Связующие нити

— Ты всегда так на работу ходишь?

— Как?

— Неторопливо.

— А я весь по жизни такой, — Вельтон улыбнулся мне. — А тебе бы, Гретт, когда ты без Триса добираешься до агентства, следует приходить пораньше хоть на часик.

— Это зачем ещё?

— Затем, что безопаснее...

— Да ладно, чего ты, а как на дежурство меня ставить и в три часа ночи в магазин гонять, это безопасно? А чем я лучше Зарины и Пули, их вообще никто не провожает, и добираться им дальше.

— Да это я так... это я вообще за тебя беспокоюсь. Что-то ты последнее время странная, и с тобой случаются всякие неприятности. Почему ты в каморке стала запираться?

Я задумалась. Конечно, Вельтон был не так стар, как Гелена, он не годился мне не только в дедушки, но даже в отцы, но что-то заботливое и отеческое в нём чувствовалось всегда, и не только по отношению ко мне. Хоть он и рассказчик был изрядный, но никогда мне не доводилось слышать от него сплетен. Вельтон умел хранить секреты. Или потому что, действительно, был нем как рыба, или потому что с ним никто секретами не делился.

— У меня, наверное, кризис личности.

— Да ну! А что так рано?

— А когда должен быть?

— Не знаю. Я психологию не изучал, но мне кажется рано. С Трисом у вас всё в порядке?

— Да, всё хорошо.

— Вы уже не голубки...

— Во всех отношениях есть взлёты и падения. Ты не обращай внимания.

Вельтон согласно кивнул, а после некоторого молчания сказал:

— Хочешь, я дам тебе один совет?

— Давай.

Мне стало вдруг интересно, что он скажет.

— Кризис личности это полная чушь. Просто нужно наслаждаться тем, что у тебя есть и быть довольным этим. Трезво себя оценить и принять. Я не знаю, какая там у тебя проблема, я только расскажу тебе о себе. Помнишь, Пуля на меня как-то налетела, что я весь такой неудачник и прочее?

— Это после того случая, как Трис её рукопись порвал?

— Да-да. Думаешь, мне обидно было? Нисколько. У меня нет выразительной внешности, нет талантов, нет даже выдающихся способностей. Я ничего не добился на своем трудовом поприще. У меня в жизни не было приключений, не было необыкновенной любви, не было никаких житейских бурь, непредсказуемостей. У меня очень скучная должность, в агентстве я всего лишь Архивариус, жена у меня типичная и живем мы типично, даже без любви. И я ни о чём не жалею и ни о чём не сокрушаюсь. Меня не гложут по ночам мысли о несовершенных деяниях, непризнанных талантах, о том, что я не великий. Я самый заурядный человек!

При этих словах Вельтон вскинул руки и засмеялся. И лицо его выражало неподдельное удовольствие и умиротворение одновременно.

— Да, я всего лишь винтик в системе, всего лишь необходимый администратор, я не оставлю свой след в веках, меня никто не запомнит, да и самому мне перед смертью будет мало что вспомнить о своей жизни. Ну и что? Я тот, кто я есть и всё моё счастье заключается в том, что не нужно быть кем-то большим. Это рецепт. Вот что тебя мучает, Гретт? Тебе что-то в себе не нравится?

— В принципе да.

— Тебе не нравится что ты не кто-то, кем тебе хочется быть? Тебя мучает осознание твоих недостатков или недостаточности достоинств? Так вот тебе мой совет, — посмотри на себя, и прими всё, что есть и будь этим довольна. Страдать от мысли "ах, если бы... ах, почему же у меня нет... ах, почему же я такая..." пустая трата времени.

— Очень убедительно звучит.

— Намотай на ус. Вот увидишь, как только ты примешь себя и свою теперешнюю жизнь, тебе станет намного легче и счастливее, и не будет никакого кризиса личности.

Мы уже прошли под фонарями весь переулок, и разговор закончили в тёмном подъезде Здания. Всю ночь я размышляла над его словами, и даже когда Нил ушёл на поиски, меня это уже не так занимало.

А если Вельтон прав? И вся моя беда в том, что я не могу себя принять такой, какая я есть? Приму, и не будет печалей.

Интересная у нас подобралась компания в "Сожженном мосте" — столько работать вместе, а я только сейчас по-настоящему стала узнавать своих коллег — какая Зарина, какая Пуля, какой Вельтон... Нил и так достаточно открыт, хотя зарекаться, что о нём всё ясно и понятно, тоже не стала бы. А Тристан? Тристан моя родная душа.

После всех прошедших событий, после всех переживаний, в эту ночь я подвела черту под собой и пришла к неутешительным выводам — я скучная, неженственная, не творческая. Я безынтересный, заурядный и совершенно невыразительный человек. Мастеровой. Конечно, такое резюме не порадовало меня, но следующим этапом я нацелила для себя смирение с этими фактами. А после будет счастье.

Тем более всё было не так уж и плохо — некий осадок радости от поездки к Виоле у меня ещё оставался, и от прогулки под дождём тоже. Нил вот вернулся от поисков с благополучным исходом. Потом Тристан нарисует чертёж моста, потом Томас на него посмотрит и ещё одна счастливая судьба будет восстановлена. Я тоже винтик в системе, но я занимаюсь хорошим делом — я готовлю учеников к поступлению, реставрирую воспоминания. Я всего лишь этап на чьих-то путях, веха, ну и что?

Мысленно я улыбнулась этим доводам. В самом деле, я же не страдала манией величия и не была столь амбициозна, чтобы переживать за то, что я винтик. Я и дальше согласна быть винтиком, только вот жалко, что не рисую ничего для себя...

Женственность? Я не особо тоскую по любви, и отсутствие личной жизни меня не угнетает. Эмоционального тепла мне хватает и от Тристана, продолжением рода я тоже не озабочена... наверное, чувства материнства во мне тоже нет...

Вздохнув, я решила, что все мои попытки в последние дни отдохнуть, перестать думать, расслабиться и успокоиться пошли прахом. Я всё равно чувствовала себя в подвешенном состоянии. Или мне нужно было время, или я ещё не нашла той истины для себя, которая дала бы мне покой до конца жизни.

Королева

Был четверг, и мы заранее договорились с Трисом после моих классов идти искать подарок родителям. Но планы провалились, — накануне днём он сказал, что к ним в фирму приплыл очень крупный заказчик. Частное лицо, богатая дама, желающая восстановить свой родовой особняк. Землю с руинами она выкупила, и Тристану в свой выходной день пришлось ехать за город делать предварительный осмотр. Ещё была работа со старыми фотографиями этого особняка, сохранившимися фрагментами чертежей и эскизами скульптур и лепнины. Заказ Тристана очень заинтересовал, поэтому я ходила по магазинам одна, но в компании с его извинениями и мысленной поддержкой.

Подарок было трудно не столько найти, сколько определиться, что же покупать? Идей у меня было мало и все не отличались оригинальностью. Измучавшись выбором я купила огромный сервиз, даже не совсем уловив, на сколько он персон. Красивый, молочный, от супницы до кофейных крошечных чашечек.

Когда вечером за завтраком я показывала его Тристану, искренне гордясь собой и рассказывая про свои поиски, я заметила, что он слушает меня довольно рассеянно.

— А что там у тебя с заказом? Расскажи мне, как съездил?

— Хорошо. Необычно, что очень прельщает. Всё старое, но было крепкое, пока не подорвали.

— А что за история?

— Война, которая шла у этих границ в начале века... я не совсем историю запомнил.

— Будет сложно?

— Нет.

— Интересно?

— Очень.

— Сколько времени займёт?

— Не знаю.

— Ты влюблён, Трис?

Тристан, не взглянув на меня, взял из коробки с сервизом две чашки, вымыл и налил в них из турки свежесваренный кофе. И только потом ответил:

— Да, Гретт.

Больше я его не спрашивала об этом.

Я знала Тристана. И за то время, которое жила с ним, я научилась распознавать едва ли не по тончайшим ноткам голоса его состояние и настроение. У него были увлечения женщинами, но любовницы не держались дольше трёх-четырёх месяцев. В эти периоды Тристан был буквально другим человеком: очень задумчивым и рассеянным в начале, когда он внезапно влюблялся, царственным, сдержанным и молчаливым на этапе ухаживания и энергичным и вдохновлённым, когда победа была достигнута, и отношения входили в постоянное русло интимных встреч. Конечно, Тристан никогда никого не приводил в наш дом, это было табу. Мы договорились, что тайна нашего ненормального брака и неестественного сожительства не будет разглашена ни при каких обстоятельствах, поэтому Тристан вдохновенно врал любовницам, что сбегает от жены, придумав очередную небылицу, а те и не догадывались, что всё было как раз наоборот. Тристан всегда меня предупреждал, что его можно не ждать и готовить на одного и самостоятельно. Естественно, никаких расспросов с моей стороны не было, просто не обращала внимания.

Почему-то на это раз я не смогла остаться равнодушной. Настроения в эту минуту мне можно было и не скрывать, Тристан даже если бы в упор на меня посмотрел, ничего бы не заметил. Он весь был не здесь, не дома, не на кухне. Завтрак, судя по вкусу, он приготовил машинально, хотя кофе сварил стоящий.

Как-то неожиданно это свалилось на меня. Я тут с собой никак не могла разобраться, а тут вдруг и Трис собирается уйти на сторону. Почему сейчас? Почему вдруг сейчас? У него же давно никого не было, он что, не мог ещё немного подождать?

Мне странно было испытывать новые чувства в привычной ситуации. Может, конечно, не столько привычной, сколько знакомой. Я помнила саму себя и помнила те чувства, которые у меня возникали при осведомлении о влюбленности Тристана. Я даже иногда радовалась, что он увлечён. Но только не теперь.

В первые минуты я просто пила кофе, внутренне переваривая это открытие. Потом поняла, что дальше мне не стоит подавать вида, что я чем-то расстроена. Вести себя так, как и раньше вела в подобных ситуациях — равнодушно. Мне нет дела до его личной жизни, и в первую очередь мне нужно было доказать это Тристану.

И у меня это получалось — следующие два дня у нас прошли очень обыденно, за исключением того, что он забыл про все планы и договоренности, и в эту субботу мы не пошли в кино, он оставил мне записку на нашей доске объявлений, что в субботу весь день и вечер сгинет по своим делам, то есть не будет обедать, ночевать и завтракать.

Посетителей в агентстве не было, и мне настолько надоело сидеть, что я выменяла дежурство у Пули и ушла в магазин за обедом. Но спуститься я успела только на следующий этаж. Когда я поднималась сюда ещё три часа назад, надписи на стене не было, либо я её не успела заметить. А сейчас, написанная тёмной краской из баллончика, она попадала прямо в трапецию падающего света с улицы: "Только ты сама". И тут же она исчезла. Я замерла у перил.

Ровно неделя прошла с того дня, как я увидела на кресле куколку Виолы, и я опять почувствовала, что Здание общается со мной. Только для кого было это послание, зачем? Для себя эту надпись я никак растолковать не могла.

— Давай поговорим, пока Гретт не вернулась, — наверху раздался голос Нила. — Только без обид, как друг хочу тебя спросить.

— О чем?

Судя по звукам, они поплотнее прикрыли дверь, и отошли поближе к лестнице.

— Мы сегодня вечером с Диной в центре гуляли, видели тебя в окне ресторана за столиком с какой-то дамой. Крутишь на стороне?

— С чего ты это взял?

— Да ладно, у тебя многое на роже написано было.

— А ты разглядел? — Тристан даже хмыкнул с насмешкой.

— Я её разглядел — тебе всегда такие нравились, с лоском и блеском, но ты же сейчас женат, в конце концов.

— Нил, не читай мне мораль...

— Да это я идеалист, а не ты... я тебе мораль не читаю. Только имей ввиду, я плевал на всякую там мужскую солидарность, непорядочность она всегда непорядочность. Зачем Гретт обижать? Хочешь свободы, — разведись по-честному. Ну, самому не противно, а?

— Всё и проще и сложнее, Нил. Я твой праведный гнев понимаю, можешь мне и руки не подать...

В голосе Тристана слышалось раздражение, но он оборвал фразу, и всё повисло в молчании. Я от волнения покрывалась мурашками и стояла не шевелясь. Увидеть меня им было невозможно, а вот услышать от внезапного шороха они меня могли так же хорошо, как и я их.

— Я тебе открою одну тайну, только дай мне слово, что ты ни одной живой душе не скажешь.

Вскинув голову, я едва не воскликнула "нет!". Неужели Тристан расскажет о нас!?

— У нас фиктивный брак.

— А получше вранье мог придумать?

— Мы расписаны и живём в одной квартире, но мы не муж и жена, и никакими обязательствами не связаны. Я свободен в отношениях, она тоже.

— Зачем вам это? Вы что, ненормальные?

— Наверное, да.

Теперь Тристан говорил без раздражения, даже чувствовался какой-то вздох облегчения в его словах. Быть может, ему настолько хотелось оправдаться перед другом. Да я и сама себя ущипнула, — ведь Гелена тоже знает о том, кто для меня Трис и что между нами. Она знала это с самого начала.

— Зачем?

— Не знаю. Там столько всего, что сразу и не объяснишь...

— Ей негде было жить? Ты оказался под угрозой депортации?

— Нет, ничего такого. Никаких внешних причин.

— До её возвращения у нас минут пятнадцать в запасе, постарайся уложиться и всё мне объяснить. Мне очень интересно, на какой почве у тебя поехала крыша.

— Нил, так вот всё вышло. Однажды мы просто встретились с ней и поняли, что мы очень близкие друг другу люди.

— И что вам мешает?

— Не знаю. Мы не пара.

— Почему ты такой умный, а такой дурак? Ты когда-нибудь в жизни любил?

— Влюблялся.

— В таких, как эта нынешняя? Чтоб королева, а простые смертные к ней даже подступиться не могли?

— Нил, пустой разговор...

— А Гретт от тебя тоже бегает?

— Гретт не такая. Она ждет настоящую большую любовь, и в этом случае не будет бегать. Сразу уйдёт, и всё... Вот дал бы тебе разок по уху! — Тристан глубоко вздохнул. — Но твоя правда есть. Мне всегда нравились женщины определенной внешности и характера, ничего сделать не могу. Я вдруг выключаюсь, и меня несёт, как мотылька на свет. Рядом с такими, как Моника, становишься тем, кем хочется быть, на голову выше самого себя. Неужели тебе такое не знакомо, а?

— Это так твою пассию зовут?

— Да... Нил, неужели ты никогда такого не испытывал? Это как азарт, как рекорд, как покорение крепости. Каждый взгляд, каждое слово, каждый поступок, это словно вызов — быть лучшим. Столько испытаний сразу чувствуешь, хочется горы свернуть во имя идеальной женщины. Я даже не знаю, кем я себя начинаю ощущать в такие моменты, — не простым человеком, а героем, призванным защищать, воевать и быть самым невозмутимым.

— Да, это понять в принципе можно, — в голосе Нила прозвучало примирении, — только надолго тебя хватает?

— Это ты в точку, друг. С такими дамами невозможно дать слабину ни на миг, даже просто расслабиться. Как невозможно вечно держать штангу, каждую секунду побивая рекорды. Хочешь пример? Я тебе про сегодняшний ужин расскажу. Моника вообще аристократка, там крови высокие, королева по сути своей, без преувеличений... я сразу влюбился, она тоже вроде как благосклонно к моему вниманию относится, но сегодня в этом ресторане за соседним столиком пожилая пара сидела. Он чуть подвыпил, чуть громче стал разговаривать, что и нам было слышно... и угораздило же этого старика анекдот своей жене рассказать, да с такой внезапной уморительной концовкой, что я не успел себя удержать, засмеялся. Моника меня таким взглядом одарила... и я понял, как говорят разведчики, что был на грани провала.