Осколок империи: Опалённые

Лариса знала, равно как и я. Дело в том, что группами руководили Солодов и Монахов — доверенно-перепроверенные, абсолютно преданные идеям РОВС и сработавшиеся лично с Ларионовым, который готовил их под свои цели, готовясь рано или поздно снова оказаться в СССР с вполне конкретными задачами. Это также было немаловажно. Группа Монахова в составе четырёх человек должна была прибыть сюда, в Москву. Солодов со своими тремя бойцами останется в Ленинграде. Работы что для одних, что для других будет более чем достаточно.

Был вопрос с внешностью. Монахов с Солодовым хоть и не настолько известны среди чекистов как Ларионов, но всё же и не абы кто. Агенты ОГПУ могли отследить контакты Ларионова, а ведь именно он давал им основы. Плодить же обожжённых как под копирку — не вариант. Зато изменение лица на постоянной основе — это другое дело. Я не говорю про такие нюансы как изменение причёски, усов с бородой, походки и прочие мелочи, тут требовалось нечто иное, более весомое.

И оно нашлось. Многим понимающим людям известно, что шрамы не только украшают мужчину, но, будучи расположенными на лице, меняют его — лица то бишь — выражение очень сильно. Вот оба и обзавелись парочкой заметных шрамов. Поневоле притягивающих к себе внимание и отвлекающих от остального. Эти 'украшения' они получили заблаговременно, ещё только готовясь в заброске на территорию СССР. Доверенные врачи из числа состоящих в РОВС, затем изоляция от большей части своих боевых товарищей и появление исключительно в скрывающих лицо масках. Всё было более чем серьёзно, повторения ранее случившихся провалов обновляющийся РОВС не хотел. И берущее власть в свои руки радикальное крыло делало всё, чтобы избежать не то что провалов, но даже минимальной утечки информации.

— Не нами едиными, — перевела Лариса тему. — Помнишь, ты на днях говорил мне, что на Украине, в Поволжье и в иных местах вот-вот начнётся голод?

— Как тут не помнить? — поневоле поморщился я. — Эти озабоченные исключительно пожеланиями вождя партийцы ничего ни понимать, ни даже думать о последствиях творимого не собираются. После коллективизационных безумий средняя урожайность по стране снизилась более чем на двадцать процентов. Ну нет энтузиазма у людей работать на чужой карман, пребывая при этом в положении, которое куда хуже, чем у крепостных крестьян. Зато план по заготовкам зерна и прочего по Украине и тому же Поволжью вырос более чем на треть. Вот ты только представь — урожайность снижается, а они план только вверх задирают. И это не я говорю, а неумолимая наука под названием статистика.

— Я не удивлена.

— Я тоже. Потому те, кто ещё не утратил разум, осознают, что грядёт голод. Большинство молчит, некоторые пытаются что-то сказать, вразумить власть имущих.

— Результат, я так думаю, отсутствует.

— Ну почему же? — скривился я. — ЦК во главе лично со Сталиным всё выслушал, ознакомился с докладами партийцев с мест и принял очень своеобразное решение... выполнить план заготовок зерновых культур и прочего в полном объёме. А для неукоснительного выполнения директивы послать на Украину и в Поволжье две чрезвычайные комиссии. Возглавлять их будут члены ЦК, правда. кандидатуры я пока не знаю. При них же значимые персоны из числа чекистов. По предварительным сведениям будут задействованы Ягода и Бокий.

— Не Артузов?

— Нет. А что вдруг?

— Алекс, разве ты не понял? Два наиболее вероятных кандидата на место Менжинского, ты сам говорил!

Твою дивизию под хвост кобыле Будённого и усами Джугашвили поглубже утрамбовать! Моя промашка, не обратил внимания совсем уж на очевидное, в глаза так и бросающееся.

— Каюсь, оплошал. Неужто своего рода последняя — или одна из последних — проверка?

Попробуй узнать. У самого Артузова, — подмигнула Лариса. — Он ведь очень хочет занять место Вячеслава Рудольфовича. Не станет отказываться поговорить об этом с тем человеком, которых так полезен ему, настолько оправдывает возложенные на него чаяния.

— Рано! — отрезал я. Впрочем, не сразу. а спустя полминуты размышлений. — Пусть комиссии отправятся, а на меня нападут 'злобные и коварные троцкисты'. Вот тогда и впрямь настанет время для разговоров по душам.

— Тебе виднее, — не стала спорить Лариса. — Но голод сейчас... он неестественный. Вот что действительно страшно. Даже разрухой не оправдать, её давно нет.

— Когда это им нужно было что-то оправдывать.

Невесёлая усмешка, поневоле появившаяся у меня на лице, к комментариям не располагала. Потому Лара и предпочла промолчать, давая мне немного посидеть в тишине и подумать. Мысли были тоскливые. Голод -это всегда ужасно. Я хорошо помнил то, что творилось в начале двадцатых. Достаточно сказать лишь о том. что каннибализм был отнюдь не редким явлением.

Излишний пессимизм ещё до того, как что-то произошло? Вовсе нет. Право слово, я хотел бы ошибиться, но весь мой опыт даже не шептал, а вопил насчёт того, что нет, не обойдётся. Если апологеты 'единственно верного учения' сочли необходимым ради индустриализации пустить под нож сельское хозяйство, то непременно это сделают. План есть, план будет выполнен. И точка! Никаких сомнений. Никаких колебаний. Что до голода, возможных массовых смертей, каннибализма... им на это наплевать. Ведь по дороге к 'светлому будущему' допустимо угробить большую часть идущих. Не себя, разумеется, себя они всегда будут холить и лелеять.

Две чрезвычайные комиссии с членами ЦК во главе и с участием высокопоставленных чекистов — заместителя Председателя ОГПУ Ягоды и главы Специального (шифровального) отдела Бокия. И поставленные перед ними задачи — выполнить план, не останавливаясь перед самыми жёсткими мерами. Понятно, какими они, эти самые меры, будут. Очередная реинкарнация печально известных продразвёрсток. Проще говоря, будут выгребать всё подчистую, оставляя лишь запас на будущий посев, да и то под личную ответственность партработников среднего звена. А что в колхозах будут, извините, жрать — это чрезвычайные комиссии точно волновать не станет.

Особых бунтов ожидать не стоило. Уж точно не через столь короткое время после активного раскулачивания. Пассионариев — хотя называть так пытавшихся защитить собственное добро значило очень сильно польстить последним — уже частью постреляли, частью посалили, а остаток просто выслали в далёкие северные края. Зато симпатии к соввласти напрочь испарятся даже у тех, кого она, власть, считала своей опорой. Когда в желудке волки воют, иллюзии быстро слетают у немалой такой части людей, даже если с мозгом не так чтобы хорошо дело обстоит.

Цинизм с моей стороны? Не сказал бы. Сейчас этим людям никак не помочь. Они сами посадили себе на шею уродливого красного голема и терпели его почти полтора десятка лет, давая тому как следует отожраться. Теперь просто так не скинуть.

Зато появляются возможности и планы на среднесрочную перспективу. Реальные планы, основанные на прочном фундаменте. Какие именно? Персонификация конкретных людей, ответственных за грядущий голод. От этого им при всём на то желании не отвертеться. Но не сейчас, позже. Пока придётся ждать и наблюдать. На этом направлении. само собой разумеется, потому как на остальных следует действовать более чем активно.

— Не унывай, Алекс, — видя моё не самое лучшее настроение, Лариса попыталась меня приободрить. — Вот возьму тебя под руку и поведу в один из немногих оставшихся в Москве нормальных ресторанов. Посидишь там. хорошую музыку послушаешь, немного выпьешь для лучшего аппетита. А потом домой на машине. Там тоже... расслаблю и воодушевлю. Как тебе такие планы на вечер?

— Найди дурака, который от такого откажется! — поневоле улыбнулся я. — А отвлечься мне и впрямь надо. Тем более и повод очень уж красивый.

Действительно. всё время о делах думать — это никакой крепости духа не хватит. И так уже много лет только и делал, что выкладывался на пределе собственных возможностей, а порой выходя за оный. Надо снижать нагрузку. Не эпизодически, а на постоянной основе. Иначе и загнать себя недолго. Нервный срыв, он никому на пользу не идёт.

* * *

А через несколько дней грянул гром! Неслышно для подавляющего большинства людей, но весьма громко для той малой части советских граждан, которые имели доступ с зарубежной прессе и относились к числу сотрудников ОГПУ. Иными словами, европейские и американские газеты разродились статьями с новыми подробностями об убийстве Троцкого. 'Удивительно', но на сей раз они узнали от 'одного из верных соратников' покойного Льва Давидовича имена как убийц в целом, так и того, кто остался жив после перестрелки с охраной. Особо пикантным был факт, что имя Серебрянского как-то не упоминалось.

Более того, тот же самый источник заявлял, что верные сторонники подло и коварно убитого Троцкого непременно отомстят сначала исполнителям, а потом и организаторам жестокого убийства. И не будут откладывать это дело в долгий ящик по причине необходимости 'дать укорот коварному тирану, обманным путём захватившему власть в СССР'.

Прелестно, просто прелестно! Опубликованное в газетах письмо за авторством анонимного приближённого почившего Льва Давидовича было написано неплохим публицистом. Сразу видно, Туркул явно нашёл среди доверенных людей того, что с печатным словом на короткой ноге да к тому же умеет достоверно изображать речевые обороты и стилистику самых верных и упёртых сторонников Троцкого. Выпад в сторону Сталина-Джугашвили и сам по себе многое значил, но угрозы в адрес сначала исполнителей а потом и организаторов... О, это была воистину 'вишенка на торте'! Не сейчас, а чуть позже, когда угрозы начнут сбываться. Естественно, при самом непосредственном участии агентов РОВС.

Последовавший вызов к начальнику ИНО не удивил меня. Предсказанное событие. что ни говори. Зато проходя мимо его секретарши — симпатичной такой дамочки, далёкой от 'советского стандарта', отрицавшего само понятие красоты, тем паче изысканной — я услышал слова, которые были довольно любопытными:

— Товарищ Фомин, у заместителя Председателя ОГПУ Артузова начальник Секретно-политического отдела товарищ Молчанов.

— Хорошо, я подожду, — философски и без тени раздражения ответил я, ища взглядом кресло, которое поближе.

— Нет-нет, вас там тоже ждут.

Хм, однако! Меня, начальника оперпункта, носителя всего лишь четырёх кубиков в петлицах ждут носители двух и трёх ромбов, если по старому, то генералы. Душевно! И да, никакой ошибки, Артуру Христиановичу Артузову после ликвидации Троцкого немало благ перепало. В том числе и повышение в звании до зампреда ОГПУ. Тем самым он встал на одну ступень с тем же Ягодой, оказавшись в одном шаге от самой вершины, нарастив условный вес до максимально возможного. Официальный вес, потому как количество ромбов в петлицах значило далеко не всё в запутанной советской иерархии.

Ждут, значит медлить не стоит. А робеть перед врагами своими... Право слово, это даже не смешно, особенно если учитывать то, что они всё сильнее запутываются в тщательно выплетаемой паутине. Стучусь, пару секунд дожидаюсь разрешения войти и захожу в кабинет начальника ИНО. На сей разведу себя предельно формально, понимая, что сейчас именно эта тактика лучшая.

— Начальник оперпункта Фомин по вашему приказанию прибыл.

И вытянуться в струнку, ожидая разрешения пройти или же продолжать изображать застывшую статую нерукотворную.

— Не утруждайтесь, товарищ Фомин. Вы ведь знакомы с начальником Секретно-политического отдела товарищем Молчановым?

— Я его знаю... Знакомство — это не то, что может связывать начальника оперпункта и начальника отдела. Кубики и ромбы — большая разница.

— Вот видите, Георгий Андреевич, каков у меня сотрудник, — улыбнулся Артузов, явно довольный чем-то. — Своеобразен, прагматичен, не без цинизма. Зато эффективно выполняет любое поручение и способен удивить своими прогнозами.

— Вижу, Артур Христианович. Далеко пойдёт, если не оступится.

И пристальный взгляд в мою сторону. Пытается таким вот образом проверить на силу духа? Ну-ну, успеха тебе, приспособленческая твоя душа!

Именно так и никак иначе. Ещё один выходец из вполне пристойной, на сей раз офицерской, семьи. Примкнул к большевикам, вступив в их партию аккурат в семнадцатом, когда стало понятно, что именно они могут взять власть в свои руки. С самого начала болтался близ видных большевиков, особенно из числа их высшего военного командования, в частности, являлся адъютантом Фрунзе. Оттуда, с той должности, перепрыгнул в ВЧК, сочтя эту структуру наиболее перспективной в карьерном плане. В общем, того же поля ягода, что и глава Иностранного отдела, не из дубоголовых красных фанатиков, хотя с уровнем ума и хитрости похуже чем у Артура Христиановича. И это более чем хорошо. Второй Артузов — это было бы чересчур. Я вообще сторонник увеличения процента тупых и ограниченных чекистов.

Всё равно, Молчанов был довольно опасен именно из-за занимаемой должности. Секретно-политический отдел использовался Сталиным-Джугашвили для сведения счётов с политическими противниками. Цепной пёсик вождя, абсолютно верный и послушный, но вместе с тем себе на уме. И вот он тут, в кабинете Артузова, явно с целью, помимо всего прочего, меня не то увидеть, не то со мной поговорить.

Стою, улыбаюсь эдак слегка, смотрю выжидающе на главу Секретно-политического. Спокойствие и ещё раз оно. Нервничать, в общем то, не моё амплуа. Доброжелательной улыбке очень способствует в мыслях представлять себе этих двоих на эшафоте, поблизости от пустых петелек, в которые оба чекиста вот-вот просунут свои головы. Лепота то какая будет!

— Присаживайтесь, товарищ Фомин, — процедил Молчанов, поняв, что меня его взгляды абсолютно не смущают. — Вы знаете, почему вас сегодня вызвали?

— Я догадываюсь, товарищ начальник отдела.

— Можно по имени-отчеству, — вздохнул Молчанов. — Излагайте.

— Угрозы приспешников Троцкого. Публикация тех самых статеек, которые явственно показывают, что одним Серебрянским и даже членами его группы дело не ограничивается. Они не могли знать, кто выжил в той операции. Сначала не могли. А потом им бы просто не дали передать информацию.

— Один из членов группы бежал, — счёл нужным напомнить Артузов.

— Маловероятно это, Артур Христианович. В смысле, им не могло ограничиться. Мне необходимо пояснять очевидное?

— Нет. Это лишнее, — отмахнулся глава ИНО. — Председатель ОГПУ и лично товарищ Сталин относятся к угрозам, отправленным в газету как к не слишком возможным, но всё же возможным. Мы не можем их игнорировать. Сначала исполнители...

Тут я обошёлся согласным кивком. Дескать всё внимательно читал, угрозу понимаю, но паниковать не намерен. Артузов особо — да и вообще — не удивился, поскольку успел, как искренне считал, меня изучить. Правда принимал второй слой маски за истинную суть, но не в том дело. Зато Молчанов не удержался от высказывания:

— Не боитесь проснуться с отрезанной головой, Фомин?

— Страх — это не моё, Георгий Андреевич. Согласен с императором Марком Аврелием. Кажется, именно он говорил: 'Делай, что должно и будь что будет'. Вот и я буду делать всё, чтобы избежать печальной участи обезглавливания, но затуманивать свой разум бессмысленной паникой не намерен. Надеюсь, что удастся выстрелить быстрее и точнее тех, кто придёт за мной. Если придёт.