Банальная история

Абрахама начали пугать воцарившиеся в Олире настроения. Нельзя ждать, пока столица не закипит окончательно, как неправильно приготовленное варево. Или правильно, но кем?

— Я хочу видеть списки всех исчезнувших, — миэля не оставляла глупая надежда, что его, наконец, посетит прозрение.

— Да, Ваше высокопреосвященство, как скажете, — сцепил руки на коленях Диллок, — я принесу.

В последнее время Диллок выглядел ужасно — мешки под глазами, сине-зеленый вид, трясущиеся руки — Абрахам подозревал, что бравый страж заливает свое горе вином, а то и чем покрепче. Еще священник догадывался, что мужчина боится возвращаться в здание городской стражи, туда, где его днем и ночью окружали родственники пропавших и новые пострадавшие.

— Как вы думаете, что между ними общего? — перебирая трясущимися руками груды обещанных бумаг, спросил Абрахам.

Михель, низенький невыразительный человечек — бессменный начальник разведки Нитриана вот уже пятнадцать лет, пожал плечами.

— Что общего между перезрелой дочкой городского механикуса и сыном начальника стражи? Почтенной матерью добропорядочного бюргерского семейства и несовершеннолетним мальчишкой-шалопаем из дворян? Братом сторонника герцога, чтоб ему пусто было, проклятого Норэ и сестрой старого сослуживца его Величества? Между пропавшими днем на людной улице и ночью в сумерках, из своих постелей и посреди званого ужина?! Что? — раздраженно повысил голос миэль.

— Я не знаю, — безлико откликнулся Михель, — но, судя по всему, наши заклятые друзья здесь ни при чем.

Значит, и от идеи, что кто-то (эльфы, Эллирия, Энигва, Свободные баронства, кто-то еще) баламутит столицу нарочно, придется отказаться. Пока.

— А наши верные друзья? — скривил губы старый священник.

— Скорее всего, тоже.

— Жаль, жаль, — сожаление связано в основном с тем, что так было бы проще предотвратить происходящее. Но чтобы его предотвратить, надо сначала понять.

— И почему-то все пропавшие из достаточно приличных семейств, — начал рассуждать вслух Абрахам, — чернокнижникам, поисками которых ныне озабочены все, кому не лень, при отсутствии денег, чтобы тайно прикупить партию проходящих через страну рабов, можно спокойно наловить по Олире наплодившихся бродяжек. Уж их-то никто не хватится.

— Не совсем, ваше высокопреосвященство, — осмелился прервать первосвященника Михель, — один из моих людей, он разговаривал со старшиной нищих, знаете, у них есть своя своеобразная иерархия, если мне позволено будет объяснить, — начал путанные и не представляющие особого интереса пояснения собеседник.

— Неважно, переходите ближе к делу.

— Так, вот, нищие тоже пропадают. Просто исчезают однажды и никто их больше не видит. Попрошайки говорят, что теперь боятся ходить по одиночке по безлюдным улицам, болтаться по Олире после захода солнца никто и вовсе не решается.

Пропажи, которые никто не замечает, никто не считает. Когда Абрахам представил, сколько из тех, кто никогда не пришел, ни при каких обстоятельствах не обратился бы в стражу, пропало, пока они хлопали ушами, он похолодел. Неуловимые колдуны, захватившие воображение столицы, уже могли успеть провести с десяток ритуалов, если бы захотели — кто будет беспокоится о приехавших на заработки крестьян, мелких ремесленниках, нищих странствующих монахов, разнообразных жуликах, убийцах и других обитателях дна общества.

Но должна же быть какая-то причина! Абрахама посетило неприятное чувство, что он опять что-то упустил.

Вечером прилетел посланный его основным шпионом у Норэ голубь с зашифрованным посланием. Когда Абрахам разделался с шифром и прочитал, его чуть не подвело сердце.

Герцога попытался убить кто-то левый, причем неудачно. Написавший считал, что нарочно неудачно. Убийцу удалось поймать и допросить и теперь Норэ обвиняет во всем его величество и, возможно, самого миэля. Неужели Дагмар решил действовать сам?! Зачем, почему? Жаль, что нельзя поговорить с его величеств. Да и заменить его, если он будет совершать столь опрометчивые поступки некем. Или есть?

Абрахам как наяву вспомнил не так давно происходивший в этой же комнате разговор с его Величеством. Он сам тогда сидел в кресле, а Дагмар раздраженно метался по кабинету, не обращая внимания на больную ногу.

— Все разваливается, — наконец остановился король, — я пытаюсь удержать Нитриан, но все расползается у меня, буквально, на глазах

— Сын мой, бог не допустит, чтобы нашу страну раздирали противоречия, — мягко, вкрадчивым тоном попытался успокоить мужчину пастырь.

— Да неужели? — раздраженно громыхнул помазанник божий, ударил пудовым кулаком по инструктированному речным розовым жемчугом чайному столику, — что-то он не сильно спешит нам помогать, этот бог!

— Не богохульствуй, сын мой, не стоит.

— А еще этот демонов Норэ, чтоб его упыри задрали, — не слушая первосвященника, продолжал высказывать наболевшее его величество, — чтоб его на войне темные прирезали.

— Думаю, что герцог не вернется домой, мальчик мой, — усмехнулся Абрахам. Дагмар порой словно догадывался о принимаемых жрецом Данана решениях.

— Что, и об этом позаботится бог? — с издевкой уточнил король.

— Не стоит взваливать на плечи господа то, что мы можем сделать сами, сын мой, — наставительно произнес в ответ миэль, слабо усмехнувшись.

Тогда Дагмар согласился с предоставленными им доводами, неужели после он передумал? Если король решил взять проблему в свои руки, то ничего хорошего из его самостоятельности точно не выйдет.

Теперь Норэ решительно отправился предъявлять претензии Дагмару, а старый священник с ужасом понимал, что события выходят из-под контроля. И прежде чем пытаться что-то предпринять, надо точно знать, кто стремился убить Норэ: все же его величество или его шпион прав, и убийство лишь хорошо разыгранное представление, и тогда его автором может оказаться кто угодно — начиная от эллирианцев, кончая самим герцогом. Цена ошибки на этот раз слишком велика.

Абрахам взял дрожащими пальцами ускользающее перо, решительно обмакнул его в чернильницу с особым составом, и косым почерком начал тайное послание.

Гтын

Ветер пригибал к земле степную ковыль, играл конскими гривами, качал редкие кустарники. Солнце снисходительно наблюдало за шалостями своего сына.

— Чтоб им ветер в лицо, — раздраженно пробормотал старый Ченге, с неодобрением наблюдая за пробежавшими мимо него мальчишками. Гтын криво улыбнулся — детское беспричинное веселье давно оставило его. Правда, он уже не помнил когда — когда Криг выбрал его в ученики, когда умерла мать, когда его изгнали и Тлиха прошла мимо, не удостоив и взглядом? Но, в любом случае, все глупые сожаления уже не имеют никакого значения. Учитель еще в самом начале поучал Гтына: "Никогда не останавливайся, не оглядывайся, только вперед, всегда вперед!". И Гтын не сомневался, потому что малейшая неуверенность — камень на шее в Холодном мире, одно-единственное проявление слабости, и духи сожрут тебя, не задумываясь.

Не стал размышлять Гтын и после того, как поговорил на тинге с остальными шаманами, беспромедлительно направившись на поиски учителя. Правда, уже на следующий день он сообразил, что принятое в запале решение было не особо мудрым — гоняться за тенью по степи он мог бесконечно. Тогда ученик шамана судорожно начал пытаться понять, куда именно мог направиться учитель и кто принял бы отлученного и опозоренного шамана. Имен было несколько, но, скорее всего, учитель захочет поговорить с каждым из противников Тхлина. Значит, надо только выбрать. И парень поехал к старому кровнику еще отца выбранного Верховного кагана, Ченге. Этот вождь, по слухам, бродившим в племени и позже подтвержденных учителем, был расчетлив, жесток и до глубины души ненавидел своих врагов.

Чуть позже, Гтын, когда ученика изгнанного шамана, приняли с распростертыми объятьями в чужом племени, понял, что рассчитал правильно. Ченге жаждал мести.

Вечером Ченге решил отпраздновать приезд "дорогого гостя". Гтын подозревал, что вождь считает его тайным посланником Крига, но переубеждать старика не собирался. Потому что в самом главном — существовании заговора против Тхлина и позиции учителя — Ченге не ошибался.

Снова взметались костры и танцевали девушки. Снова Гтыну казалось, что все повторяется, и он никуда не уезжал. Глупое воображение никак не хотело поддаваться гласу рассудка, и глаза все искали в толпе длинные косы Тлихи. Искали и не находили.

— Тхлин не имел права говорить от имени всего народа, — в устах Ченге слова, повторяющие мысли самого парня, смотрелись до крайности неуместно. Праздник все больше превращался в слегка завуалированные переговоры.

— Я думаю, уважаемый Криг не откажется донести мое неудовольствие до остальных, — вкрадчиво продолжил старый каган.

Гтын заторможено кивнул. Эх, знать бы еще, есть ли те остальные.

Одна из танцорок, невысокая, чуть полноватая молодая орка танцующей походкой приблизилась к разговаривающим.

— Моя младшая жена, — пожевав старческими губами, похвастался Ченге. Морщинистая ладонь провела по черным распущенным волосам, девушка натянуто улыбнулась. Гтын почувствовал мимолетную жалость — какая радость быть женой почти семидесятилетнего старика...

— Если дорогой гость хочет, то может присоединиться к веселью, — поймав косой взгляд парня, направленный на супругу, мерзко осклабившись, предложил Ченге, — договорить мы можем и позже.

— Он хочет, хочет, — радостно захлопала в ладоши женщина. Блестящие браслеты, обхватывающие ее запястья, зазвенели в такт немного приглушенному смеху.

— Я..., — Гтын немного растерялся — отказывать было бы невежливо, но танцевать с незнакомой оркой ему не сильно хотелось. По крайней мере, не сейчас, когда учитель бродит невесть где, Тлиха и слышать о нем не желает, а его самого изгнали.

— Пойдем, — безымянная супруга кагана тянет его на свет, к танцующим. Ритм становится громче, а вокруг толпа веселящихся орков.

Руки обхватывают чужие плечи, чужая женщина ластится к нему, словно дикая кошка, то почти повиснув, то резко отшатываясь. Гтын пытается выкинуть опостылевшие мысли из головы, сосредоточится на танце, на длинных волосах и полных губах. К Степному хозяину все, все сомнения, все колебания...

Потом они пьют вино из горных яблок прямо из бутылки, по очереди. Вино настолько кислое, что аж сводит зубы. Все парочки давно разошлись: кто в кусты, кто по домам, или просто посидеть на обрыве у реки. Гтын понимает, что оставаться наедине именно с этой женщиной плохая идея, но все равно сидит рядом, зачем-то крепко обняв.

К поцелуям они переходят слишком внезапно, без долгих прелюдий и излишних разговоров. Да и о чем с ней беседовать? Она же не Тлиха...

И только когда она начала стягивать с себя расшитое речным жемчугом платье, ученик шамана пришел в себя. Отталкивать несостоявшуюся возлюбленную было неловко, но и спать с женой приютившего союзника — не самое умное решение.

— Что такое? — недовольно наморщила нос она, чуть склонив голову. Гтын виновато растянул губы в вымученной улыбке и отодвинулся чуть дальше.

— Я тебя не люблю.

— Не волнуйся, я тебя тоже, — в голосе отвергнутой орки проскальзывали нотки раздражения, — просто забава на одну ночь. А утром разойдемся и все забудем.

— А как же Ченге? — растерянно пробормотал парень.

— Ченге слишком стар, чтобы исполнять свои обязанности, он с трудом забирается на коня, а в постели полный ишак, — презрительно фыркнула преданная супруга, — но ты не бойся, старый козел прекрасно знает о моих маленьких шалостях и ничего не имеет против.

Будущий шаман почувствовал легкое отвращение и раздражение. И, в любом случае, оставаться здесь он не имел ни малейшего намерения. Только не с ней.

— Ты куда? — собеседница попыталась ухватить орка за рукав.

— Пойду, прогуляюсь, — мрачно ответил Гтын, разжимая тонкие пальцы.

— Ты еще пожалеешь об этом, — с перекошенным лицом она выплюнула ему в след.

Самое нелепое, что он так и не узнал, как ее зовут.

А утром его обвинили в попытке изнасилования. Предполагаемая жертва стояла, размазывая слезы по лицу. А вокруг Гтына расположились еще недавно изливающие дружелюбия воины. Ученик шамана с тоской подумал, что, наверное, его кто-то проклял.

После того, как его заковали в колодки, Гтын рискнул вызвать одного из мелких духов. Бесполезно. Власть чужого шамана над своей территорией мешала ему хоть как-то исправить свое и без того незавидное положение.

Вечером того же дня пришел поговорить Ченге. Устало опираясь на одного из многочисленных родичей, он раздраженно отпустил охранников и уставился тяжелым взглядом. Гтын немного поразмышлял на тему того, стоит ли говорить кагану, что его супруга — лгунья и изменщица, но тут Ченге сам разомкнул губы.

— Кирхи — глупа как горная коза, — виновато разводит руками он, — ты пойми, парень, ничего личного, но если я проигнорирую ее слова, то дорогие родичи немного обозлятся. Да и в племени меня не поймут.

— А как же Тхлин?

— О, не переживай, — сочувственно покачав головой, тянет старый лис, — думаю, наш Верховный каган оценит мою преданность, когда я передам ему одного предателя и заговорщика.

— Тогда я скажу и о вашем стремлении поучаствовать в ... заговоре.

— А на это я отвечу, — вокруг чужих глаз расположились морщинки, — что просто втирался в доверие и хотел побольше узнать о врагах. Но мы можем поступить и по-другому, — уточнил каган.

— И как же? — приподняв бровь, интересуются орк.

— Ты сбежишь. Разумеется, случайно.

— И... зачем?

— Зачем? — изумляется старик, рассыпаясь мелким визгливым смехом, его родич неловко пожимает плечом, — такой молодой мужчина и уже не хочет жить?

— Нет, я не о том, — растерянно поправился Гтын, — зачем вам мне помогать?

— Я помогаю себе. На случай, если Тхлин все-таки проиграет. Конечно, возможность подобного исхода ничтожно мала, но пути судьбы неисповедимы.

— И что требуется от меня?

— Немного, — опять скалится каган, — всего лишь клятву не разглашать о моем участии в побеге и поддержку с вашей стороны, если вы победите.

— Договорились.

Глава 10

Гтын

Планируемый Ченге побег предсказуемо не удался: выбраться со стойбища с помощью родича вождя и позаимствовать чью-то чужую лошадь удалось без проблем, но на этом вся удача ученика старого Крига закончилась. Его не только заметили, но и узнали несколько воинов, возвращавшихся с ночного выгула. После того, как в спину ученика шамана впилось несколько стрел, подозрение о проклятии переросло в твердую уверенность. Уже падая с лошади, Гтын подумал, что умирать именно так, ничего не совершив, весьма обидно. Жаль, что теперь ничего не исправишь.

Небо из безбрежно-синего разом превратилось в пустое, безлико-серое. Здравствуй, Холодный мир. Боль сразу исчезла, зато появилось давящие равнодушие, казалось, что все краски мира разом выцвели. Прямо под ногами, среди невозможно синей травы, острой как кинжалы, появилась тропинка. Немного помедлив, орк пошел туда, куда его звали. Жаль, что с Тлихой он так и не поговорил, но теперь уже ничего не исправить.