Жертвы Северной войны

Мари сидела в кабинете шерифа и наблюдала, как инспектор Элрик ходит из угла в угол, аки тигр в клетке. Маленький такой тигр, но оттого не менее опасный. Глаза у девушки слипались, и больше всего на свете она хотела упасть прямо на пол, свернуться калачиком, и, не обращая внимания на условности и всякие мелочи вроде грязных половиц, придавить часиков двадцать. И когда она успела так устать?.. Вроде бы этой ночью выспалась...

Да... как говаривал их физик, "давайте посчитаем вместе". Сначала на нее напал убийца. Потом она оказывала первую помощь Кайялу. Потом она давала показания шерифу. Потом весь Нэшвилл разыскивал Майкла.

Потом его нашли, и Мари лезла в этот дурацкий карьер... Да, хорошо, что у мальчика, и в самом деле, позвоночник был не сломан. Но, когда с трудом удалось привести его в себя (на нашатырь он не реагировал, что сразу же Мари насторожило), то он даже не смог встать: руки и ноги мальчика, казалось, действовали совершенно отдельно от него. Голова была разбита, но череп не поврежден (насколько Мари смогла проверить). Мари почувствовала легкую панику: она была не в состоянии поставить диагноз! Ясно только, что не простое сотрясение мозга. Ребенок бредил, время уходило... Мальчик провалялся в таком состоянии на дне ямы несколько часов ... Еще полтора, а то и два часа по ухабам до районной больницы — могли не довезти. Пришлось Мари, обмирая со страху, лезть аж в целых три своих неврологических справочника (молодец, не поддалась искушению бросить их еще в Столице, хоть и крайне сомневалась, что они ей понадобятся!), а потом надеяться, что она все правильно нашла, и это действительно внутричерепное кровоизлияние, а не какая-нибудь хрень, которую она в спешке просмотрела... и думать, чем заменить хирургическую фрезу, которой в комплекте, разумеется, не нашлось (хотя должна была быть! О, эти деревенские клиники!), и регулировать зубоврачебное кресло, и искать второго ассистента, и стерилизовать сверло, и успокаивать мать Майкла ("Я буду делать операцию под местным наркозом... это просто и совсем почти не больно, потому что в мозгу нет нервных окончаний, и на черепе почти нет..."), и молиться богу, в которого Мари не верила, потому что стоило ей попасть иглой не туда... А тут еще этому бугаю-шахтеру, который бил себя в грудь и орал, что справится, стало худо, и Мари не знала, что делать, и ворвался инспектор Элрик... что он, наверное, о ней подумал, увидев то, что увидел! А когда игла вошла верно, и из маленького отверстия хлынула струя темной крови, Мари испытала такую дикую радость, которую не чувствовала... да, пожалуй, никогда не чувствовала. Как смертник, которого на эшафоте помиловали.

Трепанация черепа — не шутки, господа мои. Совсем не шутки. А Мари проводила ее первый раз в жизни...

Короче говоря, желание заснуть (а лучше сначала напиться, а потом заснуть), было вполне объяснимым. Но Мари держалась. Сон она еще могла себе позволить, а пьянку — ни в коем случае.

— Так значит, этот господин Штауманн, который чуть не убил Майкла... — резко произнес Эдвард.

— Господин Штауманн — приезжий журналист из Столицы, — кивнул Джефферсон. Они с Эдвардом только что закончили расспрашивать Майкла, и теперь обсуждали результаты. — Он не далее как два дня назад брал у меня интервью. Однако он должен был уехать — и уехал — еще вчера. То есть уже позавчера. Я сам провожал его на перрон. Приехал он 15-го, то есть, прожил три дня. Жил не в гостинице Дереков, а снимал комнату у Флитчей. Он со многими встречался, его многие знали, поэтому Майкл сразу поверил ему, когда он постучал к ним в окно и сказал, что в шахте завал.

— Значит, никуда он позавчера не уезжал, — подвел итог Эдвард.

— Нет, — согласно кивнул шериф. — Очевидно, сошел с поезда через станцию и вернулся назад пешком или на приготовленном транспорте. После убийства здесь он задерживаться не собирался. Одного я не возьму в толк, — шериф проницательно посмотрел на Мари, — чем доктор Варди могла так ему насолить? Такая тщательная подготовка, пусть и немного любительская...

— Понятия не имею, — устало сказала Мари. — Я его никогда не встречала. Я вообще за последние две недели никого нового в Нэшвилле не встречала.

— Это не в вашей компетенции, — отрезал Эдвард. — Тут дело государственной важности, лейтенант. В любом случае, доктора Варди я завтра же забираю с собой в Столицу, где она будет находиться под охраной МЧС.

— Понимаю, — лейтенант поморщился. — Надеюсь, нового врача нам пришлют?

— Постойте! — возмутилась Мари. — Как это — просто забирайте, и все?! А меня спросить?!

— Доктор Варди, — Эдвард Элрик смотрел как бы сквозь нее. — Мне очень жаль, но... обстоятельства того требуют. Боюсь, в Нэшвилле я просто не в состоянии обеспечить вам должную защиту. Вы же разумный человек. Вы должны понимать. Мне известно больше, чем вам, и со всей ответственностью заявляю: вам нельзя больше оставаться здесь. Одного убийцу спугнули, но они могут вернуться.

— Ну... — Мари взяла себя в руки. — Хорошо. Но я хотела бы обговорить с вами другие варианты. Не Столицу.

— А меня ни во что, полагаю, не посвятят? — спросил лейтенант. — В то, что творится на вверенном мне участке?

— Чертовски верно, шериф, — кивнул Эдвард. — Чертовски верно.

..Так и вышло, что в ту ночь поликлиника Мари была полна. Во-первых, в лазарете спали Кайял и Майкл, во-вторых, в кухне дрых сержант Гордон, честно делая вид, что охраняет, в-третьих... в-третьих, Мари, Эдвард и помощница Эдварда мисс Хьюз бодрствовали в гостиной.

— Этого Штауманна — на самом деле, конечно, его зовут иначе, — рассказывал Эдвард, — мы вычислили уже давно. Вели его самым тщательным образом. Надеялись, что он так или иначе приведет нас к нынешнему подполью. А неделю назад он пропал. Ускользнул. Вывернулся. Мы думали, он уже за границей. Потом один из агентов доложил, что видел его в Амбро-Бирс...

— Это же в десяти километрах! — ахнула Мари.

— Вот именно, — кивнул Эдвард. — Мы начали проверять, что его там интересовало. Представьте себе, как раз за минуту до того, как вы позвонили, я вспомнил о том, что вас направили именно в Нэшвилл.

— Вспомнили? — удивленно спросила Мари.

— Ну да, — кивнул он. — Сами знаете, я же наводил справки. Просто вылетело из головы совершенно. В общем, очевидно, что заговорщики вами заинтересовались. Не совсем понимаю, из-за чего... единственным мотивом может быть только то, что вы — родственница Жозефины Варди. Надо полагать, единственная оставшаяся в живых родственница.

— Вы полагаете, она решила меня убить? — пряча дрожь в голосе, спросила Мари. — Тогда почему теперь? Почему не раньше?

— Пока не знаю, — Эдвард покачал головой. — Но обязательно выясню. Быть может, она только сейчас узнала о вашем существовании. Но так или иначе, я должен защитить вас. Если вы поедете с нами...

— Я сделаю кофе, — быстро ответила Мари и встала из-за стола.

— Я не понимаю, почему вы не хотите ехать в Столицу, — устало сказал Эдвард. — Там есть все условия. Защищать вас гораздо легче.

— Вам кофе с сахаром или без? — спросила Мари.

— С сахаром, но без молока.

— А вам, мисс Хьюз?

— А мне с молоком, но без сахара, если можно.

Мари достала из ящика стола банку с растворимым кофе, насыпала в две чашки. Мисс Хьюз проследила за ее действиями.

— На меня кофе очень сильно действует, — пояснила Мари. — Глоток — и потом всю ночь не могу спать. И даже на следующий день. Поэтому я стараюсь его поменьше пить. Не бойтесь, не отравлю.

— Да нет, я тому удивляюсь, что вы кофе в письменном столе держите, — улыбнулась Элисия.

— А где его еще держать? — улыбнулась в ответ Мари. — Давняя традиция студентов-медиков. Или не только медиков... в принципе, любых студентов, наверное, кто в общежитии живет. Как видите, у меня и печка тут с чайником, чтобы на кухню лишний раз не ходить.

— ..А если вы боитесь, что вас найдут подельники вашего друга Кита, — сказал Эдвард, как ни в чем не бывало, — то не беспокойтесь. Мы как-нибудь найдем способ вас от них охранить.

Мари вздрогнула и чуть не выронила банку.

— Справки наводили, да? — спросила она.

— Разумеется, — Эдвард вздохнул. — Надо же было знать... Да вы не волнуйтесь, за вами ведь ничего не числится предосудительного.

— Я и не волнуюсь, — Мари залила кофе горячей водой, добавила в одну из чашек молока и поставила чашки на стол. — Не волнуюсь. Просто неприятно.

— Ну тем более, — Эдвард осторожно взял чашечку, отхлебнул... поставил на стол — горячо.

— Не волнуюсь я, — повторила Мари. — Тем более, не такая уж я крупная птица, чтобы за мной охоту объявляли. И ничего я не делала. Может быть, обо мне уже и думать забыли. Но...

— Но? — сделал приглашающий жест Эдвард.

— Мне просто тяжело возвращаться в Столицу, — прямо сказала Мари. — Знаете, как-то не слишком приятные воспоминания с этим городом связаны. Если другого выхода нет — это одно, а если просто потому, что вам так удобнее... извините, Эдвард, мне что-то не верится, что эти эсеры действительно объявили на меня такую полномасштабную охоту... Скорее, просто решили убрать на всякий случай, а когда не получилось — может быть, и забудут?

— Мари, уж поверьте моему опыту: дело серьезное. Убийца — непрофессионал, но подготовка впечатляет. Когда пытаются убить кого-то "на всякий случай", столько сил не тратят. Ведь приятели Кита Танаки вас не выслеживают здесь?.. Не выслеживают. А эти ребята в следующий раз сделают выводы из своих ошибок и наймут профи... и тут мы можем не успеть.

— Вы и в этот раз не успели, — спокойно заметила Мари.

— Ну и не усложняйте нам задачу! — вспылил Эдвард. — Не верит она, что ее всерьез убивать пришли! А когда поверите?! Когда будете валяться с тремя дырками в животе?!

— Да все я верю! — Мари сжала руками виски. — Все я верю, Эдвард! Просто... черт, мне надо подумать. Понимаете? Просто немного спокойно подумать.

— Думайте, — согласился Эдвард, откинувшись на спинку стула. — До утра. Кстати, если вы так уж не хотите ехать в Столицу, у меня есть еще один вариант: почему бы вам не погостить у меня в Ризенбурге? Там вас, вполне возможно, потеряют... кроме того, наш дом хорошо охраняется.

— Нет, — Мари выпалила это совершенно бездумно. А потом успела подумать: "Дура, что я несу?! Это же лучший выход!"

— Почему так резко? — спросил Эдвард. — Вы, кажется, успели познакомиться с моей женой...

— Простите... — Мари вдруг встала, потом, подумав, снова села на стул... снова потерла руками виски. — Ладно... Эдвард, не буду вести себя, как героиня мелодрам, хотя очень хочется. Послушайте... ужасно не хотелось этого вот так говорить, чтобы вы, боже упаси, не подумали о каких-то претензиях с моей стороны...

— Сейчас вы мне скажете, что вы беременны, — меланхолично отозвался Эдвард, поднося чашечку к губам.

— Так вы знаете?! — удивилась Мари.

Эдвард поперхнулся кофе

Бонусы:

Мадоши: Жила-была самая обыкновенная шведская семья...

Эдвард Мэтьюз, Мари Виртиц и Уэнди Хайдерих хором: Мадош-ши!!!!!

Мадоши: А чем вам не нравится начало "Карлсона, который живет на крыше"?..

Шериф: Мне вообще тут кто-то что-то расскажет?!

Эдвард: Нет, ты эпизодический персонаж, тебе не положено... Да, словосочетание "профессиональный этикет" я тоже слышу впервые. И вообще, отстаньте, я все еще в печали.

Мари: Не буду вести себя как героиня мелодрам...

Эдвард: Поздно, уже ведешь.

Мари: Я должна тебе кое-что сказать...

Эдвард: Когда женщина говорит что-то в таком роде, это может означать только одно: она ждет ребенка.

Мари: Откуда ты знаешь?

Эдвард: Я же 17 лет женат... Постой, ты что, серьезно?! Блин, надо точно сделать томограмму! Когда я успел?! Не фига не помню!

Элисия: Мари, только не делайте УЗИ до родов — если окажется, что это девочка, шеф не переживет...

Глава 13. Жертвы фанатизма

Мари проснулась оттого, что, во-первых, прямо ей в лицо светило солнце, во-вторых, было очень жарко, в-третьих, они больше никуда не ехали. Она обнаружила, что заснула сидя. И проспала, должно быть, больше часа: шея нестерпимо ныла.

Мари повертела головой, растирая пальцами позвоночник. Помассировать вокруг каждого, особенно вокруг пятого... Потом снизу вверх пробежаться, и сверху вниз... вот так, хорошо...

В купе никого не было. За закрытыми дверями ходили люди и слышны были голоса, чуть более громкие, чем обычно. Так всегда бывает, если поезд остановился. Мари лениво повернула голову и посмотрела в окно. Станция... маленькая. Мари не видела здания вокзала, и потому не могла прочесть названия. Ну и ладно. Какая, в общем-то, разница?.. В Ризенбург они приедут все равно только завтра утром, а сейчас еще, совершенно точно, день.

Мари слегка подалась вперед, пытаясь найти другой ракурс, и все-таки увидела название, выстроенное из больших белых букв над крышей вокзала: Камелот. Да, ничего себе населенный пункт.

Впервые за долгие годы Мари ехала не сама — ее везли. То есть она могла позволить себе не заботиться о том, какие станции мелькают за окном. Могла... и, наверное, надо было, хоть раз в жизни. Позволить себе расслабиться немного, все такое... Не получалось.

"Я чертовски устала", — подумала Мари.

Она не просто устала — она чувствовала себя словно в идиотском сне. Подумать только, еще вчера утром она писала письмо подруге в наивной уверенности, что будет на месте, когда на это письмо придет ответ ... Три раза ха-ха, как говорила та же Кристина.

Мари вспомнила вдруг, каким беспомощным оказалось лицо Эдварда в тот момент, когда он пролил кофе. Как он вскочил и уставился на нее совершенно безумными глазами, в которых горела такая надежда, такая боль... и какое-то еще чувство, какому Мари не сразу подобрала описание. Ужас?.. Да, пожалуй, страх. Бешеный страх. Только вот к чему относился этот страх, Мари так сразу сказать не могла.

"Собачьи глаза", — определила Мари про себя. Не самое лестное сравнение, конечно, но уж больно верное. У Квача часто на морде появлялось точно такое же выражение, если ему случалось провиниться, а потом Мари его прощала.

"Интересно, где мы стоим? — подумала она еще. — А где Квач?.. И где Эдвард и мисс Хьюз?.. Наверное, как раз вывели Квача погулять..."

Тут же она увидела чемодан Эдварда, небрежно заброшенный на верхнюю полку — чемодан Мари лежал рядом, а сумки мисс Хьюз не было, — и вспомнила, что с мисс Хьюз они расстались еще пару станций назад: она пересела на поезд в Столицу. Эдвард отправил ее с отчетом, который он писал все утро, и хмуро сказал, что приедет в Столицу позже, как только отвезет Мари в Ризенбург.

Боже, как Мари не хотелось с ним ехать! Она понимала, что в свете покушений это полная глупость, но... черт побери, в нынешнем состоянии эмоционального раздрая все, что ей нужно было — это немного спокойствия и рабочей рутины. Нормальная, обычная жизнь, привычная, та, в которой Мари полагалась бы только на саму себя. Но Эдвард предлагал ей не просто защиту... он предлагал помощь. Как он сказал ей: "Мари, вы просто обязаны поехать со мной в Ризенбург! Если не ради вас самой и вашего ребенка, то ради нас с Уинри!" Совершенно неотразимый аргумент. Если припомнить, всю сознательную жизнь Мари тем и занималась, что ставила нужды других превыше собственных желаний. А ведь ребенок действительно, если подумать, оказался якорем, который надежнее чего бы то ни было привязывал ее к семейству Элриков. Даже если, когда закончится вся эта бодяга с покушениями, она разругается с ними вдрызг, все равно от этого опосредованного родства никуда не деться.

Ее пугает эта связь, или она рада ей?.. Не понять. Не слишком ли дерзко с ее стороны надеяться на то, что у нее могут появиться родственники?

Поезд дернулся, желудок Мари на секунду ушел вниз, а потом станция за окном медленно поплыла влево. Мари вздохнула и прикрыла глаза. Сейчас Эдвард появится... Если бы Ал был жив, — на этой мысли сердце болезненно сжалось, — и они бы действительно поженились, она бы называла Эдварда "старшим братом". У нее никогда не было братьев.

Поезд медленно набирал ход. Перрон быстро остался где-то позади, и потянулись железнодорожные развязки со стоявшими на ходу цистернами и платформами, и над всем этим — густое переплетение проводов. А высоко над проводами — синее-синее осеннее небо... Впрочем, здесь осень еще не чувствуется: деревья за окном совсем зеленые.

Дверь купе резко стукнула, открываясь, и, почти без паузы, с таким же стуком, закрылась. Вошедший либо очень спешил, либо был на нервах, либо просто не признавал слова "аккуратно".

— А, Эдвард, вот и вы! А я просыпаюсь, а вас нет... — начала Мари, оборачиваясь от окна к двери... и слова замерли у нее на кончике языка.

В купе, прислонившись спиной к зеркалу и тяжело дыша, стоял незнакомец. Он был невысокого роста, гораздо ниже Мари — наверное, даже ниже Эдварда, а это кое-что да значило. Лет сорока или чуть моложе. Небрит. Седоват. Длинный темный плащ, грязный и мятый. Под плащом такие же мешковатые, но вроде бы чистые брюки с подтяжками и белая рубашка. На ногах... Мари моргнула. Человек был в одних носках. В руках он держал большой пистолет. Собственно, Мари смотрела прямо в дуло.

— Крикнешь — стреляю, — проговорил человек. Голос у него был хриплым, но не простуженным, а, скорее, прокуренным. Да, табаком от незнакомца пахло сильно.

— У меня горло слабое, — проинформировала его Мари.

И откуда вырвалось?.. Голимая неправда, между прочим. Наверное, от страха.

Теперь уже настал черед человека изумленно на нее смотреть. Однако длилось его замешательство недолго.

— Сейчас встанешь, — процедил он сквозь зубы, — и выйдешь в коридор. Я пойду за тобой, буду все время держать на прицеле. В тамбуре поговорим.

— Поговорить можно и здесь, — сказала Мари как можно более спокойно, хотя мир вокруг нее зазвенел и поплыл, как случалось только в моменты самого большого ужаса. Например, во время ответственной операции. Но во время операций ее до сих пор спасал отработанный навык... — Кстати, почему вы называете меня на "ты"? Мы с вами на брудершафт не пили.

— Молч-чать, — прошипел человек.

— Я же не кричу, — спокойно сказала Мари, тогда как какая-то часть ее заходилась в ужасе нервным криком: "Ты что?! Спорить с человеком, который держит тебя на прицеле?!". — И вообще, вести меня в тамбур имеет смысл, только если вы собрались меня там убить. Знаете что, я не намерена облегчать вам задачу. Убивайте прямо здесь.

"Вот сейчас должна распахнуться дверь, и ворвется Эдвард... Ну же, Эдвард, где вы?!"

Лицо человека исказилось, в глазах что-то вспыхнуло, он вскинул пистолет. "О, все, сейчас действительно убьет... — подумала Мари почти отрешенно. Переход от спокойных солнечных мыслей в пустом купе к необходимости активных действий был слишком резким. — Вот гадость!"

Она сама не поняла, что случилось в следующий момент. Видимо, сработал один из боевых навыков, которые так старался вколотить в них сэнсэй. А может, просто инстинкт самосохранения. Ее руки, сложенные на коленях, левая поверх правой, вдруг словно бы независимо от нее взметнулись вперед и вверх, и сцепленные ладони ударили по пистолету. Теснота купе сработала на нее: далеко тянуться не пришлось. Ствол ушел вверх, прозвучал выстрел — негромкий, похожий на бутылочный хлопок. Так вот что такое это утолщение на дуле — глушитель!

Одновременно с выстрелом она вскочила, со всей силы ударила человека коленом в солнечное сплетение, так, что он согнулся пополам. А когда согнулся, Мари добавила по шее. Человек рухнул на колени, упершись лбом в койку. Мари схватила его за руку — ту, что с пистолетом, и вывернула ее в локте. "Я забыла, как это делается! — мелькнула у нее паническая мысль. — Сейчас ничего не получится! И еще сэнсэй говорил, что это самый трудный захват..." Опасения оказались напрасными: рука вывернулась послушно, пальцы разжались и пистолет выпал прямо в подставленную ладонь Мари. Т-тяжелый, зар-раза! Мари не приходилось держать в руках боевого оружия. Стрелять она тоже не умела. У Кита был такой (и не один), но он не позволял Мари к ним прикасаться. "От этих штук зависит моя жизнь, голубушка, — говорил он ей с той самой ухмылкой, которую она так у него не любила. — Так что держи свои чудные проворные пальчики от них подальше".

Ну, общий принцип действия понятен: конец с дыркой направляешь на того, кого хочешь подстрелить, и жмешь на курок. Правда, сейчас Мари предпочла бы пистолету старую добрую палку. Или хотя бы нож. Еще лучше — ее коробочку с анестетиками. Уж с ними-то она точно знает, как обращаться. А вообще-то, любую вещь можно использовать не по прямому назначению.

Мари тут же продемонстрировала этот принцип, засветив незнакомцу пистолетом по затылку. На секунду она испугалась, что переусердствовала, но крови заметно не было, а человек обмяк.

— Не нарушу клятвы Гиппократа, да?.. — пробормотала Мари, толкая дверь купе в сторону. — Ну, я и не нарушаю: помощи он у меня не просил.

Прямо напротив купе стояла какая-то светловолосая женщина в черной кожаной куртке и потрепанных камуфляжных штанах и смотрела в окно. Даже ее спина выражала напряжение.

— Танидзаки-сан... — женщина резко обернулась, оказавшись совсем молоденькой девушкой, увидела Мари, и глаза ее расширились. Мари почему-то сразу поняла: она с этим, который в купе. Девушка стояла неудобно, по затылку пистолетом не огреешь.

— Вы... — начала светловолосая.

— Я, — согласилась Мари.

"Ударить ее под диафрагму! — пронеслось в голове у Мари. — Нет!"

Губы девушки сжались в нитку, она сунула руку в карман и одним движением выдернула оттуда что-то... что-то щелкнуло, раскрываясь, и отбросило солнечный зайчик. Нож, черт!

Мари уже почти привычно увернулась, когда девушка попыталась ударить ее. Теперь нападающая оказалась к ней боком, так что неудобство ракурса больше Мари не останавливало. Пистолетом в висок...

И только когда девушка неловко сползла по стенке, Мари сообразила, почему не стала ее бить в живот: испугалась подсознательно, что та была беременна. Н-да...

Она быстро оглянулась по сторонам. Никого. Коридор был совершенно пуст. Никто эту маленькую сценку не увидел, тем более, заняла она всего несколько секунд. Мари схватила девушку за шиворот и буквально втащила в купе. Потом достала носовой платок, нагнулась, взяла через ткань нож, обернула его и сунула в карман. Вернулась в купе и закрыла за собой дверь. Связать бы чем этих Бонни и Клайда... нечем... Эдвард, да где же вы бродите?! С проводницей чай пьете?!

А если Эдварда вообще нет в поезде?! Что, если эта парочка каким-то образом умудрилась его выманить или даже убить?! Нет, не может быть. Они же сущие дилетанты, если даже Мари с ними справилась, не может быть, чтобы они или им подобные вырубили грозного инспектора Элрика!

Можно ли как-то запереть купе?! Во всяком случае, не снаружи. Сейчас бы самое логичное — оставить покушенцев-неудачников здесь и бежать к службе безопасности поезда, но... вот, мужчина уже шевелится. Хорошо, что так быстро приходит в себя, значит, она его, по крайней мере, не убила и не покалечила.

Мари сглотнула непрошенный комок в горле и направила на мужчину пистолет.

— Только шевельнись, стреляю, — сказала она, и собственный голос показался ей дрожащим и ужасно неубедительным. — Отвечай на вопросы. Кто ты?!

Все правильно: пусть так и стоит. Спиной к ней. Чтобы, в случае чего, неудобно было кидаться. И чтобы не видел, что делается с девушкой. С девушкой не делалось ничего: она лежала, скрючившись, на полу купе, и очень мешала Мари удобно поставить ноги. Но пусть думает, что Мари и ее держит под прицелом. Или он так не думает?.. Ох, ну что за головная боль — эти драки! Хуже шахмат, потому что все на самом деле.

Мари терпеть не могла шахматы, хотя неплохо в них играла.

— Даг Танидзаки. Так я и знал, что ты тоже из той же кодлы, — процедил мужчина. Мари не могла видеть гримасу, которая исказила его лицо, но она была уверена, что это нечто весьма неприятное. — Это все Тиша...

— Какой кодлы? — спросила Мари. — Признавайтесь, вас послала Жозефина Варди?

— Не знаю никакой Варди, — почти выплюнул Танидзаки. — Никто меня не посылал! — он грязно выругался. — Только я поклялся, что отомщу этому сучонку, и я это сделаю!

— Та-ак... — до Мари медленно начало что-то доходить. — Кому вы должны были отомстить?

— Стальному, блять, Алхимику! — интонация его была неподражаемой. — Двадцать лет! Двадцать гребаных лет!

"Стальной Алхимик! — моментально пронеслось в голове. — Это о нем говорил тогда Курт!"

— Почему вы хотели отомстить ему? — спросила Мари.

— Он меня упек на двадцать лет! Меня только сейчас выпустили! Я поклялся, что уничтожу его! Он оскорбил меня! Все эти двадцать лет я представлял, как располосую этого мелкого, как...

Мари машинально отметила тон Танидзаки: так разговаривать с человеком, который приставил тебе к затылку пистолет, можно, только если ты доведен до крайности.

— А какое отношение имею я к этой легендарной личности? — холодно поинтересовалась Мари.

— У тебя та же фамилия, ё! Хочешь сказать, что это совпадение?!

"Еще один Варди?!" У Мари душа ушла в пятки. Еще какой-то потерянный родственник, о котором она ни слухом, ни духом?! Если так пойдет и дальше, ребятам придется брать билеты и становиться в очередь на право доставить ей неприятности.

— Как вы выследили меня из Нэшвилла?

В Нэшвилле, определенно, не появлялось больше посторонних: всего несколько часов назад Эдвард устроил лейтенанту Джефферсону подробнейший допрос на этот счет.

— Какого черта ты нам сдалась? Мы его выслеживали. От Столицы.

— Его... кого?

— Эдварда Элрика, бля!

"Ну ни хрена себя! — мысленно ахнула Мари. — Так он что, и есть эта самая эпическая фигура?.. Интересно, как это соотносится с тем, что Ал говорил по поводу их неприятностей в детстве..."

Но почему они сказали, что у нее та же фамилия?

— Позвольте спросить, а как меня, по-вашему, зовут?

Если бы мог, Танидзаки, наверное, покосился бы на нее, как на психа.

— Отвечай! — прикрикнула Мари.

— Сьюзен Элрик.

"Ну, спасибо, хоть не Луиза-Аделаида какая-нибудь", — кисло подумала про себя Мари. Ясно, со стороны Эдварда логично было оформлять ей билет под чужим именем. То, что он взял ее второе имя, пусть и несколько исковерканное под его родное наречие, — чистой воды любезность. И сделал он это в Зингсдорфе, той самой промежуточной станции. Билет от Нэшвилла до Зингсдорфа Мари сама держала в руках, и он был оформлен на нее, Марию Варди, как полагается. А вот в Зингсдорфе Эдвард сказал, что сам обо всем позаботится, и, пока Мари и мисс Хьюз пили кофе в привокзальном кафе (в случае Мари кофе был уже бесполезен, как она убедилась буквально через пару часов), ходил по делам. Поезда она прождали больше часа, так что успеть можно было многое. Тем более, поезд мисс Хьюз уходил даже позже, что давало еще дополнительный временной лимит.

Мозги Мари наконец-то заработали так, как надо. Если бы могла, она бы дала себе пинка за глупость. Ну конечно, на месте Эдварда она бы непременно на какой-то удобной станции переменила бы билеты, чтобы сбить преследователей с толку. Более того: она бы созвонилась с местным отделением МЧС... полиции... кто там обязан оказывать Эдварду содействие... и вызвать бы оттуда какую-нибудь женщину, и ее бы отправить вместе с мисс Хьюз в столицу под именем Мари Варди. Тогда для того, кто взялся бы проверять записи, это выглядело бы... как?.. Правильно: инспектор Элрик с помощницей везут из Нэшвилла свидетельницу в Столицу, потом на полпути инспектор пересаживается и едет домой, с какой-то своей родственницей, которая, видимо, дожидалась его в Зингсдорфе, а его помощница везет свидетельницу дальше в Столицу. И наверняка еще с какой-то охраной. Конечно, умный преследователь станет проверять оба направления, так что эта уловка не сбила бы со следа, но, почти наверняка стоила бы какой-то задержки по времени и заставила бы противника рассеять силы. Да, именно так Мари бы и сделала, опасайся она нападения, а не было оснований предполагать, что инспектор Элрик глупее ее. А Мари он ничего не сказал, скорее всего, чтобы "не волновать". Мужчины! Всегда одинаковы.

Но это не объясняет, откуда здесь взялась эта преступная парочка. К Жозефине Варди они никакого отношения, скорее всего, не имеют, да и вообще нужна им не Мари, а Эдвард. Мари попала под раздачу случайно. Везет ей в последнее время, ничего не скажешь...

— Зачем вы хотели меня убить? — спросила она.

— Я не хотел вас убивать, — злобно сказал Танидзаки. — Я хотел отомстить этому ублюдку!

— Убив меня?

— Он сам виноват! Только мы залезли в поезд, как этот маленький поганец куда-то делся!

В общем, все и так было ясно.

— Кто эта девочка? — спросила Мари.

— Не трогай ее, — в голосе Танидзаки прорезались молящие нотки. Впрочем, они были почти на сто процентов заглушены высокомерием. — Она ни о чем не знает! Она просто думает, что я встретил старых друзей.

— Тогда почему она кидалась на меня с ножом?

— Тиша не могла на тебя кинуться! Она полная размазня. На чертову муху руки не подымет.

— Ладно. Последний вопрос. Почему вы без обуви?

— Что?

— Почему. Вы. Без обуви.

— А я без? — в тоне Танидзаки звучало такое искреннее удивление, что Мари не знала, что и подумать.

— Без, без, — подтвердила она.

— Ну надо же... — неуверенно проговорил он. А потом захохотал в голос.

Дверь купе резко распахнулась.

"Эдвард! Ну наконец-то!" — подумала Мари со смесью радости и раздражения. Обернулась к дверям... Там стояла проводница, и глаза у нее размером и формой походили на два чайных блюдца.

— Здравствуйте, — сказала Мари. — Позвоните, пожалуйста, охране поезда. На меня тут пытались напасть. И чем скорее, тем лучше.

Проводница затравленно кивнула и попятилась.

Когда она исчезла, Мари с новой силой ударил страх. Если этот тип сейчас накинется на ее и отберет пистолет... сумеет ли она выстрелить?..

А что, сумеет, наверное. Ведь она защищает не только себя. Но лучше бы не приходилось этого делать. Значит, тянуть время, отвлекать его, чтобы не дать задуматься о всяких возможных планах нападения.

— Почему вы так ненавидите инспектора Элрика? — спросила Мари резким тоном. Лишь бы он не опомнился, лишь бы... — Разве будь на его месте другой инспектор, он бы не упек вас в тюрьму?

— Тогда он еще не был инспектором. И он назвал меня коротышкой! — прошипел Танидзаки. — Он посмел... этот маленький сопляк... да еще издевался! Вы можете себе представить, каково это?! — последняя фраза была произнесена с неожиданным надрывом.

И тут Мари не выдержала, и расхохоталась сама.

А потом дошло: Эдварда в поезде действительно не было! Не было. Вот почему Танидзаки его не выследил. Так где же он? И где Квач?!