:— Я сейчас немедленно переберусь туда. Извини, за то, что лишила тебя запаха дорогих и горячо любимых потаскушек. Ну вот извинения принесены, теперь отойди в сторонку, я загружу машинку и перестираю.
Он мельком кинул взгляд на гору белья в её руках и царапающим её по сердцу равнодушием произнёс:
— Кинь в ящик для грязного белья в ванной комнате. Какие претензии...
Конечно, он пожалел, что завёл разговор на эту тему, но марку держал.
Претензии? Нет, претензий с её стороны никаких не было, но Лена пыхтела, как самовар. О! Он не знает с кем связался. Она непременно настоит на своём. Хоть и маленькая и не нужная, а победа будет за ней.
— Отойди,— решительно потребовала она.
Почувствовав угрозу своему здоровью, он отступил:
— Хорошо, без резких движений только, раз хочется, стирай. Порошок в тумбочке рядом. И не пыли на счёт кабинета. Я пошутил. Книжки убили в тебе женщину, ты не ориентируешься в юморе.
— Иди к чёрту,— бросив резко на ходу, она повернулась к нему спиной и, запустив машинку, направилась прочь. Её догнал его насмешливый голос:
— Эй, куда. Ужинать сейчас будем.
Оборачиваться не стала, но буркнуть, буркнула:
— Я не хочу.
Его голос стал вкрадчивым и бархатным:
— А на обиженных воду возят. Надо уметь наслаждаться жизнью. Садись.
Так и быть она брякнула стул об пол и села, а куда ж деваться, чай не у себя. Загнанная обстоятельствами в угол, она вынуждена была пользоваться его помощью. А так хотелось треснуть по холёной довольной морде и уйти. Его запечённая рыба с луком и лимоном обсыпанная жареной картошкой была совсем не плоха. "Бабы не все так приготовят",— пронеслось в её голове.
Он совсем по-домашнему предложил:
— Давай по рюмочке коньячку.
Лена процедила:
— Это не по моим зубам. Знаешь же мои возможности.
Он сделал вид, что не заметил её скрипу и продолжил:
— Тогда: мартини, шампанское или есть очень неплохое вино.
Лена поморщилась и скорее, чтоб отстал, чем сделала выбор, буркнула:
— Пусть будет мартини.
Он поднялся, достал из бара бутылку, из холодильника сок и лимон, разлив по бокалам, приблизил свой к её и, дождавшись желанного звона, с улыбкой произнёс:
— Ну что, книжница, за удачу. Ешь вкусно или не нравится?
Ей нравилось, на такого мужика можно молиться, но она принципиально перекривилась. И не утерпев съязвила:
— Может, ты ещё и в ресторане поваром подрабатываешь?
Опять сверкнули в ослепительной улыбке его белые, ровные зубы. "Чем он так страшно доволен?"— прыгнуло мячиком в её голове.
— Это плохо?— переспросил он не спуская с неё глаз.
"Наверное, неплохо, но чего он улыбается всё время. Зачем такому паразиту ещё в довесок сводящая с ума улыбка... Дать бы ему по тем зубам, чтоб не сверкали.— Но тут же напугалась своей кровожадности.— Надо держать себя в руках, куда-то меня не туда ведёт". Одёрнув свои расшатавшиеся мысли, Лена отвела взгляд и попробовала выглядевшее аппетитно блюдо. Против её воли вырвалось:
— Вкусно!
А он добавил без малейшего изменения в голосе и не отнимая глаз от её лица:
— Тогда жуй. А то Данька решит, что я жалею для тебя даже объедков с моего стола!
"О, как он доволен сам собой! Пиявка!" Она жевала и наслаждалась, хоть и про себя, маленькой местью, а он нахально глядя ей в глаза взял и преспокойненько отпил из её бокала. Её рот в изумлении открылся сам по себе. Она немедленно разозлилась на беспардонного субъекта, навязавшегося к ней прикрываясь её сыном в охранники. С чего он так стреляет по ней глазами, осыпая её звездопадом... Ищет над чем бы посмеяться? Зачем устроил сю-сю му-сю с её бокалом? Хочет проверить её моральную устойчивость? "Что за мысли ненормальные?!"
Лена и сама не смогла бы объяснить, зачем она задала ему тот вопрос, наверное, чтоб поставить на место и обозначить дистанцию, в общем, взяла вот и спросила:
— Сколько тебе лет?
Он среагировал моментально и со своей ехидной улыбочкой, наклонившись к ней, уточнил:
— А что, есть желание меня усыновить?
О! Какой фрукт! Сейчас она тоже сделает ему больно... Ишь какой... Лена проглотила то, что попало в рот, не жуя, выплюнуть было бы уже чересчур. Потом резко встала, одним жестом счистила оставшуюся еду с тарелки в мусорный пакет, помыла за собой посуду и ушла. Вот так! Собственный желудок, конечно, сжался от обиды, но должна же она была ему насолить... Он по-видимому думает, что лишил её ума. Пусть теперь попробует так подумать...
Никита проводил её с усмешкой. Поднялся, дошёл до бара, достал бутылку коньяка и, выплеснув из своего бокала мартини, налил себе. Поболтал в бокале, посмотрел на свет и выпил. В голове пчелой жужжало: "Противоречивость её конёк. Лёд и пламя. Ох, Никита, может, следует медленно торопиться. Тебя не просто тянет, а несёт".
Оставшись наедине со своим открытием, он смотрел на дверь, с бьющимся сердцем, прозревший и смущённый одновременно.
Лена же юлой носилась по спальне. От злости не только дрожали руки, но и дёргалась щека. "Зачем он мне нужен, чтоб ещё что-то спрашивать было у него".— Распиная себя, забралась под душ. Вода смыла раздражение и успокоила. Кошки скрябающие душу убрались на покой. Промокнув тело своим полотенцем, почистив зубы и смыв косметику, она юркнула под одеяло и почти тут же задремала. Сказались нервные перепады прошедшего дня и сыграл свою позитивную роль выпитый бокал мартини. У неё после стрессов так, то моментально морит, то не уснуть. На сей раз была дремота. Очнулась от того, что Никита не веря в её искренний сон включил светильник. Он с той стороны кровати, возясь с одеждой что-то мурлыкал себе под нос.
Протерев глаза, Лена, прижав рукой взбунтовавшийся от голодного противостояния желудок, хлопала ими на весь экран до тех пор пока не поняла щекотливость своего положения.
— Что ты хочешь сделать?— села она в подушки, натянув, себе под подбородок одеяло.
Не оборачиваясь и туша позевушки, он, поиграв крутыми плечами, объявил:
— Ложиться, а ты что подумала?
Сдержать удивление не было никакой мочи и она вскрикнула так, что напугалась сама.
— Тут? Со мной?
Теперь он, развернувшись к ней, ухмыльнулся и, забравшись под одеяло, закинув руки за голову, сверкнув волосатыми подмышками, блаженно потянулся:
— Не обольщайся, никто тебя не тронет.— Лена фыркнула и укрылась с головой, чтоб не видеть и не слышать... А он помурлыкав какой-то мотивчик, потягиваясь, объявил:— Ляпота! Это не такая уж плохая идея. Вдруг тебя опять что-то напугает, а мне не спи, бегай. По-моему прошлой ночью нам было не тесно, и мы чудненько уместились?
Поняв не перспективность переговоров и не эффективность своего укрытия, она перевернулась на бок к нему спиной, изображая фунт презрения: "Накачался, будь он неладен. Наглец! Устроился на её кровати, как хозяин. Впрочем, чёрт его побери, он и есть хозяин". И подоткнув одеяло под все углы, постаралась заставить себя заснуть. "И вообще, а ну его к лешему. Вчера и, правда, не мешали друг другу. Кровать, как футбольное поле".— Сладко зевнула она.
Только вчера не сегодня. Переложив пару раз подушку, он сначала покашлял, потом покрякал и не получив реакции в открытую полез с разговором:
— Ау, барышня?! — Лена молчала, он продолжил.— За что же на тебя напали? Не из-за твоих же пресных детективов, в самом деле? Неужели ты что-то там стоящее намарала?— Донеслось до её ушей с его половины кровати.
Желудок опять протестуя заговорил. Лена скоренько прижала тот протест рукой: "Ух! Не терпится ему поесть". Ей бы в самый раз помолчать. Пусть себе язвит. Да она и честно старалась держать себя в руках, но сорвалась. Не получилось быть железной.
— Послушай ты, телефон последней модели, что тебе от меня надо? Дались тебе мои книги, не читай, если раздражают, в руки можешь не брать, я не обижусь. Только вот заткнись и не доставай меня больше, понял?
— Понял. Не придирайся. Надо было не психа давить, а есть, чтоб на почве голода не бросаться на людей. Гав-гав, ам-ам... Так можно и ухо запросто откусить,— пряча смущение, слабо огрызнулся он.— Живот вон к хребту скоро прилипнет, а у женщины, он должен быть мягким...
Этого уж она стерпеть не могла. Какой нахал, мало возраст, так он ещё и живот умудрился её тронуть. Претензии, так сказать, предъявить. Вот какое ему дело до её живота? А никакого!
— Что? Да, как ты смеешь,— развернулась она и тут почувствовала, как одна его сильная рука рванула её к себе, а вторая жаром опалила пронесясь горячим ветерком по телу и по раскритикованному в пух и прах животу, естественно, тоже. "Ой, мамочки!"— запрыгало в ней от головы до пят. Перебарывая страх, волна уже забытого желания захлестнула её. Но она ещё пыталась отбиваться. Голова сама себе задавала вопросы: "Неужели это происходит со мной? Неужели со мной? Со мной..." Вся её хилая борьба его распаляла. Едва не рыча от нетерпения, он принялся рвать на ней рубашку.
