— Спасибо тебе за всё. Если бы не твоя помощь и поддержка я бы ещё долго валялся у них под ногами.
Порт Тртнвиля встретил в приподнятом настроении и, что не мало важно, в абсолютно рабочем состоянии, точно также, как и все остальные члены нашей микро флотилии. Жилые кварталы, нового для меня города, в отличии от Рутенвиля, расположились в огромной низине, плавно перетекающей в камышовые заросли полноводной реки и поэтому с воды мне не удалось разглядеть ни этажность построенных здесь домов, ни их размеры. Остались скрыты от моего глаза и габариты всего поселения. Впрочем, для того чтобы сообразить, что город огромен, хватило и беглого взгляда на приближающиеся, со скоростью гребка, многочисленные причалы, далеко убежавшие от берега и на количество судов, плотно примостившихся возле них. Если в этом месте порт растянулся не меньше, чем на полтора километра, то явно всё остальное превышает его размеры в разы. Я мог с любопытством первооткрывателя разглядывать открывшуюся моему взору картину ещё очень долго, вплоть до того самого момента, как наше плав средство встретится с одним из причалов, но резкий окрик рулевого заставил заняться другим делом.
— Пять сотен — громко выкрикнул я в ответ, на вопрос о расстоянии до берега, указывая его в местных мерах длины, что соответствовало примерно трёмстам нашим метрам.
— На раз! — приняв от меня информацию, громко отдал распоряжение гребцам человек сидевший у руля нашей допотопной "шхуны" и те тут же прекратили ворочать свои огромные палки, и подняли их над водой.
Примерно секунд через двадцать рулевой, опять поинтересовался у меня о расстоянии:
— Сколько?!
— Четыре сотни тридцать — ответил я ему наугад, так как понятия не имел, какое количество метров мы преодолели за прошедшее время.
Вот же угораздило поменяться с Братеком местами, левый борт всё время плавания был его и отвечать на каверзные вопросы капитана, согласно штатного расписания, должен был бы мой товарищ. А всё моё чрезмерное любопытство.
— Раз! — раздалась команда с кормы и гребцы, опустив вёсла, сделали один мощный гребок.
— Раз! — снова выкрикнул старший и корабль дёрнулся вперёд с новой силой.
Мне пришлось ещё восемь раз отвечать на вопросы рулевого, хотя зачем он меня спрашивал о расстоянии, разделяющем судно от одного из причалов, я так и не понял. Ему же с кормы всё видно не хуже моего. Возможно, он это делал для того, чтобы было на кого списать свою ошибку при причаливании, если не дай бог она произойдёт, а может мужику просто скучно было, и он так веселился. Кто его знает, этого хмурого бородача, чего ему там в голову нестриженую взбрело. Как бы там ни было, но вскоре, с помощью моего глазомера, левый борт нашего усталого кораблика мягко ткнулся в невысокий, деревянный настил причала и экипаж дружно загудел, приветствуя окончание долгого, а для меня так ещё и неимоверно тяжёлого, похода.
Расслабиться и насладится моментом команде не удалось. Не больше двадцати минут мы, широко улыбаясь друг другу, топтались на берегу и рассматривали стоящие рядом лодки, и мелкие судёнышки, а затем, вместе с посыльным пришедшим с корабля, где находился хозяин всего того добра, что благополучно добралось в этот город, пришла команда: "Приступить к разгрузке", чем наш экипаж, включая и охрану, немедленно занялся.
Нудное действо длилось до самого вечера, прерываясь единожды на короткий перекус, но освободить судно полностью от товара нам так и не удалось. Количество транспорта, предназначенного для перевозки груза, было ограниченно, а его скоростные возможности не шли ни в какое сравнение с тем табуном, что прятался под капотом моего автомобиля, затерявшегося где то на просторах родной земли. Закончили с перетаскиванием хрупких предметов уже в сумерках, незаметно окутавших сначала водную гладь, а затем распространивших своё влияние и на примыкающую к ней твёрдую поверхность. Я тяжело выдохнул, после долгожданной команды прекратить разгрузку, аккуратно поставил кувшин средних размеров на солому, густо наваленную на телегу с высокими бортами и тихо высказался по русски:
— Ну наконец то. Сдохнешь тут от вашей работы.
Вроде бы обычное перетаскивание предметов средней тяжести отняло у меня столько сил, что ближе к закату я еле передвигал свои, ещё не совсем восстановившиеся от укусов мелких тварей, ноги. Небольшого перерыва и скудного обеда мне явно не хватило чтобы чувствовать себя уверенно, и ничего в этом нет удивительного, если припомнить, что со мной творилось ещё несколько дней назад.
— Братек, ужином нас, когда кормить будут? — спросил я проходящего мимо приятеля, выглядевшего так, будто он и не таскал вместе со мной эти распроклятые тарелки, и миски с кувшинами.
— Не знаю, но думаю скоро — ответил мне товарищ, приветливо улыбнувшись.
— Скорее бы. У меня сил совсем не осталось — со вздохом выдавил я из себя и уселся на широкие доски причала, напротив нашего, ещё на половину полного, корабля.
Что то совсем перестаёт мне нравиться моя теперешняя работа. Отдохнуть толком не дают, кормят плохо, пахать заставляют везде, где посчитают нужным, а про условия проживания на судне и заикаться не стоит, моё лицо ещё долго будет говорить окружающим на сколько они ужасны. Да ладно бы платили за весь этот кошмар хорошо и вовремя. А так, что получается? Как работать на две ставки — это будьте любезны, а как деньги выдавать — подождите.
С ужином у меня опять получилось не так, как хотелось. Толпа потопала в местную забегаловку, расположившуюся где то на при портовых просторах, без нас с Братеком. Нам было оказано высокое доверие, и мы остались охранять хозяйское добро, пока остальные будут набивать свои желудки свежеприготовленными деликатесами. Дело, конечно, почётное, но радости от него я отчего то никакой не испытываю.
— Слышь, Братек! — крикнул я своему приятелю, глядя на спины уходящих на ужин людей. — Когда нас с тобой сменят?
— Не знаю. Думаю, пока не наедятся и не напьются вдоволь, за нами никто не придёт — ответил он, зло поглядывая в туже самую сторону.
— Весело — тихо обрадовал я себя и снова спросил у соседа: — А может я тогда пройдусь немного, посмотрю, что тут вокруг творится? Когда ещё такая возможность представится? Один здесь справишься?
— Сходи — спокойно ответили мне, — но не на долго и не далеко. Хозяин не любит, когда его люди без дела болтаются.
— Это я уже понял — сказал я, выпрыгивая на причал и проходя мимо товарища, занявшего оборону на соседнем кораблике, бросил ему: — Не волнуйся, вернусь быстро. Одна нога здесь, другая там.
Пока приятель переваривал мою последнюю фразу, я успел покинуть деревянный настил и выбраться на мощённую разнокалиберными камнями сушу. Несмотря на опускавшуюся на город темноту работа в порту идёт полным ходом. Самые нетерпеливые продолжают вывозить товары в сторону города, кому то приспичило загружаться на ночь глядя, у кого то, также как и у нас, рабочий день уже закончен, и он спешит домой, на ужин. Подумав о еде, сглотнул тягучую слюну и тяжело вздохнул, жрать хочется нестерпимо. Пропустив пару огромных, двух колёсных телег быстрым шагом преодолел широкую проезжую часть и вразвалочку, делая вид, что прогуливаюсь, пошагал в сторону видневшихся впереди невысоких, каменных построек. Может там торгуют чем нибудь съестным? Купить я конечно ничего не смогу, в моих карманах, как и прежде, гуляет ветер, но просто посмотреть на продукты мне никто запретить не может. Ближайшее здание мало походило на пищеблок, оно больше напоминало комендатуру или таможню. Возле него толпились люди с оружием, в прекрасно подогнанных кожаных доспехах и быстро разговаривали между собой на незнакомом мне языке. О том, что этот мир населён людьми, общающимися между собой на разных языках, я узнал ещё в порту Рутенвиля, там приезжие моряки и торговцы иногда ругались по своему, но слова услышанные мной сейчас не имели ничего общего с теми гортанными звуками. Эти были более певучие и количество гласных в них было достаточным, чтобы не каркать, как ворона, выпуская слова на волю. Стараясь не привлекать к себе внимания вооружённых людей быстро проследовал мимо. Оружия при мне нет, оставил его на корабле, да и не думаю, чтобы оно мне помогло, в случае чего, с моим то умением обращаться с широким клинком. Следующий домик, к которому меня привело чрезмерное любопытство, был заперт на огромных размеров замок, похожий на те, что использует мой хозяин у себя дома, поэтому его я оставил позади нисколько не сожалея об этом. Шагов через пятьдесят ноги привели меня к развилке дорог, одна из которых была широкой и вела, по всей видимости, в город, так как по ней ехало несколько телег и шагало человек десять усталых тружеников, а та, что была уже, плавно поворачивала направо и извиваясь шла вдоль берега. По ней то я и решил прогуляться, посчитав, что причин сделать это вполне достаточно. Дома, стоящие в ряд у обочины этой дороги, освещались кострами и факелами, так как к этому времени сумерки плавно перетекли в ночную мглу, а ещё оттуда доносились громкие голоса, позволявшие сделать вывод, напрашивающийся сам собой — там весело, и наверняка, сытно. Не станут люди так громко смеяться, после тяжёлого трудового дня, на пустой желудок. С надеждой на то, что и мне удастся каким нибудь боком прислониться к этому веселью, я быстро зашагал по тёмной мостовой.
Интуиция меня не подвела, метров через триста мои усталые ноги достигли целого комплекса заведений, предназначенных обеспечивать человечество горячим питанием и хмельной жидкостью. Огни, издалека казавшиеся мне маленькими костерками, при приближении оказались огромными кострищами, облизывающими своими длинными, извивающимися языками здоровенные туши домашних животных, висевших на массивных вертелах. Часть их, сидящие неподалёку от огня люди, уже успели обглодать и, надо думать, благополучно переварить в своих желудках, но и для вновь прибывших проблема остаться голодным не стояла. Запах от висевших над жарким пламенем поросят и барашков доносился обалденный, и я, словно бродячая собака, плохо соображающая чего она делает, двинулся на него. Шёл словно зомби и казалось вот-вот достигну того момента, когда смогу протянуть руку, и оторвать от хряка кусок прожаренного мяса, который тут же запихаю себе в рот, но меня остановил громкий окрик, донёсшийся до моего разума откуда то снизу.
— Куда прёшь, баран?! Твоё место ещё не освободилось!
Если бы не дружных хохот, последовавший вслед за, без сомнения правильно, переведённым мной высказыванием, я бы не обратил на него никакого внимания и прошагал бы дальше к костерку и жарившемуся на нём окороку. Однако ржание было на столько мощным, что оно сумело полностью перебить поглотивший моё сознание запах и замедлить скоростное выделение слюны. Остановившись я внимательно посмотрел на мужичка, вызвавшего всеобщее веселье. Найдя в темноте его прищуренные глазки улыбнулся им и поддерживая настроение сидящих прямо на земле людей, неожиданно для себя сказал в ответ:
— Твоя козлиная борода больше подходит для того, чтобы её, как следует, поджарили.
Возникшая в голове нервозность не позволила мне правильно расставить ударение, в некоторых словах, а часть из них, из-за моего плохого произношения он, возможно, и вовсе не разобрал, но общий смысл высказывания человек, наверняка, понял и моментально среагировал на него, резко вскочив на ноги.
— Чего пыжишься, титька тараканья. Лопнешь... — процедил я сквозь зубы по русски, посматривая на убогое, неимоверно худое создание мужского рода, нагло смотревшее на меня снизу вверх.
Неизвестно откуда взявшаяся яркая вспышка, миллионами искр ослепившая мои глаза, остановила перевод красочного выражения на местный язык в самом зародыше. Тело вдруг потеряло равновесие, сознание померкло, успев напоследок выдать предположение о том, что со мной происходит голодный обморок и я, почувствовав небывалую лёгкость, стал заваливаться на бок.
Глава 11
— Да, что за! — выругался я открывая глаза и придвинул правую ногу, самостоятельно выдавшую пируэт в воздухе, обратно, ближе к туловищу.
Тьма, плотно окутавшая близлежащее пространство, недвусмысленно говорила о том, что на улице глубокая ночь, а плеск воды и мелкие брызги, приносимые порывами ветра, успокаивающе намекнули о моём месте положения.
— Приснилось, наверное, чего то страшное? — подумал я и для того, чтобы снова поймать внезапно прерванный сон, попробовал повернуться на другую сторону.
Взрыв в затылочной части головы совпал с очередным, самопроизвольным дёрганьем правой ноги. От резкой, нестерпимой боли у меня брызнули слёзы из глаз и напрочь исчезло желание немедленно разобраться с поведением нижней конечности, а непонимание причин возникновения того и другого, заставило замереть в процессе манёвра.
— У-у — вырвался из моей груди еле слышный стон, больше похожий на вой, напугавший меня не меньше всего остального.
Не дыша и не шевелясь пролежал в позе окоченевшей кошки не меньше минуты, каждой клеткой ощущая неимоверную тяжесть в голове, и ледяной страх намертво сковавший тело. Странно, но нехватка кислорода в лёгких почти не ощущалась.
— Может я умер? — выдал очередную мысль, замеревший в ожидании чего то ужасного, напуганный мозг.
Попробовал вернуть корпус в первоначальное положение. Медленно повернул его на несколько сантиметров влево. Хуже не стало, хотя и лёгкости, ощущаемой при внезапном пробуждении, тоже уже не наблюдалось.
— Нет, если бы я помер, то ничего бы вообще не чувствовал — успокоил я себя, но почти сразу же вновь напрягся: — Да откуда тебе знать, чего ощущает человек после своей смерти? Может ты в аду, где тысячу лет будешь страдать от нестерпимой боли.
Правая нога опять зашевелилась, выворачивая ступню в неестественное состояние, и чтобы выровнять её положение я был вынужден резко закончить ранее начатое движение возврата.
— Да, что же это такое? — позволяя ледяному холоду завладеть своим, гулко стучащимся в виски сердцем, задался я очередным вопросом, дыша так тяжело будто пробежал десятку с полным боекомплектом.
Постепенно, привыкая к тупой боли в голове и смирившись с извращённым поведением одной из ног, взял себя в руки, и успокоился. Воспользовавшись принципом разделения проблем, перешёл к изучению причин, вызывающих в моём теле такие странные явления. Аккуратно ощупал лицо и часть, продолжавшей гудеть словно церковный колокол, головы, ту, что не вызывала особой тревоги. Затем, сжав волю в кулак, приступил к обследованию затылка, уменьшившего параметры боли после возвращения его в положение — "до пробуждения". Мои пальцы лишь слегка погладили волосы в том месте, откуда вяло струилась боль, а перед глазами уже всплыли воспоминания, за которыми, как не старался, обнаружить ничего больше не сумел.
— Это, что же получается? Пока я играл в гляделки с этим доходягой, кто то мой кумпал сзади приласкал? — цепляясь за конец логической цепочки, пробормотал я и продолжил свои умственные изыскания, но уже в форме внутренних размышлений. — А каким образом меня на корабль занесло? Не мог же я в отключке столько протопать? Стоп! А кто сказал, что я на корабле? Так вода же о борт плещется. Ну и что?
