Заклятые супруги. Золотая мгла

Он кивнул.

— Справедливо.

Справедливо? О, Всевидящий...

— Волнует. Прямо сейчас.

Со мной творилось что-то странное — меня неудержимо влекло обнять мужа. Браслет сиял, а я уставилась в тарелку. Он же расправился с завтраком на удивление быстро, и теперь перебирал мои волосы, облокотившись на подушки. Сказать, что меня это беспокоило — значит, ничего не сказать.

— Что вы собираетесь делать?

— А как ты думаешь? — Анри легко погладил меня по щеке, коснулся подбородка.

К счастью, я покончила с тостом, поэтому поперхнуться мне уже не грозило. Нет, рогалики в меня точно не полезут, несмотря на всю их воздушность.

Знаю же, что собирается мне отомстить. По глазам вижу.

Прежде чем я успела что-либо сказать, он взял из вазочки клубнику и обмакнул в соус. А потом ягода, зажатая между сильными пальцами, прошлась по моим губам — мягким ласкающим движением. От неожиданности и захвативших меня ощущений я задохнулась. Отпрянула, невольно облизнула губы, уловив тонкий сливочно-ванильный вкус. А по ощущениям сама превратилась в одну большую клубничину.

— Вы что творите?

Вместо ответа он погладил мои губы, слегка надавил. В глазах его сейчас полыхало пламя, и в нем отражалась я. Только я, как будто весь окружающий мир утратил четкость. Я невольно приоткрыла рот, чувствуя, как бешено колотится сердце, его пальцы на кромке губ.

Дико. Порочно.

И невозможно этому противиться.

— Возьми ягоду.

Я потянулась к его руке, но меня легко ударили по пальцам.

— Губами.

Какой же жаркий... и сумасшедший взгляд.

Уши сейчас просто сгорят! И хорошо, потому что я больше не услышу этих грязных гадостей.

Я закрыла глаза, глубоко вздохнула и...

— Медленно. Втяни ее в себя.

Интересно, если я ему откушу палец, это будет считаться за вред? Ладно хоть не вижу его глаз, достаточно того, что чувствую, и так все внутри полыхает.

Это просто дурацкая ягода, ничего больше, ее просто надо съесть. Я коснулась клубники губами, с трудом сдерживая желание сползти на кровать, накрыться простыней и больше никогда из-под нее не выглядывать. А потом на затылок легла ладонь, он сгреб волосы в кулак, я почувствовала во рту кончики пальцев и задохнулась, когда Анри впился поцелуем в мой рот. Меня встряхнуло — яростно, сильно, горячая волна прокатилась по всему телу.

Сладко. Безумно...

Я вздрогнула, когда он меня отпустил. Казалось — стоит сделать одно движение, и я подавлюсь. Но нет, демонова клубника была невероятно вкусной. Я даже сумела ее съесть под сумасшедший барабанный ритм сердца. И сама не заметила, как оказалась прижатой к его груди. Пальцы Анри путались в моих волосах, скользили по шее и плечам, обжигающе-горячо. Мы же снова целовались — исступленно, до дрожи.

— Что же ты со мной делаешь, — хрипло выдохнул он мне в губы.

Что я с ним делаю?

Что вы со мной делаете?!

Я же... я же не просто вас хочу, я теряю себя — раз за разом, снова и снова.

Негромкий стук отрезвил. Не знаю, кого там принесло, но это случилось вовремя. Очень вовремя.

Анри негромко выругался и поднялся. Я следила за тем, как он идет к двери, а мир перед глазами качался, по венам бежал жидкий огонь. Голос Жерома, негромкий ответ мужа. О чем они говорят, я не расслышала. Браслет полыхал, меня слегка потряхивало, как от переизбытка силы. Меня... или его? Могу ли я чувствовать то, что чувствует он?

Анри вернулся, протянул мне подписанный резким, разборчивым почерком брата конверт. Я быстро вскрыла письмо.

— Приглашение на ужин. Если позволите...

Я отодвинулась, подтянула столик к себе.

— Я бы хотела доесть.

Не дожидаясь ответа, ожесточенно вгрызлась в рогалик, которому во мне уже определенно не было места.

Я чувствовала взгляд мужа, и тепло растекалось по коже, заставляя все внутри переворачиваться. Надо срочно придумать, как прекратить это безумие. И я придумаю. Обязательно придумаю, или я не Тереза Биго.

21

Как бездарно я потратила свой день! Мысль об этом посетила, когда Анри показал пояс для поддержки чулок, очередное изобретение вэлейских модниц. К нему прилагались и чулки: те самые, ажурные. Черного цвета, тончайшие, с узорчатыми краями и рисунком на них. Я смотрела на них, не в силах поверить своим глазам. Единственное, что в них достойного — черный цвет! Нормальные чулки плотные и держатся на подвязках.

— Я это не надену.

— Если что ты сегодня и не наденешь, так это панталоны.

— Все шутите.

— Отнюдь. Тридцать нижних юбок бдительно охраняют твою нравственность.

— Тогда я заставлю вас прогуляться по площади без штанов.

Анри рассмеялся — его смех пробежался по плечам и спине, лаская. Такой звучный и красивый, очень ему подходящий.

— Думаете, я на такое не способна? — я недобро прищурилась.

— Даже не сомневаюсь, что способна. Твоему брату понравятся заголовки газет.

Я прикрыла глаза, вздохнула, досчитала до пяти.

— Я не надену эту черную мерзость!

— Наденешь.

— Ни за что.

Насмешливый взгляд — и я скрипнула зубами. Да-да, можете не напоминать, сегодня ваш день. Что ж, ладно. После того, что я учудила стоило ожидать ответного хода, и если это он, то я обошлась малой кровью.

Я приподняла тоненькое нечто над кроватью. Действительно очень тоненькое. Ничего, буду надевать — всякое может случиться: ногти-то мне на что? Я довольно улыбнулась.

— Как скажете.

— Садись. Я тебе помогу.

Мысли он что ли мои читает? Я скрестила руки на груди и плюхнулась на стул. Нижняя сорочка едва прикрывала мои бедра, я с силой потянула ее вниз.

— Вы оставите Мэри без работы.

Мало того, что он меня раздевает, так теперь еще и одевает. Сегодня весь день не подпускает ни меня, ни камеристку к гардеробу!

— Перебьется.

Точно зачарованная, я наблюдала как из-под его пальцев стелется полупрозрачный черный шелк. Было в этом что-то очень порочное и донельзя откровенное, но ноги в чулках смотрелись необычайно изящно. Я провела рукой от ступни до колена, чувствуя под пальцами приятную мягкость. Широкие ладони Анри легли на мои колени, погладили. Я не успела даже напомнить, что мы можем опоздать к Винсенту: запястье дернуло, лицо мужа на глазах заливала бледность. Он подался назад, чудом не опрокинувшись навзничь, привалился к кровати и запрокинул голову. Поздно — идущая носом кровь уже залила белоснежную рубашку.

Время остановилось, а потом припустило вскачь.

Я не помню, как взвилась с места, поймала себя уже на ковре, сидящую рядом с ним и сжимающую его руку. Она была не просто холодной, ледяной, а еще напряженной — как во время судороги или сильной боли.

— Что с вами? — голос почему-то дрожал, как если бы я говорила и при этом прыгала. — Что мне сделать? Что...

— Мгла, — хрипло вытолкнул он. — Сейчас пройдет. Подай платок.

Я быстро дотянулась до валяющегося на кровати сюртука и вытащила тонкий шелковый платок.

— Вам нужно...

— Нет.

Я видела, каких усилий ему стоило поднять руку, чтобы вытереть лицо, и вдруг вспомнила пятна крови на рубашке. Той, что была на нем, когда я прилетела в Лигенбург. Не знаю, сколько мы так сидели: я — сжимая его руку, которая понемногу становилась теплее, и он — запрокинув голову, с закрытыми глазами и резко обозначившимися скулами.

— Что случилось, когда я ездила в Мортенхэйм?

— Праздное любопытство?

Хотела бы я, чтобы это было так.

— Встречался с типом, который забрасывал тебя записками.

Он наконец-то открыл глаза — залитые до краев тяжелым смертоносным золотом. От неожиданности я вцепилась в край стула, точно опасалась упасть: настолько жутко это смотрелось. Сияющая дымка понемногу таяла, уступая место привычной радужке, зрачку и белкам, но теперь я уже не смогу забыть то, что видела.

— Зачем вы это сделали? — севшим голосом поинтересовалась я.

Зачем он к нему потащился?! Зачем использовал мглу? Каждый раз пуская ее в ход, Анри становится на шаг ближе к смерти. Совсем как я, только его способна уничтожить собственная сила. Да, он обещал разобраться с Эриком, но я не приняла его слова всерьез. Тем более что раньше меня не защищал никто, кроме Винсента.

— Потому что он сунулся к тебе.

— И вы воспользовались мглой?

— Пришлось. Сильный маг и конченый псих — убийственное сочетание.

— Вы его...

— Отлежится и будет как новенький.

Уголки его губ изогнулись, точно он с трудом сдерживал гнев, у меня же мороз по коже шел от такого взгляда. И спокойствия — с таким спокойствием можно говорить о погоде или о сезоне, но не о жизни и смерти. В том числе о своей.

— Если все так ужасно, как вы говорите, почему отец его не приструнит?

— Древний род, сильная кровь. Власть, влияние. Таким людям никто не указ, отец прощал ему куда более серьезные проступки. За ними есть кому подчищать.

Анри тяжело оперся о кровать, выпрямился и кивнул мне.

— Поднимись.

Я покорно поднялась и даже позволила ему нацепить на себя этот идиотский пояс для чулок.

— Ну, как тебе?

Теперь края полупрозрачной белой сорочки доходили до границы чулок, и смотрелось это... красиво.

— Отвратительно.

— Шикарно.

— Мерзко.

— Возбуждающе.

Он вел себя как ни в чем не бывало. О приступе напоминали только пятна крови на рубашке.

— Вы с ума сошли? — Я резко развернулась в его руках. — Вы только что чуть не отправились к праотцам, вы...

Анри равнодушно посмотрел в зеркало.

— Да, надо будет переодеться.

Всевидящий! Да что же он за человек такой?

Он развернул меня к гардеробной.

— Пойдем лучше выберем платье.

— Думаете, одна я не справлюсь?

— Пойдем.

Стоило ему распахнуть дверь, в глаза первым делом бросился синий шелк и тонкое белое кружево. Платье из магазина Хлои Гренье. Так вот почему меня с самого утра не подпускали к нарядам!

Подозрительно задрожали губы. Пришлось их поджать и сложить руки на груди, отгораживаясь от подарка. От Анри. От всего мира.

Почему он его купил? Почему сцепился с сыном делового партнера? Почему не стал ухаживать за мной, чтобы добиться расположения до свадьбы, но делает это сейчас?

Он не настоял на продолжении после завтрака, хотя мог отыграться на мне, как ему заблагорассудится. А я чуть не поседела, когда он свалился на этот дурацкий ковер в дурацкий узорчик! Да что там... до сих пор внутри все сжимается от страха, когда вспоминаю. И потряхивает, ощутимо так, до холодных пальцев.

Я должна что-то с этим сделать. Прямо сейчас. И кажется, я знаю, что.

Я обернулась и постаралась вложить в голос весь внутренний лед, которого за годы накопилось предостаточно. Не так уже легко было это сделать, но я представила, что разговариваю с отцом.

— Я говорила, что мне не нужно это платье.

— Но оно тебе нравится.

Нравится — не то слово. А если представить, что это ваш подарок... Я мысленно коснулась ладонью переливающегося ярко-синего шелка. Платье не просто красиво, оно божественно. Наряд, в котором я заявилась к Уитморам, не идет с ним ни в какое сравнение. Перед глазами еще стояло мое отражение в зеркале — там, в магазине, я видела женщину на несколько лет моложе, даже черты лица странным образом смягчились. Неужели наряд способен так преобразить? Или дело не в наряде, а в том, кто на тебя смотрит?

Я до боли впилась ногтями в ладонь.

— Если вы еще не уяснили, мне не нужны ваши подачки. Можете его выбросить. Отдать бедным. Делайте с ним что хотите, но здесь ему не место.

Взгляд Анри потемнел до черноты, кажется впервые за все время по лицу прошла судорога, исказившая привычное равнодушие. Он стремительно шагнул вперед, одно быстрое, едва уловимое движение — оглушительный треск ткани жалобным хрипом разорвал тишину. Я вздрогнула, платье свалилось к ногам надорванной тряпкой. Там, где по лифу струились ленты, сейчас болтались разодранные лохмотья, точно мертвая плоть, еще минуту назад бывшая живым человеком. Анри вышел из гардеробной, в комнате что-то с силой ударилось о стену, оглушительный грохот и тихий скрип чудом пережившей этот кошмар двери.

Я уставилась на лежащий под ногами синий шелк. Последний раз меня так колотило, когда я впервые узнала о силе своего мужа. Ни согнуться, ни разогнуться, ни вдохнуть. Несколько минут я тупо смотрела на платье, потом сползла на пол, подтянула его к себе и уткнулась лицом.

— Прости меня, — прошептала еле слышно, чувствуя, как предательски дрожит голос.

Я окончательно сошла с ума. Разговариваю с платьем.

Нет, не так.

Надеюсь, что я разговариваю с платьем, потому что иначе я окончательно сошла с ума.

Мне всегда казалось, что отец видит меня насквозь. Глаза у него были темные, как шоколад, и холодные, точно вмерзшие в лед кофейные зерна. Когда он подходил, чтобы приподнять пальцами подбородок, внутри все сжималось. У Винсента бывал похожий взгляд, но на меня он так смотрел один-единственный раз: в тот день, когда я вскрыла предназначавшееся Луизе письмо и принесла ему. Сейчас же этот холод предназначался только Анри.

— Значит, в Вэлею вы собираетесь в конце лета?

— Да, мы с Терезой так договорились.

Я все сделала правильно. В экипаже Анри не пытался взять меня за руку или хотя бы заговорить. Холодом от него веяло, как от сходки призраков на поле боя. Оно и к лучшему. Никакой Вэлеи. Никакого мужа. Все замечательно. Только почему тогда так тошно?

— Неужели вы стали спрашивать мнения моей сестры?

Как мило. Не знаю почему, но мне захотелось запустить в брата тарелкой.

— Еще до того, как она приняла решение ко мне переехать. Она очень хотела остаться на вашу свадьбу.

Винсент приподнял брови, но я сделала вид, что увлечена обстановкой. Столовая в городском доме брата — пожалуй, одна из самых светлых комнат. Закатное солнце расплескалось по огромному, во всю стену, панно. Летний лес и река. Исполнение просто потрясающее: при таком освещении казалось, что это вид из окна. Блики на воде едва уловимо поблескивали, запутавшиеся в кронах лучи осветляли листву и полосками расчертили густой ворс травы. Даже свежестью тянуло из приоткрытого окна, настоящей, безо всяких гадких примесей. Все-таки дом Винсента располагался в самом чистом районе.

Лави с завидным даже для леди изяществом ковырялась в тарелке, но я достаточно хорошо ее изучила, у сестренки только что уши не шевелились. Даже потупленный взор не скрывал живейшего интереса, глаза сверкали.

— Тереза умеет быть настойчивой, — наконец, подала голос матушка. — Порой даже... слишком.

— Это правда. Но мне нравится.

Анри улыбнулся так тепло, что второе попросилось обратно. Из меня вообще все просилось обратно, когда я вспоминала о платье, оставшемся на полу. И о своей жестокости.

— Очень вкусно, — заметил муж, — это ростбиф, если не ошибаюсь?

— Настоящий, энгерийский, — с гордостью заметила ее светлость — так, словно сама готовила. — И пудинг.

Интересно, только я чувствую витающие в воздухе молнии?

Сидевшая рядом с нами Луиза поймала мой угрюмый взгляд и прищурилась. Сопровождавшая ее мисс Бук выглядела недовольной, потому что будущая герцогиня снова надела персиковое платье со "слишком открытыми плечами". Мне бы их проблемы! Я смотрела на руки мужа и думала о платье. Одно отточенное движение — и плотная ткань разошлась, как хлипкая бумага. А магия Эрика! Боевая магия искажений — одна из самых смертоносных. Они же поубивать друг друга могли.