...Ясное дело, огнемет, императорские грамоты, и прочее, что могло выдать в троице шпионов, было оставленно на хранение в ставке. С помощью тайной службы Стратига, троица компаньонов добралась до границы владений ромеев, быстро и безо всяких проблем. И вот, — граница. Башня ромеев осталась позади. Дальше — земля муслимов. И их башня — такая похожая, и такая чужая.
Все трое шли пешком. Судя по древнему плану, на котором был нарисован языческий храм, — тот находился в предгорье, где от животины будет мало толку. Кроме того, лошади не вписывались в разработанный с помощью тайных послухов стратига план прохода. Сторожевой пост муслимов, меж тем, становился все ближе. Скоро придется проверить — хороший ли вышел план... Брод был мелкий, Федор шел, даже не снимая высоких сапог, вода лизала ноги где-то на икрах. Монахи, в своих священнических одеждах, шли подняв подолы одеяний, и забросив связанные ботинки себе на шею.
Федор выбрался на берег, подождал, пока святые отцы переобуются, и все трое пошли дорогой по отлогому берегу к муслимскому посту. Впереди теперь шагали Парфений и Окассий. Федор же шел за ними. Так было нужно по легенде.
Дорогу охраняло двое муслимсих стражей. Чернявые, с копьями и небольшими круглыми щитами. Лица их несли на себе неуловимый отупляющий отпечаток долгого и скучного дежурства. Но на пришельцев оба реагировали по-разному. Младший разглядывал подходящую троицу с интересом — как какое-никакое лекарство от скуки. Старшему, судя по выражению лица опостылел весь мир, и ничего интересного от троицы он не ждал.
— Кто? Куда? зачем? — На ужасном греческом спросил старший. Одновременно опустив конец копья ближе к земле, перпендикулярно дороге, что должно было изобразить барьер.
Парфений смиренно выступил вперед.
— Мир тебе, воин. Мы божьи люди, священники.
— А он? — кивнул страж не Федора. — У него вид не божьего слуги, но воина.
— Это наш охранник, которого мы наняли для путешествия. На дорогах, как всегда, неспокойно. Есть те, для кого ничего не стоит обидеть божьих людей.
— Так откуда вы?
— Мы прибыли сюда из города Книн.
— Откуда?..
— Это на побережье средиземного моря, в Далмации.
Судя по выражению лица воина. Не сказать, что это ему что-то пояснило. Но одно он уловил — пришельцы едут издалека.
— Зачем вы приехали?
— До города нашего дошла слава о великом муслимском богослове, — Чавли Нур-ад-Дине, что ныне живет на вашем острове в этих местах. — Благостно-спокойным тоном продолжил Парфений.
— Вы знаете о алиме Чавли? — Вмешался в разговор молодой страж.
Федор подумал, что искомый Чавли, здесь фигура известная.
— Да, сын мой. — Кивнул Парфений. — Даже до наших мест дошел пламенный глас этого человека.
— И... зачем вы приехали?
— Мы прибыли, чтобы встретится с Чавли и испытать крепость его и нашей веры — богословским спором.
— Вы что, с ума сошли неверные?! — Искренне поразился старший страж, с которого разом слетела вся скука. — Прекращайте есть гашиш! Как можете вы пытаться убедить в ваших христианских глупостях такой столп веры — как алим Чавли?! Вы совсем потеряли стыд и различение, безумные алу-с-салиб!50
— Не горячись сын мой, — смиренно сложил руки Парфений. — И не ругай христиан. Ведь сказано в Коране — "ты, конечно, найдешь, что самые близкие по любви к уверовавшим те, которые говорили: — "мы — христиане!"".
— Там правда так ска?.. Э... Ты что, читал священный Коран? — Поразился страж.
— Разве мог я пройти мимо великой книги, в которой содержится божественная мудрость? — Поднял очи горе Парфений. — И я нашел в Коране еще и такие слова: — "Не одинаковы они, — среди обладателей писания есть община стойкая: они веруют в Аллаха, совершают одобряемое и удерживаются от неодобряемого. Они спешат друг перед другом в совершении благого; они — праведники". Если сам пророк Мухаммад, — печать пророков — Различал среди христиан достойных людей, — может и тебе не мерять нас всех одной меркой, сын мой?
Стражи переглянулись.
— Первый раз вижу такое чудо — христианин, читающий священные арабские письмена. Что скажешь, Юсуф?
— Аллах велик! Он и неверного может обратить к истине.
— Идите! — Отдернул с дороги свое копье стражник. — Вы на правильном пути! А услыхав вживую Чавли Нур-ад-Дина, — верю — вы оба вернетесь уже настоящими правоверными!
— Спасибо вам, дети мои, — Парфений простер длань к стражникам. — Путь к Богу — как путь к вершине. К нему могут вести разные пути. Я ищу сират аль-мустаким — путь прямой. Ищите и вы его неустанно.
— И вам удачи в пути, божьи люди — поклонились стражники.
— Прошло легче чем я думал, — Заметил Федор, когда они порядком отошли от башни. — Молодец Парфений. Ты поразил их. И меня, признаться, тоже.
— Ты и правда читал ихний Коран? — поинтересовался у Парфения Окассий.
— Конечно. — Кивнул Парфений. — Как же бороться с заблуждениями, если не знать их корень?
— Мда... Ты еще более ученый человек, чем я, — задумчиво проговорил Окассий. — Я изучал лишь дела нашей матери-церкви, а ты... С таким разнообразием интересов, ты либо станешь церковным иерархом, либо... кончишь ссылкой в отдаленный монастырь.
— Аллах велик, — скупо улыбнулся Парфений. — всякая вещь в руке его.
* * *
Путь к храму занял несколько дней. Сперва компаньоны передвигались по холмистой равнине, затем, свернув от обжитых мест, направились на взгорье. Метки, которые Федор перенес на карту острова с древнего документа, были точнейшие. Древний составитель сделал все, чтобы человек читающий карту не заблудился, и легко нашел дорогу. Федор знал карту. Легко нашел путь. Обнаружил все указанные приметы, и вывел компаньонов на место.
Храма не было.
Уже несколько часов трое спутников рыскали по каменистому предгорью, на высоте, где зелень травы уже начала уступать место камням. Оставив мешавшие рюкзаки расходились от них поисковыми кругами. Храма не было. Наконец, устав остановились посоветоваться.
— Все ориентиры здесь! — Ярился Федор. — Я стою лицом на восток. Справа утес. Внизу вид на лощину меж двух холмов. Где этот древний языческий сарай?!
— Может быть... — Дипломатично начал Окассий.
— Не может! — Отрезал Федор. — Я не ошибся.
— Может быть, это не те ориентиры? — Все же договорил Окассий. — Бог сделал природу богатой, у неё много утесов и холмов.
— Место то. — Упрямо повторил Федор. — Не знаю в чем дело.
— Прошли сотни лет, — вступил в разговор Парфений, утирая пот со лба. — Греховодное святилище язычников наверняка было разрушено добрыми христианами. Камни могли пойти на строительство новых домов.
— Здесь рядом нет деревень. — Заметил Федор. — Вон, только пастух внизу отару пригнал, бог знает откуда...
— Даже если рядом нет жилья... — Пожал плечами Парфений. — Если храм был красив, имел колонны, его камни мог заказать перевести на свою землю какой-нибудь местный богатей-динат. Это может быть за десятки, а то и сотни стадиев отсюда. Еще когда мы плыли к острову, я думал о таком варианте.
— Что же не сказал — если думал? — Ворчливо спросил Федор, утирая пот.
Солнце шло на закат, но все еще припекало так, что он привесил шапку, шлем к ремню, подставив ветру волосы.
— Не хотел раньше времени каркать — объяснил Парфений.
— Ну да, зато вот сейчас — как лучник в яблочко!.. — буркнул Федор.
Окассий передвинул свою широкополую шляпу ближе к затылку.
— Даже если бы храм растащили. Должно было что-то остаться. Остатки фундамента. Камни, которые треснули, когда их выдирали из раствора... Большие здания не исчезают просто так.
— Ты, смотрю, прям специалист по разборке храмов, — Покосился Федор.
— Я же бывал в Риме, — улыбнулся Окассий. — Там полгорода — старые имперские развалины. Трудно уничтожить то, что сделано со старанием... Нет, мы где-то ошиблись. Может быть, ошиблись еще те — древние картографы. Самый простой путь — это спуститься обратно вниз, и спросить во-он того пастуха, что пасет стадо. Он местный, и наверняка что-нибудь видел, что-нибудь знает.
— А как мы объясним ему наш интерес к старому храму?
— Никак. Посулим серебряную монету. Покажет где храм — дадим.
— Да? — Пожевал губу Федор. — А если он потом отправится в свою деревню, протреплется про нас. А муслимские власти возьми и заинтересуйся, — кто и зачем тут ищет старые развалины?
— Не потреплется, — благостно улыбаясь пообещал Окассий. — Заодно и монету обратно возьмем...
— Да ты что! — Отшатнулся Парфений, когда сообразил, о чем говорит другой монах. — Он же невинная душа.
— Значит, воспарит прямо к Господу. — Пожал плечами Окассий. — Всю жизнь пас овец, и сам агнец божий.
— Да ведь это грех!
— На службе святого престола с меня все грехи отпустятся. — Сощурил глаза Окассий. — Главное выполнить приказ папы. Не тревожься, Парфений. Тебе не придется марать руки. Я сам все сделаю. — Монах повернулся к Федору. — Пойдем, спросим?
Федор замялся. Воину к крови не привыкать. Но то в бою... В убийстве селянина чести не было. Но был долг. И он не знал, что ответить на испытывающий взгляд монаха.
— Да что ты будешь делать... — Шикнул он, пытаясь как-то отсрочить ответ Окссию, и чувствуя поднимающееся раздражение. Федор хлопнул себя ладонями по широким штанам, крепко топнул сапогом, и сплюнул. — Это ведь должно быть самое место! Дьявол меня забери!!!
Всяк добрый христианин знает, — нельзя поминать нечистого. Дьявол услышал Федора. Земля под гвардейцем разверзлась, и поглотила его сразу почти до пояса. Федор почувствовал, как кто-то тянет его вниз, в адское пекловище. Руки его тоже провалились, дьявол сдавил их, не давая шевельнуть плечами. От полного исчезновения его спас только рюкзак, который застрял на поверхности, и сдавил лямками плечи.
— Свят-свят! — Завопил с округлившимися глазами Парфений, отступая от Федора, и крестясь с такой скоростью, с какой ветренная мельница крутит своими лопастями.
— Ваде ретро, дьяболис!.. — Испуганным медведем ревел Окассий, пятясь задом и пытаясь загородится зажатым в дрожащей руке нагрудным медальоном с крестом. — Отыди нечистый!..
Пастух внизу услышал вопли, и приложив руку уставился на драму, происходившую на предгорье. Овцы его тревожно заблеяли, и начали разбегаться.
— Господь, ты щит мой... — дребежжащим голосом лепетал Окассий, вертя головой, и уже рвануть подальше отсюда.
— Руку!.. Дайте руку, ироды!.. — Просипел Федор, глядя на пятящихся от него святых отцов.
Рюкзак Федор тем временем надавил ему на затылок, так что едва не свернул шею, и видимо, умялся — потому что Федор почувствовал, как что-то хрустнуло, окончательно провалился, и увидев молниеносно промелькнувший перед глазами срез земли и камня, с воплем полетел во тьму адских вертепов.
Падение в ад оказалось значительно короче, чем можно подумать. Федор не успел еще как следует завыть, как уже шлепнулся на свой щит и рюкзак, спиной ощутив все заложенные в него запасы. Воздух с шумом вышел из его расплющенной груди, и он забарахтался во тьме, как перевернутая на панцирь черепаха.
— Х-аааа... — Выдохнул Федор, ощущая только боль, и не видя ничего, кроме висевшего где-то над ним размытого светового круга.
Через некоторое, довольно долгое время, — в световом колодце над Федором появилось два перекошенных страхом лица.
— Не стоит, не стоит нам туда глядеть — донесся сверху дребезжащий голос Парфения. — На это место ступило копыто нечистого. Бежим отсюда, дорогой брат! Спасем наши бессмертные души.
— Да, но что же мы скажем нашим первоначальникам? — Возразил подавленным полушепотом Окассий.
— Правду! Солдат был не сдержан на язык. И нечистый прибрал его! О, помилуй Господь! Я кажется видел, как огромная лапа, вся покрытая черным волосом, высунулась из земли, и утянула гвардейца в преисподнюю!..
— Я тоже видел что-то такое. Вот и дыра в земле...
— Дыра в самый ад!
— Мизерере меи, Домини!..
— Смилуйся над нами Вседержитель!
— Уйдем, уйдем отсюда братец. Пока из этой дыры не вылез легион бесов, и не утянул нас вослед за греховодным солдатом!..
— Но наши иерархи... Мы видели все собственными глазами. Но поверит ли мне святейший папа? Не спросит ли за гвардейца ваш император? Хоть бы осталось какое доказательство, чтоб можно было взять с собой. Хоть бы след бесовского копыта, чтоб я мог вырезать его из земли, и отвезти его в Рим...
— Не вздумай ничего брать с проклятого места, если дорожишь своей бессмертной душой!
— Но...
— Уйдем! Уйдем же! — Горячечно надрывался Парфений. — Я подтвержу, что мы видели под любой присягой, и даже под пыткой! С самого начала я был против безумной идеи искать бесовский языческий храм, и говорил о том патриарху... Я согрешил, склонившись перед волей первоначальников. Вот плата за нечестие! Сам господь дал знак. Попустил, чтобы диявол забрал солдата!
— Ты прав...
— Поистине! Предупреждение всем правителям земным, и церковным иерархам! Идем же. Очистим наши души молитвой. Помянем и грешного солдата, которого черти пекут в аду.
— Да, идем. Только держись за крест, да не оборачивайся к этой дыре спиной...
Распятый во тьме Федор, несмотря на боль, почувствовал прилив злости. Он уже считал попов почти что товарищами. Просил дать руку. Не протянули. Зато теперь готовы за него помолиться.
— Сволочи! Чтоб вам!.. — выдохнул он.
— Чу! — Взбледнул лицом наверху Парфений, хотя казалось, что дальше и некуда. — Я слышу глас. Бесы снова лезут на божий свет!..
— Нет, — Повернул ухо Окассий. — Мне послышалось... Не голос ли то Феодора?
— Точно. Он ругает бесов. Черти мучат его так, что слышно и отсюда!
— Окассий!.. Парфений!.. — Простонал Федор. — Трусливые мерзавцы!..
— Солдат в аду ругает нас, — сообразил Окассий. — И то, все так быстро случилось, — мы даже не попытались помочь ему. Но все случилось так внезапно...
— Земля почти мгновенно поглотила его.
— Никчемные вы ущербаны!.. — Преодолевая боль в груди, изрыгнул Феодор.
— Может... Солдат еще не в аду? — Предположил Окассий. — Может, этот лаз настолько длинный, что его еще только тащат в бездну?..
— Да никто меня никуда не тащит. Вы, попы-рукопопы! — Федор наконец отдышался. Я тут... валяюсь под вами...
— Федор? — Недоверчиво переспросил Окассий.
— Ну а кто?!.
— Ты... жив?
— Кажись жив.
— Может, Федор уже глубоко в аду. — Встрял Парфений. — А это какой-то бес подражает его гласу, чтобы заманить нас?
— Парфений, — Рявкнул Федор, выпутываясь из лямок рюкзака. — Ради господа нашего — Иисуса Христа и матери его заступницы приснодевы — прекрати нести чушь. А то я тебе нос сверну набок.
— Федор! Жив! — Обрадовался Окассий. — Значит черти не утащили тебя?
— Здесь нет никого, — буркнул Федор. — Только я... Вроде бы...
— А ты где?
Федор огляделся вокруг, но увидел лишь какие-то смутные разводы. Заходящее солнце, бившее в дыру по касательной, уже давало слишком мало света. Ощущение, надо сказать, было неприятным. Тьма давила. Черт его знает, что в ней таилось. Может, и правда, демоны... Сейчас вот откроются во тьме сатанинские буркала... Федор на всякий случай вытащил из ременной петли на поясе свой молот-клевец.
