Когда дымы деремской эскадры повисли на рейде Иргисама, бой шел уже у городских предместий. Орудия главного калибра эскадры быстро переломили ход этого боя. Атаки на город прекратились и тайрасанцы повсеместно были оттеснены на шесть-восемь километров. Однако в отместку над портом повисли их аэропланы.
Тайрасанцы и раньше беспокоили Оссапана воздушными налетами. Иногда до двадцати аэропланов вываливали свой смертоносный груз на его суда. К счастью, и бомбы, которые могли нести аэропланы, были не столь мощными, как у дирижаблей, и точность бомбометания была невелика. Но все-таки хлопот они причиняли немало, нанеся ему кое-какие потери. Крупная потеря была одна — погиб старый броненосец от бомбы, угодившей рядом со снарядным погребом. Сторожевики, тральщики, да транспорты не в счет. Да один легкий крейсер пришлось отправить на ремонт на Старые Земли.
Но теперь... Ровным строем, девятками, на эскадру шли семьдесят два двухмоторных аэроплана! Где они собрали столько?!
Первая крылатая машина, не долетев до эскадры, вдруг свалилась на крыло, и набирая скорость, чуть ли не отвесно пошла вниз. От ее фюзеляжа оторвались две черные капли и понеслись к земле. Над портом встали два черных султана разрывов...
Залпы зенитных пушек эскадры не смогли помешать всем двадцати четырем звеньям устроить гигантский фейерверк среди портовых складов. Аэропланы тайрасанцев не первый раз бомбили склады. Но сегодняшний налет не шел ни в какое сравнение с предыдущими. Большие двухмоторные аэропланы не успели удалиться, как им на смену прилетели около четырех десятков вертких истребителей, и высыпали на порт небольшие осколочные бомбочки, мешая тушению разгоравшихся на складах пожаров. А еще через три часа армада бомбардировщиков появилась снова.
Четыре налета провела тайрасанская авиация за один этот день, из них три — двухмоторными бомбардировщиками. К ночи над портом стояло огромное зарево. В пламени трещали патроны, с гулким уханьем взрывались снаряды. У полуразрушенных причалов горели три транспортных судна. Ярким костром полыхал угольный склад.
Пожары свирепствовали трое суток и лишь затем стали стихать. И когда они стихли, адмирал Оссапан увидел на горизонте всполохи и услыхал отдаленный гул канонады. В трех десятках километров от Иргисама тайрасанские войска, опять прорвавшие Центральный фронт, неудержимо рвались к юго-востоку.
Вскоре Иргисам оказался под огнем их полевой артиллерии. Адмирал Оссапан решил покинуть бесполезный порт. Судьба остатков гарнизона его не особенно беспокоила, тем более, что это были деремцы — сухопутные крысы, не моряки. У Дерема почти не было собственного флота — так, несколько судов, захваченных при падении Нолийской республики. Главную военно-морскую силу деремской коалиции составляли флоты Долин Фризии и Королевства обеих проливов. Сам Оссапан командовал Фризской эскадрой, и ему были подчинены морские силы других союзников. Эскадра Королевского флота поддерживала Приморскую группировку деремцев.
Потеря Иргисама вовсе не означала катастрофы для Приморской группы. Опираясь на прибрежный горный район и на два крупных порта на юго-восточном побережье Кайрасана, они могла удерживать позиции до подхода крупных подкреплений. Но вот уже третий конвой, везущий войска и боеприпасы для деремской армии в Архипелаге, был расколочен в пух и прах тайрасанским флотом. Но вот уже вторую неделю тайрасанская авиация без устали висела над обеими портами, засыпая бомбами склады боеприпасов, продовольствия, вещевого снабжения, угольные станции...
Противопоставить ей было нечего. Практически все дирижабли были потеряны. Шесть дирижаблей, доставленных последними прорвавшимися транспортами, были очень быстро уничтожены тайрасанскими истребителями. Закупленные у Великой Унии боевые аэропланы не смогли прибыть в Архипелаг — везшие их суда были потоплены в ходе очередной атаки тайрасанцев на конвои. Небольшое число зенитных пушек не могло остановить воздушные налеты. Тайрасанцы теряли один-два аэроплана в день. Однажды удалось сбить сразу четыре, но этим успех и исчерпывался.
В Приморской группе и во флоте деремской коалиции стал ощущаться снарядный голод.
Вечером на рейде, где стояла Королевская эскадра, было неспокойно. Только что отбомбилась очередная группа тайрасанских тяжелых аэропланов и над портом снова встало зарево пожара, бросавшее багровые отблески на стоявшие на рейде суда. Солнце уже погрузилось в воды океана, розоватые блики на тяжелых плотных облаках, закрывавших небо, быстро таяли. Все вокруг погружалось во тьму и даже пожар в порту лишь делал эту тьму еще более густой.
Череда вспышек на горизонте привлекла к себе внимание наблюдателей. На рейде с шумом встали высокие водяные столбы, а некоторое время спустя до кораблей донеслись отдаленные глухие раскаты орудийных залпов. На боевых судах ударили колокола громкого боя. С флагманского броненосца просигналил световой семафор — командующий приказывал покинуть рейд. Он оценил невыгоды своего положения — суда, подсвеченные пожаром, представляли в ночном бою отличную мишень, в то время как противник скрывался в темноте.
Водяные столбы продолжали вставать вокруг кораблей Королевской эскадры, спешно покидавших рейд. Впереди шли тральщики — командующему вовсе не улыбалось напороться на щедро расставленные тайрасанцами минные поля. Но вдруг корпус флагманского броненосца сотряс мощный удар, а несколько секунд погодя — еще один, затем еще один. Не успели старшие офицеры сообразить, что происходит, как следовавший за флагманом новейший броненосный крейсер тоже задрожал от сильнейших ударов в подводную часть.
"Подводные лодки!" — пронеслось по эскадре. Однако новых атак не последовало. Два поврежденных судна отчаянно боролись за плавучесть, в то время как эскадра тайрасанцев продолжала методический обстрел с дистанции в семь-восемь километров. Появились первые попадания. В довершение всего в черном небе послышался гул аэропланов и внезапно над эскадрой вспыхнули ярко-мертвенным светом гирлянды осветительных ракет. Огонь тайрасанской эскадры усилился. Королевский флот отвечал, ориентируясь на вспышки выстрелов, но тайрасанцы постоянно маневрировали и взять точный прицел было невозможно.
Лишь тогда командующий дал запоздалое радио Фризской эскадре, находившейся в ста семидесяти километрах к востоку. Но что это могло изменить? Когда через четыре часа в предрассветных сумерках показались на горизонте дымы Фризской эскадры, бой уже закончился. Эскадренный броненосец, броненосный крейсер, один устаревший броненосец и два броненосца береговой обороны, четыре миноносца покоились в прибрежных водах. Несколько судов отчаянно боролись за жизнь, опасно накренившиеся, или объятые пламенем пожара. Командующий Королевской эскадрой погиб на опрокинувшемся флагмане.
А с рассветом на эскадру налетела авиация. Ее успехи были не столь внушительны, но и она изрядно пощипала оставшиеся суда. Еще один миноносец был пущен на дно, а многие крупные суда получили серьезные повреждения.
Адмирал Оссапан, вступивший в командование объединенным флотом, был серьезно обеспокоен. Ночные атаки были для него в новинку. Он не знал, как противостоять ночному нападению подводных лодок, как избежать сбрасываемых аэропланами осветительных ракет, позволяющих противнику расстреливать их, как на учениях. Еще один-два таких боя и тайрасанский флот станет господствовать на море...
Тиоро сам повел свой полк — на этот раз не мелкими группами, а в полном составе — по нехоженым горным тропам. Месяц напряженных тренировок в горах в верховьях Траиды не прошел даром. Скрытно выйдя ночью к перевалам, рейдерский полк в предрассветных сумерках начал штурм скал, казавшихся неприступными. Зима уже вступала в свои права, и пронизывающий ледяной ветер пытался сорвать людей, изо всех сил карабкавшихся по отвесным скалам. Однако к полудню первый взвод уже оседлал господствующие высоты. Спущенные им веревки облегчили продвижение остальных. Поздно вечером передовой взвод начал спуск.
Ночная атака на батальон деремцев с двумя батареями, занимавший перевал, была внезапной и отчаянной. Часовые, мало что замечавшие, кроме мокрого снега, бившего в лицо, ночного мороза, забиравшегося под шинели, и больно кусавшего пальцы ног в солдатских ботинках, так и не успели поднять тревогу, пронзенные тяжелыми арбалетными стрелами, бесшумно вылетевшими из ночной темноты. Короткая перестрелка, сопровождавшаяся разрывами ручных гранат, вспыхнула лишь тогда, когда рейдеры окружили палатки батальона и вышли на позиции батарей. Сопротивление было быстро сломлено, и в эфире раздался писк радиосообщения — перевал свободен. В долине взревели моторы броневиков и грузовых машин, и свежая кадровая дивизия тайрасанской армии стала втягиваться на заснеженный перевал. А рейдеры двинулись дальше.
В штабе 6-й деремской дивизии так и не успели получить сообщения о захвате перевала. В тот же день в поселке, где располагался штаб, среди садов и огородов, за плетнями, в проулках, замелькали люди в странных пятнистых мундирах. За окнами штаба загрохотали одиночные выстрелы, штабные офицеры схватились за револьверы, но поздно — в окна штаба уже летели гранаты, а по крыльцу почти безостановочно лупил длинными очередями пулемет. Через несколько минут на улочки поселка ворвались бронеавтомобили, в упор расстреливая очаги сопротивления батальона охраны.
Когда на звуки боя стали подтягиваться находившиеся поблизости пехотные и артиллерийские подразделения, рейдеры встретили их организованным пулеметным и минометным огнем. Впрочем, командиров деремцев, атаковавших дерзко проникшего в их тыл противника, это не особенно взволновало. Они обрушили на поселок огонь полевых пушек и тяжелых гаубиц. Велико же было их удивление, когда на их позиции хлынул ответный ливень снарядов, а еще через полчаса на поле показались десятки зелененьких бронированных машин, и идущие за ними цепи тайрасанской пехоты.
Приморская группа деремцев, атакованная одновременно с фронта и с тыла, расчлененная на две неравные части, отчаянно сопротивлялась. Цепляясь за каждую удобную позицию, она медленно отходила к побережью, под защиту мощных орудий эскадры. Но эскадра не могла помочь сухопутным частям. Адмирал Оссапан издал строжайший приказ — расходовать снаряды только в случае непосредственной угрозы самой эскадре. И такая угроза действительно появилась. На этот раз Тайрасанский флот атаковал днем.
В порту Латраиды, еще несшем на себе следы разрушений после недавних ожесточенных сражений за столицу, советник Обер Грайс, полковник Главного штаба, встретился с командующим Восточной эскадрой. 2-й адмирал Датарравон Мунаш был удивлен и немного раздосадован неожиданной просьбой.
"Поймите", — убеждал его полковник Грайс, — "я приложил немало сил для проектирования и строительства этого класса судов. И нынче, когда им предстоит первое серьезное дело, я не могу остаться в стороне. Я должен видеть их в бою. И не в бинокль, а с одного из судов".
"Понимаю вашу просьбу", — ответил адмирал Мунаш, чтобы не показаться совсем уж невежливым, — "но команды судов укомплектованы полностью, а лишнего человека они взять не смогут. Вы сами должны это понимать".
"Я могу пойти помощником моториста. Могу стрелять из пулемета", — не сдавался упрямый полковник.
Сухопутный полковник штаба — помощником моториста? Эта мысль настолько развеселила адмирала, что он, не сдержавшись, коротко хмыкнул, и снисходительно бросил:
"Ладно. На усмотрение командира дивизиона — если он освободит для вас место помощника моториста, то я не буду возражать".
Тайрасанский флот был верен себе. Когда был открыт огонь из главного калибра, на эскадру Оссапана одновременно навалились аэропланы и подводные лодки. В атаку пошли быстроходные тайрасанские миноносцы.
Но Оссапан не собирался уступать так просто. За борт посыпались глубинные бомбы. Все зенитные орудия и пулеметы эскадры безостановочно отстреливались от наседавшей авиации. Миносносцы встретил интенсивный заградительный огонь. Вот один из стремительных узких судов со скошенными назад трубами окутался белесым облаком пара и резко сбавил ход, пытаясь отвернуть и выйти из боя. Вот загорелся другой. Вот резко кренится и ложится бортом на воду третий, получивший несколько пробоин ниже ватерлинии...
Но что это? Из-за гибнущих судов на огромной скорости вылетают небольшие катера и устремляются к эскадре Оссапана, оставляя за собой широкий пенистый след. Артиллерийские снаряды беспорядочно рвутся вокруг них, как будто не причиняя им вреда...
Мерный гул дизелей торпедных катеров, шедших вместе с эскадрой на скорости около двадцати морских лиг (больше тридцати километров в час), а затем, вслед за миноносцами, прибавивших до тридцати лиг, моментально сменился на оглушительный рев, как только с флагмана просемафорили атаку. Стальные корпуса, до того лишь легко вздрагивавшие от работающих моторов, бешено затряслись, а неистовый рев двигателей заглушил даже орудийные залпы. Катера рванулись вперед, как торпеды, подвешенные к их бортам. Скорость в считанные секунды превысила пятьдесят морских лиг в час...
Их встретила сплошная стена разрывов. Катера упрямо летели между высокими водяными столбами, но вот один из них мощной волной от взрыва швырнуло на борт, перевернуло, одновременно опрокидывая на нос, и он ушел под воду, как будто его и не было. Вот второй вдруг резко изменил курс и стал описывать суживающиеся круги. Вот третий влетел прямо в водяной столб — и лишь несколько обломков на воде говорили о том, что тут только что был небольшой, но мощный боевой корабль.
Миноносцы, сторожевики и канонерки выстроились вокруг крупных броненосных судов, прикрывая их своими корпусами от торпедной атаки тайрасанцев. Однако снаряды тайрасанской эскадры проделали бреши в этом заборе. Свое слово сказали и катера. Два из них пошли прямо на миноносец, с их бортов сорвались черные продолговатые тела торпед и полетели вперед, на обреченное судно. Времени отвернуть от торпедного залпа у него не было — дистанция уж больно мала. За считанные минуты судно с развороченным боротом легло на бок, перевернулось и скрылось под водой. В образовавшуюся брешь хлынули остальные катера.
Пятнадцать дизелей вспенивали винтами воду, неся катера в атаку. Деремская эскадра обрушила на них огонь всех калибров. Еще два катера подбиты. Фонтан воды и ливень осколков обрушились на палубу катера N9, на котором шел Обер Грайс. Выглянув из люка машинного отделения, он видел, как из маленькой бронированной полубашенки смыло за борт пулеметчика. Не раздумывая, Грайс вскочил на его место, схватился за мокрые от морской воды (а может, и от крови) деревянные рукояти, развернул пулемет вместе с полубашней, поймал в прицел палубу деремского сторожевика, и хлестнул длинной очередью по расчету, суетившемуся у открыто расположенного орудия...
Четыре катера устремились к эскадренному броненосцу деремцев, два — к броненосному крейсеру. Торпеды были пущены. Из восьми торпед, предназначенных для броненосца, две прошли у него перед носом, но остальные шесть исправно поразили цель. Из четырех торпед, выпущенных по крейсеру, в цель попала лишь одна.
