Кто поверит эху? - Часть 1

— Лучше будет, если вы расстанетесь с этой вещью. Я его заберу, — сказал юноша, выслушав.

— Нашелся собственник?

— Нет, — ответил тот после некоторого колебания. — Не совсем.

То ли случайно, то ли издеваясь повторил фразу Арисы.

— Тогда по какому праву у меня хотят его отобрать? — не столь уж ценная вещь, но неужто здесь совсем нет закона...

— Вы его уже присвоили? На каком основании? — голос будто окатил ледяной водой. Ариса невольно передернул плечами.

— По праву находки, пока кто-то не заявит права. Ежели есть владелец, я буду рад возвратить ему вещь. Или если это окажется важной уликой. Конечно, мне не нужно ничего, связанное с преступниками. Что до обстоятельств, при которых пояс попал ко мне — я не имею привычки лгать. К тому же мои слова могут подтвердить двое свидетелей, — голос был гораздо уверенней самого чиновника. Многолетняя привычка...

— Ох, это... — юноша глянул искоса, тень досады пробежала по лицу. — Вас никто не обвиняет ни в чем. И о преступлении речи нет. Что до владельца вещи, он не станет искать свою собственность. Но пояс... советую расстаться с ним. Его стоимость вам возместят.

— Но я могу хоть узнать, почему?

— Вам угрожает опасность, пока вы его носите. Вам и вашим близким.

— Какая?

— Вот это неважно. Если угодно, после расспросите горожан — они расскажут, стоит ли доверять моему чутью.

— Я предпочел бы узнать, с вашего позволения, — упрямо сказал Ариса. Им двигало упрямство, рожденное страхом. Привыкший к уважению, тут он уже давно проиграл, и знал это, и хотел хоть немного сохранить лицо.

Гость в белом чуть склонил голову на бок, рассматривал Арису, как птица — хлебную крошку. Один из стражников многозначительно кашлянул, но молодой человек чуть приподнял руку, сказал беззлобно:

— Я никогда не лгу. Эта вещь не принесет вам удачи. Не стоит держаться за нее.

В чем-чем, а в угрозах Ариса толк знал. Там, у себя, сам бы мог разговаривать так, внешне мягко... только действуя по закону. Но здесь никто не соблюдает законов, теперь уже точно ясно.

— У меня нет выбора, — хмуро сказал Ариса. Мотнул головой — пусть забирают. Или ждут подношения?

Стражник тут же сграбастал пояс, глянул на него с интересом. А младший из этой троицы на пояс и не посмотрел, зато на самого Арису — очень внимательно. И вновь — нехороший такой взгляд, клейкий, будто паутина, будто вытянуть что-то пытается.

Но вот ушли наконец.

Снова сел, утер лоб дрожащей рукой. Силы внезапно кончились, будто воду выплеснули из ведра. Заметил в дверях растерянную физиономию хозяина гостиницы. И мало того что растерянную — еще и счастливую. Наверное, получил хорошую плату... За ним маячил слуга.

— С вами все в порядке, господин? — спросил первый.

— Что это было, демон их побери?! — сорвался Ариса. Страх проходил, уступая место бесполезному гневу.

Хозяин развел руками:

— Видно, причина нашлась, раз так пришли среди ночи.

— Ты еще смеешь? Я подам жалобу.

— Кому, господин? Здесь вас вряд ли поддержат.

— В Столицу. На самоуправство!

— Дело ваше, только она далеко... Горы близко.

Ариса почувствовал, что смешон. Он, всю жизнь стоявший более-менее на страже закона, не мог ничего сделать, кроме как спасовать перед беззаконием, да еще при свидетелях. Ладно этот пройдоха из гостиницы еще не знает, что именно здесь произошло. Будь пояс на самом чиновнике — ведь сняли бы!

...Может быть, его жалоба дойдет до вышестоящих, хотя бы до генерала Таэны, ежели он соизволит вернуться, к примеру, завтра. И узнает, что тут творят его именем... Если же нет — не к кому обратиться. Не в Столицу же в самом деле, там посмеются только.

Хозяин гостиницы снова стал жертвой вспышки его раздражения.

— Я уже понял, как в этом городе относятся к гостям. Но, ради Нижнего Дома, объясните, кто это такой, что за... — Ариса не договорил, поняв, что еще чуть-чуть, и он покажет свою бессильную злость во всей красе. Подобное не подобало лицу государственному, даже и удалившемуся временно от дел.

Хозяин поколебался, но ответил, понизив голос:

— Как бы то ни было... Он видит... недоступное другим людям. Его слушают и господин генерал, и господин Айю, правая рука генерала ...

Ариса остался недоволен ответом, но иного ему не предлагали. Чувствовал, что радость от предстоящей встречи с сестрой померкла. Он теперь испытывал ненависть к провинции Хинаи и особенно к Осорэи, сердцу ее.

Энори, вернувшись домой, велел всем оставить его в покое, что было исполнено незамедлительно. Только один из слуг замешкался возле двери снаружи, поправляя развязавшуюся тесьму на рукаве, и видел, что было в комнате. Хозяин, обычно такой чуткий, его не заметил — похоже, все внимание было поглощено принесенной вещью. Оставшись один, Энори взял в руки пояс, погладил золотую чеканку — свитые в клубок щупальца, казалось, напряжены и вот-вот зашевелятся.

Замер, будто к чему-то прислушиваясь, наконец улыбнулся.

Спрятал пояс в шкатулку с замком.

— Он не обрадуется, — пробормотал юноша, закрывая глаза. — Но что я могу поделать... раз ему так не повезло.

В этот, уже рассветный, час молодая женщина лет двадцати пяти стояла у двери, но смотрела в окно, наполовину прикрытое занавесью из соломки. Волосы, черные с едва заметной рыжиной, стянуты были в узел высоко на затылке, длинная завитая прядь спускалась из узла на спину. Высокая, с тонким нежным профилем, стоящая напоминала косулю, когда та на горной дорожке прислушивается к нежданному звуку. Звали женщину Лайэнэ, и, хоть жила она в квартале развлечений, имя ее произносили не без уважения даже люди степенные. Она не раз становилась причиной ссор, но всегда умела помирить противников, умела отойти в сторону, когда надо, вести разговор, который не оскорбил бы и самую порядочную даму. И пела чудесные песни, иногда сочиняла сама — легкие и прозрачные; говорила, их нашептывает горное эхо. В отличие от многих ашриин, певиц и танцовщиц, она даже в веселье не становилась развязной, сохраняя в манерах некую мятную прохладу.

Несмотря на то, что с юностью Лайэнэ простилась, лицо ее почти не требовало краски. А носила она, против обычая, не алое с черным, а голубое. Раньше ее пытались преследовать за пренебрежение правилами, но у молодой женщины нашлись заступники из высокостоящих.

Когда-то ее любил Рииши Нара... Теперь ей было горько и холодно — Рииши все равно не сделал бы ее своей женой, никогда, даже если сам он какое-то время считал иначе... но, может быть, осталось бы тепло между ними.

Понимал ли он, в самом деле? Наверное, думал, что понимает, а по-настоящему? Выбери он ее, а не семью, ему пришлось бы покинуть город, а может и провинцию, отдать брату право наследования. Вряд ли даже годы спустя отец простил бы своего первенца, надежду и гордость... Слишком большая плата за... за что? А иного союза, помимо брака, не мыслил он сам.

К счастью, нет уже никаких "может".

Еще год назад Лайэнэ думала: как бы ни повернулась жизнь, она душой будет верна одному человеку. А потом оказалось, что сердце и верность ее — щепка на водной глади, куда ветер подует, туда и плывет. Стоило этому одному отлучиться на пару месяцев, а второму сказать те слова, предложить ей... А теперь и ветер стих, и щепка утонула.

За окном пестрокрылая сойка заскакала по веткам, мелодично защелкала. Сойка — знак Дома Нара, птица — вестник счастья.

Глупости.

Молодая женщина завернулась в тонкую шерстяную накидку, подошла к окну, поглядела на птицу — и отвернулась. Энори стоит быть благодарной. Он помог обоим не сделать страшной ошибки, за которую платят всю жизнь...

Глава 10

Понемногу становилось легче. Пока юношу больше не трогали, и ясность мыслей вернулась на смену красному туману, в котором колыхались лица и голоса. И былая любознательность не умерла, оказывается, хоть и здесь она казалась совсем бесполезной. Но прислушивался к долетающим фразам, днем ловил солнечный свет, вечером наблюдал за пляской теней от факела в коридоре, пытался разговаривать с теми, кто приносил ему пищу, и не всегда безуспешно.

Даже сюда, в темницу, проникали новости, дошла и о том чиновнике, Ирисаме, что некстати принял решение выслужиться. Он, которого тоже везли сюда, неожиданно умер в дороге. Вроде сердце не выдержало; Лиани подозревал, что попросту сам предпочел легкую смерть. ...А помощник господина Ирисамы вовремя успел исчезнуть. Обладая хорошим чутьем, он, как только нашли Лиани, связал, видимо, два и два...

Новостью поделился стражник, который лечил заключенного; какой реакции на известие он ожидал, неизвестно, но был явно разочарован, не получив никакой. Узнав о смерти Ирисамы, юноша ничего не почувствовал. Наверное, должен был сожалеть — все же разговор не равен действию. Но толку сейчас от его сожалений, если все уже свершилось? Скоро встретятся там, в посмертии.

Смерть Ирисамы показала, что разбойники в этой истории ни при чем. Либо все-таки сам окружной чиновник совершил ошибку, либо его подставили и помогли умереть, может, и пропавший помощник замешан. После вести прошел день, другой, третий. Тогда понял, что, видимо, осталось ждать приговора. Верно, решили — в конце концов, просто дураки тоже бывают, не во всем стоит искать скрытый умысел.

И еще думал, что ему повезло. Можно черпать силы в своей правоте, в ненависти к врагам, в желании кого-то спасти... но всего этого он был лишен. Продолжи они допросы, с ума бы сошел, наверное.

Его жизнь после смерти Ирисамы перестала иметь значение, но ему все равно заново обработали раны, не оставляли без помощи. Заботились местные, городские стражники, относились к заключенному ровно, порой почти снисходительно.

— Почему? — спросил он.

— А что еще с молодыми дураками делать? Пожалеть разве только. Тебе уже досталось и еще достанется. Девушки у него...

— Не в девушке дело... — уже и сам не понимал, правду ли говорит. Но был уверен — узнай про кого другого, может и не увез бы, но и мимо пройти бы не смог. И, наверное, зря...

Столь милосердное отношение все же казалось странным. Потом узнал по случайной оговорке — глава городской стражи, господин Рииши Нара намекнул своим людям, что именно это его больше устроит. А его должность делала приказом даже вскользь высказанное пожелание.

А кое-что сообразил и сам: людей, которых сюда направил господин Нэйта, не очень-то тепло приняли местные. Оно и понятно, земельная стража всегда считала себя выше, значительней, и, видно, эти двое прежним обычаям не изменили. Насолить им наверняка пытались по-разному, и пленнику это неожиданно сыграло на руку: ему сослуживцы слишком уж смерти желали.

Думал, его переведут отсюда, но, видно, возиться уже никому не хотелось, а Макори Нэйта и Рииши Нара по слухам были друзьями.

Оставалось ждать.

Хватит с него, просил сотник; так — ставшим на колено, склоненным — неловко выглядел, словно мощное дерево накренилось. Хватит, он свое получил! Да, простить никак нельзя, но пусть хотя бы останется жив. Отправьте его на дальние выселки с самой тяжелой работой, навсегда, пусть живет только.

Макори лишь усмехался — мыслями был не здесь. Его уже мало интересовал тот парень. А закон о поднявшем оружие или иначе напавшем на товарища проситель и сам знал. И принимать-то его не стоило.

Но Айта не причинил вреда никому, лишь обездвижил, настаивал сотник. И сами пострадавшие, и вся десятка за него просит, готовы еще раз принять наказание, раз помешать не сумели. Только он ведь не по злому умыслу, не по пьяной драке или из-за корысти — он честь своего подразделения отстаивал, как ее понимал. Да, он ошибся, он все понял неверно, только ведь мальчишка совсем.

Разговор становился забавным, и Макори решил продолжить:

— Помимо прочего, он нарушил приказ.

— Но, господин, ему никто не отдавал приказа насчет девушки.

— Освобождение преступника, даже просто помощь ему... — не договорил, лень стало. Но проситель подхватил тут же:

— Преступника ли? Осужденной она не была, лишь подозреваемой.

— Разница-то какая? — сердито сказал молодой человек.

Сотник склонился ниже, лбом почти коснулся пола, заговорил поспешно:

— Простите за дерзость, я лишь подумал, что, если вам угодно будет проявить снисхождение, это не нарушит...

Макори слегка махнул рукой, веля подняться и катиться отсюда. Тоже, нашелся мастер игры со смыслами! Курам на смех. И что такого в том мальчишке? Сотник ведь уже едва удержался на должности, и, отправляясь сюда, рисковал очень сильно. За одну эту просьбу Макори мог отправить дробить камень его самого, даже в сговоре не обвиняя.

Но прозвучавшие слова заставили наследника Нэйта усомниться. Глава земельных главного округа, он был очень молод для этой должности, но метил выше. Пусть не сейчас, но через несколько лет — что лучше для задела на будущее, жесткость или милосердие? Парень тот уже получил хороший урок; может быть, раз просит вся сотня, если и впрямь сохранить ему жизнь, отправить на тяжелые работы и он все равно умрет там через несколько лет? Если слишком здоровым окажется, то и в этом помочь. К тому времени про него забудут уже. Но поначалу у них будет надежда, за нее так любят цепляться.

А у самого Макори прибавится искренне преданных ему людей. Хотя страх держит сильнее.

— Я еще ничего не решил, — заметил, что произнес это вслух, и видел, что сотник понял это — тот испугался. Стало немного смешно, и Макори велел подчиненному сей же час возвращаться к отряду и больше не беспокоить.

Недаром говорят, что слухи сродни ветру — умудрились просочиться даже к заключенному. Туманные, смутные, но все же внушающие хоть тень надежды. Он не поверил бы, если б не поведение земельных, которые его охраняли.

Те и без того были злы на Лиани. Им не доводилось встречаться раньше, но своим поступком он случайно устроил всем веселую жизнь — проверки и уменьшение послаблений, порою и наказания за то, что раньше спускали с рук. Эти двое, кажется, будут жалеть, если его все же выпустят, даже если зашлют при этом на самые задворки провинции, тяжело работать до самой смерти...

Они все же свели счеты за то, что осужденный посмел надеяться — рассказали, что Нээле задержали тоже, девушка в тюрьме в Осорэи.

Городская тюрьма — это много хуже, чем здесь. Правда, обычно там держат недолго, до приговора, но и у городской стражи обычно не остаются. Мало ли что будет и с Нээле. А одинокая, красивая и молодая во власти тюремщиков — это всегда страшно. И еще страшней может быть ее дальнейшая судьба.

Вечером лекарь пришел сменить повязку. Обычно словоохотливый, сейчас тоже отмалчивался, несмотря на все просьбы, потом рассмеялся довольно грубо:

— Да ты погоди спрашивать, может, ее уже тоже кто-нибудь из тюрьмы украл. Девчонка, говорят, пригожая, ну ты сам знаешь...

Не выдержал, выбил у него из руки кувшинчик с целебной мазью, выкрикнув, что хватит уже.

Поступок глупый на редкость и бесполезный, за такое только по зубам получить; жар стыда залил лицо.