Владычица Ночи: Дитя Смерти

Но тут в холл вышел Мюриэль. Вернее вышла. Под синим, отороченном мехом халатом явно виднелись женские очертания. Волосы немного растрепаны, на лице крайняя бледность, но вампирша шла уверенно. Шерри была вынуждена признать, что она красива. Красива красотой воительницы. Даже сейчас, изнуренная ранами, она казалась сильной. Выдавив подобие улыбки, она проговорила:

— Здравствуй, Шерри. Кируми, пожалуйста, оставь нас.

— Магистр, но... но вы еще недостаточно здоровы.

— Все хорошо. Иди. Нам нужно поговорить.

— Хорошо, магистр.

Вампирша подчинилась и вышла, кинув на Мюриэль последний тревожный взгляд. Магистр с Шерри остались вдвоем, но если раньше они бы обнялись и поцеловались, то сейчас стояли и смотрели. Наверное, впервые не знали, что сказать друг другу. Мюриэль сделала шаг вперед, остановилась и сказала:

— Шерри... ты все-таки пришла.

— Я не могла не прийти, — девушка наконец-то преодолела разделявшее их расстояние. Попыталась обнять, но вампирша мягко отодвинулась. — Почему ты сторонишься меня?

— Ты еще спрашиваешь? — грустно усмехнулась Мюриэль. — Я изменилась, и довольно радикально. И, что самое главное, таков мой истинный облик.

— Ну да, — кивнула Шерри. — И все же?

— Я — женщина.

— Я догадалась, — улыбнулась девушка. — Почему только ты сразу мне не рассказал... не рассказала?

— Тебя это не шокировало?

— Ну... не то, чтобы совсем не шокировало. Я просто ничего подобного не ожидала. Согласись, как мужчина ты был весьма... натурален. Но... скажем так, первый шок прошел.

— И?

— А чувства остались. Чай не в то время живем, чтобы поддаваться предрассудкам, — пожала плечами Шерри.

— То есть? — Мюриэль, похоже, опешила.

— Мальчик — девочка... да какая, собственно, разница? Я люблю тебя, — она, наконец-то, обняла вампира. Шерри действительно было все равно. Она очень мало кого подпускала к себе, открывала свою душу. Но тот, кому довелось стать этим избранным, навсегда оставался в ее сердце, как бы не изменился. Сама Мюриэль только начала понимать это.

Шерри зарылась вампирше в грудь. Сейчас это были несколько другие ощущения, но не менее приятные. Так они стояли некоторое время, пока Мюриэль не проговорила:

— Пойдем со мной, Шерри. Я хочу кое-что показать тебе и рассказать, наконец, свою историю.

— Но ты всегда отмалчивалась о своем прошлом.

— Да, но теперь я хочу, чтобы ты узнала все, узнала, как я стала вампиром.

Она взяла девушку под руку и повлекла за собой. Они спустились в подвал. Хотя подвал — это мрачное запущенное помещение, а тут скорее просто подземный этаж с коридором, из которого вели четыре двери. Мюриэль направилась к самой дальней. Причем все двери укрепленные, с кодовыми замками и до жути одинаковые, как двери сейфа.

Набрав замысловатый код, вампирша открыла дверь и пропустила Шерри вперед. Она оказалась в комнате с мраморным полом и стенами, затянутыми шелковыми драпри серебряных и синих цветов. У дальней стены стояли два саркофага. Настоящих, массивных, из белого мрамора, украшенного резьбой. Крышка каждого в виде статуи лежащего воина, нет, воительницы. Сразу угадывалась античная работа. Обе в боевых доспехах: нагрудник, поножи, наручи. Только шлем лежит рядом, будто снят, чтобы лежать было удобнее. Воительницы одеты в короткие хитоны, крепящие пряжками на плечах, и в высокие сандалии. На коленях щит, в правой руке короткий меч, а под левой лук и колчан со стрелами. Глаза закрыты, словно женщины прилегли отдохнуть. У одной длинные вьющиеся волосы, мягкие черты лица, но волевой подбородок и нос с горбинкой. У второй волосы короткие и... Вглядевшись, Шерри поняла, что смотрит на точную копию Мюриэль.

Перехватив ее удивленный взгляд, вампирша ответила:

— Да, этот саркофаг вырезали для меня 3723 года назад. Когда я была человеком, то была одной из тех, которых называют амазонками. Еще нас прозвали ойропаты. И я носила имя Мелета.

— А чей второй саркофаг? — неожиданно робко спросила Шерри.

— Здесь прах моей царицы — Калисто. В моей человеческой жизни никто не значил для меня больше.

Мы были близки с самого детства, еще с паннория — школы, в которой девочек едва ли не с рождения начинают обучать воинскому искусству, чтению и письму. Со временем я стала полемархой — предводительницей конных сотен, правой рукой царицы. Мы защищали наше царство и сами участвовали в набегах, но однажды удача изменила мне.

Часть IV

Глава 27.

Фермоскира... особенный город. Город, в котором нет ни одного мужчины, город с неприступными крепостными стенами, к тому же река Фермодонт огромной подковой огибает город, что лишь подкрепляло неприступность. К тому же амазонки ревностно охраняли свои границы, да и сами совершали разорительные набеги.

Поход, в котором я тогда участвовала — был далеко не первым, но удача отвернулась от моей сотни. Жестокий, кровавый бой. Меня и еще десятерых всадниц взяли в тиски. Потом...

Потом рынок рабов в Фессалии. Именно туда меня привезли. Сам путь я не помню. Еще под Фермоскирой я была серьезно ранена. Вражеский кинжал нашел брешь в доспехе, к тому же лошадь понесла. Меня протащило несколько стадий. Я потеряла сознание.

Очнулась я уже на корабле, в трюме. Скованная по рукам и ногам. Из одежды на мне осталась только набедренная повязка, но кто-то, кто раздел меня, позаботился и о ранах. Но уже тогда я не питала иллюзий насчет того, куда меня везут. Рабство... галеры или гладиаторская арена. Я проклинала себя за то, что слишком слаба, чтобы покончить с собой.

Потом рынок рабов... из-за слабости мне все было безразлично. Там меня и купил Уриэль... Вампир. Но тогда я не знала об этом, а видела лишь мужчину лет тридцати пяти, с серо-зелеными глазами, светлыми волосами и суховатым телосложением. И хотелось мне лишь одного — убить его. Один из наших первейших законов: увидишь мужчину — убей! Помню, его руки показались мне твердыми, как камень. Но я знала одно: до меня он не дотронется, кто-то из нас двоих погибнет, и мне было неважно кто. Если он думает, что амазонка — всего лишь приятная экзотика, то он жестоко ошибается.

Так я пришла в дом Уриэля. В первую же ночь он поступил очень опрометчиво: послал меня в купальню всего лишь со служанкой. Возможно, думал, что я еще слишком слаба.

Я понимала, что и правда слишком слаба, чтобы убежать. Но если не хватает сил для одного — хватит для другого. Служанка выкупала меня и попыталась привести в порядок мои волосы при помощи ножниц и гребня. Этими ножницами я ее и убила. На удачу они оказались длинные и острые — как кинжал. Потом я остригла свои волосы и пронзила себе сердце. Я жаждала смыть позор, пусть даже ценой собственной жизни. Рука не дала промаха. Жизнь покидала мое измученное тело.

Тогда-то в купальню и влетел Уриэль.

— Дура! — вопил он. — Да как тебе подобное в голову взбрело!

Но я лишь из последних сил рассмеялась ему в лицо. В тот момент мое сердце остановилось. Я была рада такому концу.

И все-таки что-то вернуло меня, вернуло помимо моей на то воли, грубо и бесцеремонно. Я чувствовала что-то горячее, солоноватое на своих губах, и оно устремлялось внутрь. Я невольно сделала глоток, потом еще и еще. Я будто пила огонь... и этот огонь сжигал все внутри...

В ту ночь я стала вампиром. Уриэль заявил, что неважно, как меня звали до этого, он будет звать меня Мюриэль. И это было хуже рабства. Дело даже не в покушении на мою честь. Сковали мою волю. Я словно перестала быть собой, а стала частью Уриэля. Казалось, ему были известны все мои мысли и стремления. Да, он учил меня, учил тому необходимому, что нужно мне знать, будучи вампиром. Но каждый миг моей новой жизни был пронизан жаждой свободы. Вся это новая жизнь не имела для меня смысла.

Прошло почти пять лет, прежде чем мне наконец-то удалось сбежать. Я завалила склеп Уриэля, так что даже со всеми его силами ему пришлось бы выбираться несколько дней, и бежала, взяв с собой лишь меч, кинжал, луки и оседлав лошадь.

От Фессалии до Фермоскиры было больше четырех дней пути верхом, если не останавливаться ни на минуту. Я стремилась на родину, пусть даже меня там ожидал суд. Мне было все равно, через какие муки и лишения придется пройти.

Я скакала днем и ночью, пока не загнала лошадь, потом шла пешком. Уриэль говорил. Что нужно опасаться солнца первые двести лет, иначе оно меня сожжет... Да, оно причиняло мне жуткую боль, опалило кожу, но не убило... Потом я часто задавалась вопросом, почему так вышло. Почему меня не убило солнце, и Уриэль так меня и не нашел. Лишь спустя сотни лет я поняла — я оказалась слишком сильна для этого. Никто не ожидал, что во мне так быстро проснется сила Магистра.

Но тогда мне не было до этого дела. Все силы, вся воля были направлены только на то, чтобы идти вперед, все остальное я отдала на откуп инстинктам. Дважды на меня нападали, но я убивала незадачливых разбойников. Они же стали моей единственной пищей. Вариант остановиться, чтобы найти жертву в ближайшей деревне даже не рассматривался.

К концу четвертого дня пути я наконец-то увидела белоснежные стены Фермоскиры и хрустально-чистые воды Фермодонта. Я дома, наконец-то! В первую секунду мне захотелось вопить от восторга, но вместо этого я задумалась, а что дальше? Первый же встреченный патруль убьет меня. Кто узнает полемарху в замызганной, изнуренной оборванке, к тому же еще с клыками! По этой же причине лучше не появляться у главных ворот. Да, я согласна была на суд, и понести любую кару, но чтобы меня хотя бы выслушали. Но главная причина в том, что я очень хотела повидать царицу. Нас всегда связывало слишком многое. И я всем сердцем надеялась, что она пребывает в здравии, а не полегла на поле брани.

В город я пробиралась, как воровка: тайком, под покровом ночи. И это оказалось... легко. Ни одна стена больше не была для меня неприступной, а темнота, казалось, сама укрывала меня своим плащом. Я могла двигаться быстро, как крыса, и бесшумно — как кошка. Вряд ли кто-то видел больше, чем смазанную тень.

Я обогнула храм Артемиды и, наконец-то, оказалась перед дворцом. Покои моей царицы я бы нашла даже с закрытыми глазами, сколько бы лет не прошло. Охрана стояла только у входа во дворец, да у тронного зала — скорее дань традициям, чем необходимость. Чужих в городе не было, и покушения не случались — слишком легко потом было разыскать виновного.

А вот и нужная мне дверь. Я тенью скользнула в комнату. Почти в самом центре находилась широкая кровать с полупрозрачным пологом. Озорной ветерок из раскрытого окна колыхал занавески. Осторожно отодвинув их, я увидела стройное обнаженное тело в тусклом лунном свете, отливающее медью загара. Простыня едва прикрывала часть спины и бедер, темно-рыжие волосы разметались по подушке. Царица спала, обняв подушку.

Прошедшие пять лет нисколько не изменили ее. Казалось, даже сделали прекраснее. Мне хотелось прикоснуться, обнять ее, но я стояла и смотрела, боясь пошевелиться. Но, наверное, под тяжестью моего взгляда, Калисто сама проснулась. Увидев темную фигуру возле кровати, она тотчас дернулась за мечом, который всегда держала у изголовья кровати — старая воинская привычка. Чтобы хоть как-то предотвратить панику, даже скорее атаку, я тихо сказала:

— Калисто, это я — Мелета.

Меч как-то слишком громко упал на пол. Я слышала, как ее дыханье стало чаще, но она не закричала, нет. Просто как-то глухо спросила:

— Ты пришла ко мне из аидова царства, потому что я так и не смогла отыскать твое тело, чтобы достойно предать земле? Твоя душа так и не обрела покой?

— Калисто, нет, я вовсе не призрак! — я упала перед ней на колени, но все еще боялась прикоснуться, боялась напугать ее этим. Хотя, возможно, больше боялась, что она увидит, что со мной стало.

— Мелета! — я, наверное, закрыла глаза, так как сначала почувствовала ее руки на своем лице. Сильные и нежные. А я боялась даже шевельнуться. — Ты жива! Слава Артемиде! Но как? Пять долгих лет... Почему ты отстраняешься? Я хочу тебя рассмотреть. Зажги лампу.

— Хорошо, если ты так хочешь, моя царица, — у меня подрагивали руки, но лампу я зажгла.

Калисто на миг зажмурилась от яркого света, потом медленно раскрыла глаза и посмотрела на меня. Я без труда могла прочесть смесь удивления и ошеломления на ее лице. Она встала с кровати, даже не потрудившись прикрыться простыней, и коснулась моих волос, которые мало того, что стали короткими, так еще и все свалялись, наверное, от грязи.

— Ты остриглась... А что с твоей кожей?

— Я сильно обгорела на солнце, — я поймала ее руку и, не удержавшись, поцеловала.

— Что же с тобой произошло? — она заставила меня сесть на кровать вместе с ней.

— Я попала в плен, меня продали в рабство в Фессалии. Пять долгих лет я была хуже, чем в рабстве. И я... я необратимо изменилась.

— Тебя хотели сломать...

— Хуже! Я стала ламией, Калисто! Пьющей кровь тварью! — вскликнула я, показав клыки. — И останусь такой навечно.

Ламии... мифические чудовища, которыми пугают детишек, вампиры, которым нет места среди людей.

Но Калисто никогда не отличалась суеверием. Я не видела страха в ее глазах, скорее облегчение от того, что я жива и вернулась. Она прошлась по комнате, снова вернулась на кровать, что-то обдумывая, и, наконец, сказала:

— Возможно, так Артемида захотела дать своей дочери шанс спастись. Расскажи, как все было.

И я рассказала со всеми подробностями, не утаив ничего. А когда закончила, она лишь уверилась в своей версии:

— Видишь, Артемида отказалась взять твою жизнь, она вернула ее, наградив тебя новыми силами и волей к побегу. Да, именно так мы всем и расскажем.

— Даже если так. Все равно, я опозорена. Полемарха, попавшая в плен... Это позор, смываемый только кровью. И я готова принять и суд, и наказание, — я смиренно опустила голову.

— Так ты что, вернулась, чтобы просто достойно принять смерть в стенах Фермоскиры? Может, тебе это и кажется хорошей идеей, но мне — нет! Я не хочу, едва обретя тебя, сразу же потерять снова!

— Но сестры не простят мне такого позора!

— Позора... позора... Это еще как поглядеть. Может, ты благословенная самой Артемидой?

— Что ты задумала, Калисто?

— Я не допущу суда над тобой! — царица вновь заходила по комнате, рассуждая на ходу. — Я завтра представлю тебя всем и возвещу о твоем чудесном возвращении. После такого тебя не посмеют судить. Возможно, подвергнут испытанию Десяти. Ты сможешь выдержать десять схваток подряд?

— Думаю, да. Моя сила значительно возросла.

— Отлично. А Священная наc поддержит. Хотя все знать ей не обязательно.

— Ловко. Ты будто долго разрабатывала этот план.

— Просто, наверное, я никогда не верила в твою смерть, хотя многие старались меня в этом убедить.

— И что теперь будем делать?

— Ну... в первую очередь тебе нужно выкупаться. Утром ты должна походить на благословенную богами воительницу, а не на беглянку. Идем в купальню.

— А если кто-нибудь заметит?

— Кто? Рабыни? Кому интересно их мнение! Идем, а то на тебя смотреть страшно! Идем же, я тебе помогу, — и царица втолкнула меня в соседнюю комнату.