Приспособленец

— Заносите вещи в дом, и не забудьте связать этого придурка.

Схватив сумки я затащил сумки в дом и свалил их у входа:

— Не может быть! Вы! При Вашем человеколюбии и при таких агрессивных действиях, направленных на вас, и Вы оставили его в живых!? Я не верю своим глазам! По моему вы слегка... мммм... — я сделал вид, что подбираю слова, — ...стали сентиментальны?

Весь этот бред я проговаривал, пытаясь запеленать, дергающегося в моих руках парня, примерно моих лет. Кусок алюминиевой проволоки не совсем подходил для этой цели, но я справился. Т.С. всем своим видом выражало неодобрение, да и плевать, мы нужны друг другу. По крайней мере сейчас.

Я затаскиваю его внутрь и устало выпрямляюсь, на меня кто-то кидается. Я успеваю отпихнуть белое привидение, быстро выпрямляюсь и застываю. Бледная красавица дрожащим голосом говорит мне:

— Руки вверх.

Все бы ничего, только в руках у неё ружье, по ходу старое. Вот странно, сейчас я не вспомню лица этой девушки, а вот потертое воронение и чуть сбитую набок мушку помню отлично.

— Тихо, красавица, тихо — успокаивающе говорю я, медленно выпрямляясь и показывая пустые руки.

Мне почему то спокойно, я не верю, что она выстрелит. Вернее так — я не верю, что я могу умереть. Я свыкся с мыслью, что я могу умереть с голода, меня может пристрелить человек в форме, но вот так... от рук женщины... Все это похоже на квест в игре, когда ты стреляешь стоя навскидку из противотанкового ружья и после этого бежишь дальше.

— Мишенька! Миша! — навзрыд кричит она, впрочем не отводя от меня стволов.

Сзади меня гремит очередь, в потолок. Барышня взвизгивает , дергается, я приседаю, но успеваю перехватить двустволку из рук бледной красавицы.

Пыль с потолка, запах сгоревшего пороха и дым.

— Спокойно, спокойно, — говорю я, толкая её к стене.

Наконец-то заходит старуха Шапокляк, с автоматом. Оценивающий взгляд Т.С. мне не понравился сразу. Она как то нехорошо оглядела небольшое помещение. На побледневшую девушку, инстинктивно загораживающую собой ребенка; на косматую старуху с остановившимся взглядом и на извивающееся тело у моих ног. Меня начинает трясти. Отходняк. И чем больше я стараюсь успокоиться, тем больше меня колотит. Т.С. думает, по прежнему оглядываясь вокруг.

— Они не остановятся, — сказал я, тяжело дыша. — Они начнут обшаривать дом за домом.

— Я знаю, — все это совершенно безжизненно.

— Раздевайтесь! — командует она бабке и тут же мне, — и ты тоже раздень этого.

Нисколько не стесняясь, Т.С. скинула блузку, а я в смущении отвернулся — ладно бы еще молодая была, а то ведь старуха. Но я не успел додумать до конца эту мысль, как меня с табурета снес достаточно сильный подзатыльник. Поднимаясь с пола, я возмущенно сказал:

— Я не подсматривал!

— Это то и плохо, — спокойно сказала Т.С., продолжая переодеваться. — Вот таких стеснительных да благородных и убивают в первую очередь.

— Так что, мне в упор надо было на вас смотреть, — возмущенно спросил я, тем не менее чувствуя ее правоту.

Она не отвечает, а я слежу за скидывающем одежду парнем и бабкой. Т.С. переодевается в бабкины шмотки, а я — паренька. Эти двое стоят напротив нас и переминаются с ноги на ногу. Молодая мамаша с ужасом смотрит на нас. Ободряюще улыбаюсь ей и начинаю говорить, что то вроде того, что мол не бойтесь, мы скоро уйдем, но вдруг её глаза округляются, она громко кричит, я поворачиваюсь и вижу как Т.С. бьет вилами парня стоявшего напротив входа. Завывшая косматая бабка, птицей летит в мою сторону, протягивая крючковатые пальцы. Оттолкнув девушку за спину, я на инстинкте всаживаю ей в живот с двух стволов.

Девушка визжит, ребенок орет, я в ступоре — это уже слишком, второй человек за час, причем не бандит, не военный, а простая бабка. И если в первый раз это было на уровне игры, то сейчас липкий запах крови давит на мозги. Т.С. командует:

— Держи её крепче.

Я не готов подчиняться, но женщина этого не знает и со всей силы бьет меня растопыренной пятерней по лицу, царапины моментально набухают. Я бью в челюсть и хватаю за руки, она изворачивается и шипит как кошка. Она пытается лягаться, кусать, использует весь свой арсенал, но я держу крепко. Т.С. подходит к кроватке и приставляет к ребенку автомат:

— Если ты будешь послушна, то сможешь спасти хотя бы свою жизнь и жизнь ребенка.

* * *

Они ввалились минут через десять после стрельбы. Все сноровисто и быстро осмотрели, а сейчас занимались тем, что вытаскивали окровавленные тела на улицу. Меня уже допросили, Т.С. тоже, женщина была в невменяемом состоянии, поэтому они бросили это занятие после трех безуспешных попыток. Я держал на руках ребенка, внимательно рассматривая вошедших. Знакомые сырые прорезиненные плащи из комплекта ОЗК, сапоги в комьях грязи, затаптывающие еще совсем недавно чистые половички. Видимо заметив, что я поморщился и проследив за моим взглядом, главный скомандовал:

— Трое остались, остальные, шумно топая сапогами, вышли.

— Спасибо, — слабая улыбка мелькнула на лице Т.С., — сами понимаете, на улице грязновато, а у нас ребенок маленький.

Она с нескрываемой нежностью, посмотрела в сторону "внука". Прерывисто вздохнув, она продолжила:

— Ладно хоть изверги эти с нами сделать ничего не успели, спасибо вам, солдатики, — видно было, что слова эти бальзамом на сердце упали их главному.

— Да, что вы, мамаша, — смущенно промямлил он, — не стоит благодарности.

Большая фотография, на которой улыбалась счастливая семья, и знакомыми на ней были лица молодой женщины и "преступников", которых сейчас сваливали в кузов грузовика. Пальцы рук похолодели, я, делая вид, что помогаю "жене" подошел к ней повозился и встал у комода, загораживая портрет спиной. Слава Богу, что он не обратил на это никакого внимания.

— Ну что ж, всего хорошего, — главный улыбнулся. — Я бы вам все же порекомендовал перебраться к нам. Сами понимаете, сейчас все порядочные люди должны держаться вместе.

Я благодарю, прикладывая руку к сердцу. Главному видимо хочется сделать нам приятное и он продолжает:

— Машину преступников я забирать не стал — я думаю вам она тоже пригодиться.

Благодарю также горячо, только искренности на порядок прибавилось. Машина — это хорошо. Это шанс слинять отсюда. Еще потоптавшись, он уходит, со двора слышны звуки команд, ворчание мотора и тишина. Шапокляк выходит на улицу проводить "освободителей" — я жду внутри. Хлопает дверь и Т.С. решительным шагом идет к девочке. Но тут уже я встаю у неё на пути. По видимому она сильно удивлена. Мягко, как-будто разговариваю с больным, я говорю:

— Нет.

Она останавливается, а я еще раз повторяю:

— Нет. Не надо. Мы обещали ей жизнь.

У неё искажено лицо и она натурально шипит:

— Добреньким хочешь быть? А ты не боишься, что как только мы отъедем, ка кона побежит нас закладывать побежит?

— Боюсь, — честно признался я. — Но убивать мы здесь больше никого не будем, а иначе ищите себе другого напарника.

* * *

Через пятнадцать минут мы снова сидим в машине, автомат вояки забрали, но наш трофей, старенькая вертикалка при нас. Шапокляк недовольна и не скрывает этого, а мне наплевать и так на душе паскудно до невозможности — я чувствую себя полным дерьмом.

— Ну и чего ты добился? — прорезается голосок этого интеллигентного чудовища.

— Да ничего особенного для Вас, — пожимаю я плечами. — Может быть возможность хоть изредка называться человеком.

— Чистюля, — презрительно сплюнула в мою сторону Т.С., — руки он пачкать не хочет, а то, что часа через три-четыре на нас объявят охоту и будут гнать как зайцев.

— Часа через три мы уже в Москве будем, — примиряющее сказал я, — а Вы больше не на зайца, а на кобру похожи.

Т.С. поджала губы в ниточку, опять став похожа на недовольную учительницу младших классов.