Дейтрос-1. Не бойся, девочка!

Наблюдатели Верса — особые люди. Никто их не любит, функции, которые они выполняют, никому не доставляют радости. И всё же вменяемый наблюдатель — большая удача для подопечных. В прошлом году у Керша был наблюдатель иль Керен — милый пожилой человек, со свойственными его возрасту мудростью и благодушием, основную свою функцию он видел в том, чтобы время от времени проводить с квиссанами политзанятия и трепаться с преподавателями по душам. Предшественник иль Риша был вдобавок неплохим психологом, в квенсене его любили, охотно делились с ним проблемами. Несколько сомнительных случаев, когда квиссаны оказывались во время боевой операции в двусмысленном положении, иль Керен расследовал с редкостным тактом и беспристрастием. Но иль Керен ушёл на покой. И вместо него прислали этого. С оттопыренными ушами. Коротко стриженного. С непреклонным взглядом. Дело не во внешности, конечно, одёрнул себя Керш. Если бы иль Риш был нормальным человеком... если бы он не смотрел на квенсен как на рассадник потенциальных врагов и предателей. И если бы сейчас на его лице не светилось почти откровенное торжество...

— Садитесь, зеннор, — пригласил Керш, — я думаю, вы уже в курсе дела.

— Да, я уже в курсе дела, — иль Риш подвинул стул, — и хотел поинтересоваться, каким образом вы собираетесь выявлять дарайскую агентуру.

Керша внутренне передёрнуло, но на лицо он свои чувства не пустил.

— Я не думаю, зеннор, что мы столкнулись с происками дарайских агентов. Слишком уж бессмысленное действие. Я уверен, что это заурядная детская выходка. Да, что для нас неприятно, имеющая политическую окраску. И, конечно, мы обязаны принять самые суровые меры.

— Ваша ошибка, — холодно произнёс наблюдатель, — в том, что вы считаете своих подчинённых детьми. Но они не дети. Они квиссаны. Им доверено боевое оружие, они обучены выходить в Медиану и ориентироваться в ней. Поэтому отношение к ним должно быть другим. Но это всё философия. Ваши ошибки и ваше соответствие должности в связи с этим происшествием будет рассматриваться отдельно. Меня сейчас интересует, есть ли у вас план действий. Какие воспитательные меры вы намерены применить ко всему квенсену, и как выйти на непосредственных исполнителей диверсии...

Керш внимательно смотрел ему в глаза. Надо же, думал он, а ведь до сих пор и мысли не мелькнуло, что для меня тоже будут последствия. Причём серьёзные. И уж наверняка для Меро. Плохо. Но сейчас главнее другое.

— Что касается всеобщих воспитательных мер, — сказал он, — я не усматриваю в них никакого смысла. Надпись никто не видел, если привлечь излишнее внимание квиссанов к инциденту, мы принесём больше вреда, чем пользы. А выявить нарушителя нам уже удалось.

Он бросил папку Ивенны на угол стола, где сидел иль Риш. Тот слегка поднял брови, прочитав титульный лист.

— Вы уверены?

— Абсолютно. Отпечатки пальцев... только её, других, к сожалению, не нашли. Скорее всего, девочка и была одна. Я говорил с её куратором. Ивенна — аутсайдер, замкнутая, подругами в сене не обзавелась...

Керш поймал себя на инстинктивной, автоматической лжи. Дана иль Кон почти наверняка замешана в деле. И на её причастность нельзя смотреть сквозь пальцы. У неё, в отличие от Ивенны, есть прямой повод ненавидеть Верс и верить перлам дарайской пропаганды. Но только не этому... чем меньше этот тип будет знать, тем лучше для всех. А начальник школы не обязан вникать в тонкости отношений каждого квиссана с товарищами.

— Всё это лирика, — пренебрежительно сказал иль Риш. Он выглядел слегка разочарованным — ну ясно, хотелось поймать преступную группу здоровенных парней с четвёртого курса, а тут — одна из младших девочек. Как будто это не следует уже из почерка дела. — Где сейчас находится эта ваша... Ивенна?

— Она на занятиях. Я как раз собирался послать за ней.

Ивенну привели через четверть часа.

Керш помнил девочку, но смутно. Одна из сотен малышей. Впрочем, какие из них уже малыши. Тринадцать лет. Конвоировали её двое четверокурсников из дежурного сена. Девочка была невысокая, плотненькая. Тёмные волосы и глаза. Немного скованные движения. Она вся сжалась, карие глаза поблёскивали не столько дерзко, сколько затравленно. Керш видел, что девочка напугана. Напугана до полуобморока. Что она едва на ногах держится от страха. Если сейчас прикрикнуть или надавить, она впадёт в истерику.

Поэты несчастные. Детский сад. Бойцы. Подальше бы отсюда, подумал Керш, пусть снимают с поста. Пойду рядовым в боевую часть, и то лучше, чем сопли вытирать этим... художественным натурам.

Куда проще с гэйн-вэлар. Простые курсантские шалости, никакой интеллигентской рефлексии, никаких заумных выходок. Какого дьявола гэйнов можно растить только вот из таких чувствительных идиоток?

— Дежурным спасибо, выйдите и ждите в секретарской, — сказал Керш. Когда парни вышли, он обратился к девочке. Истерики были совершенно нежелательны, поэтому говорил Керш сдержанно и сухо.

— Квисса, сегодня ночью в учебном корпусе вы сделали на стене надпись. Вы знаете, что я имею в виду?

Девочка молча кивнула. И то хлеб, подумал Керш.

— Я рад, что вы признаёте свою вину, — сказал он, — поскольку она неопровержимо доказана. Теперь я хочу услышать от вас следующее. Во-первых, кто, кроме вас, замешан в этом. Во-вторых, откуда вы взяли идеи, которые там были высказаны. В-третьих, почему вы совершили подобный поступок.

Сухая деловая речь произвела на девочку положительное действие. Она выпрямилась.

— Со мной не было никого, хессин. Это я. Сама. Только я. И это ниоткуда... я думала... и поняла. А почему... — она умолкла, видимо, не решаясь высказать в глаза взрослым свои завиральные идеи. И хорошо, подумал Керш. Хорошо, что она боится, — поскольку здесь сидит иль Риш. Иначе стоило бы её разговорить.

— Вы сознавали, что ваша выходка квалифицируется как вражеская диверсия? Пусть информационного характера? — спросил он. Девочка чуть вздрогнула. Промолчала.

— Я вижу, не сознавали. Это не шутки, Ивенна, — сказал он. Иль Риш заёрзал на своём стуле и произнёс с неуместной напыщенностью, и снова Керша покоробило — наблюдатель будто радовался происшедшему:

— В Версе у тебя будет возможность всё осознать.

К сожалению, некоторые наблюдатели Верса видят свою задачу не в идеологической работе с гэйнами, а в отлавливании врагов, подумал Керш. На передовую бы им с такой воинственностью. Нет, был один период, когда сотрудникам Верса негласно чуть ли не план спускали сверху по количеству разоблачённых шпионов, но длился тот период недолго, и давно это было, и пора бы уже забыть эти замашки...

У девочки чуть расширились глаза. Она не предполагала, что за дело возьмётся Верс? Или тешила себя мыслью, что готова ко всему?

— Такие идеи, — продолжал иль Риш, — не берутся из ниоткуда. Тебе кто-то подсказал эти лозунги. Или ты где-то вычитала их. Кто-то дал тебе книгу или листовку. Не так ли?

— Нет, — хрипло ответила Ивенна, — я сама.

— На первом курсе тебе это не приходило в голову. А сейчас ты вдруг решила заняться антигосударственной деятельностью. Значит, на каникулах ты встречалась с кем-то. Мы проверим твоих родителей.

Керш увидел, как ужас в глазах девочки обретает определённость, становится адресным.

— Нет, — сказала Ивенна, — это не на каникулах... нет. Это... я правда прочитала книгу. Называется "Письмо незнакомому брату". Я нашла её в лесу.

— Где эта книга теперь? — поинтересовался иль Риш.

— Я выбросила. Побоялась держать... это же запрещено.

— Ты обязана была её сдать в Верс или куратору, — напомнил Керш. Ивик повела глазами на его голос, кивнула механически.

— Где ты выбросила книгу — опять в лесу? — спросил он.

— Нет, я её... в мусор. Завернула в бумагу и в мусор. Вот тогда я... я поняла...

Дурища, давай расскажи, что ты там ещё поняла, злобно подумал Керш. И перебил:

— Это был отвратительный поступок, недостойный гэйна. Но ещё худший поступок ты совершила вчера. Ты понимаешь, какие последствия ждут тебя, твоих близких, твоих преподавателей? Ты сознаёшь, скольких людей подвела?

Ивенна взглянула на него с нелепой героической гордостью.

— Но я не могу иначе.

— Ты не можешь? — усмехнулся Керш. — А ты посмотри на это с другой стороны, Ивенна. Подумай вот о чём. Сотни тысяч гэйнов сражаются за Дейтрос. Каждый из них в любой момент может перейти на сторону дарайцев — ничего сложного в этом нет. Но они остаются здесь, каждый день рискуют своей жизнью. Рабы, о которых ты там написала, не могут уйти от хозяина. Рабство было в Дейтросе до того, как нам принесли Благую Весть. Гэйны свободны. Никто их не держит. Но все они живут в наших условиях, и защищают Дейтрос, и если надо, отдают за него жизнь. И попав в плен, умирают под пытками, но не переходят на сторону противника. Да, предатели есть, но их единицы. И что, скажи мне, Ивенна, все эти люди не умеют думать? Все мы идиоты, трусы, рабы — и только тебе в голову пришла светлая и правильная мысль, и ты решила наставить нас всех на путь истинный?

Глаза девочки налились слезами, она стеснительно размазала их рукавом.

— Скажи, ты считаешь, что мы все ошибаемся и только ты права?

Ивенна всхлипывала и, похоже, не собиралась отвечать. И прекрасно.

— Конечно, она так считает, — вступил иль Риш, — это очевидно. Но в Версе мы всё выясним. И где ты взяла книгу, и кто ещё участвовал в этом деле. Ни одному твоему слову нельзя верить. Ни с того ни с сего подобные вещи не делаются. Наверняка в квенсене существует преступная организация. И она будет выявлена. Ты, иль Кон, можешь себе помочь только одним способом — честно и искренне рассказать обо всех своих сообщниках. Прямо сейчас, не выходя из этого кабинета. Если у меня будет больше материала, я смогу сделать так, чтобы на тебя не заводили дело, чтобы ты не была осуждена, возможно, и допросы в Версе не понадобятся. Но учти, если ты уже здесь и сейчас собираешься играть в молчанку, то продолжить разговор придётся там.

Какой болван, устало подумал Керш. Он же совсем не чувствует человека. Неужели он вёл реальные допросы? Ведь это же тупость невероятная. У девочки сразу высохли слёзы. Эта малолетняя дурочка готовилась к роли мученицы, и взрослый дурак из Верса ей сейчас подыгрывает. У неё даже глаза просияли. Конечно, она готова пройти через допросы и умереть смертью храбрых, чтобы защитить тот бред, который считает истиной в последней инстанции.

— Мне больше нечего сказать.

— Напрасно, иль Кон, напрасно! В нашей организации с тобой будут говорить иначе. У нас стопроцентная раскрываемость. Если ты думаешь, что следователя в Версе можно водить за нос, ты глубоко ошибаешься, — презрительно гнул своё иль Риш. — У нас и взрослый мужчина выложит всё, что нужно следствию. А ты думаешь, что сможешь до последнего строить из себя героиню?

— Я попробую, — тихо, но твёрдо сказала Ивик. Керш едва не застонал.

— Объясни мне, — снова вмешался он, — зачем тебе всё это нужно? Ты считаешь себя лучше других?

Ему удалось чуть сбить с девочки спесь. Она заморгала и хотела было ответить, но иль Риш снова вмешался:

— И по поводу твоих родителей. Если я не увижу твоего искреннего раскаяния и полного признания, они тоже будут арестованы. Родители не могут не быть в курсе умонастроений дочери.

Ивик заметно побелела. Керш подумал, что она может сейчас и в обморок хлопнуться. Но девочка сжала губы и покачала головой.

— Родители ничего не знают. Я сама... Я уже всё рассказала.

— Знают или не знают, но они воспитали в семье врага. Следовательно, меры по отношению к ним будут приняты. Всё зависит от того, какую линию поведения ты выберешь: готова ли ты признать себя врагом или заблуждающимся членом нашего общества, который раскаивается в своём поведении.

— Я ваш враг, — не сразу и почти неслышно сказала Ивенна. Керш сжал под столом кулаки.

И вдруг понял, что девочка ему нравится.

— Вот что, — объявил он Ивенне деловито, — сейчас ты отправишься в дисциплинарное помещение. Твоя судьба будет решена позже. Мы всё обсудим, а ты должна хорошо обдумать, с кем ты, кто и что тебе дороже — твоя Родина, те, кто тебя вырастил, воспитал и дал тебе всё, те, кто за тебя умирал, или какие-то твои уникальные идеи и чужие тебе люди. Я советую тебе помолиться и направлю к тебе священника.

Он нажал кнопку селектора, вызывая дежурных.

Он постарался отделаться от иль Риша как можно скорее. Потом позвонил в Верс и договорился о времени беседы — завтра с утра — с хессином местного отделения идеологической борьбы и контрразведки.

Не все же в Версе такие идиоты, как иль Риш. Стаффина иль Каррея Керш знал хуже, чем хотелось бы, но у него сложилось впечатление о контрразведчике как об опытном и умном профессионале.

Иль Ришу пока удалось втолковать, что начальник квенсена имеет право на собственное расследование в течение по крайней мере трёх дней.

В полдень снова пришла Меро. С грязным полиэтиленовым пакетом в руках. В пакете обнаружились: брошюра дарайского производства "Письмо незнакомому брату", каталог дарайских товаров и фотоальбом, принадлежащий, очевидно, Дане иль Кон, поскольку там были её детские снимки и множество фотографий её отца. Сам по себе альбом, конечно же, не был криминалом, однако то, что девочка хранила его не у себя в тумбочке, а в таком соседстве, говорило о многом.

Меро выглядела бледной, почти больной. Была страшно расстроена.

Она тем временем оперативно и незаметно провела своё расследование. После осторожных расспросов квиссанов поодиночке ей удалось выяснить, что Дана и Ивенна нередко уединялись на чердаке тренты. Раньше с ними видели Ашен, но с этого года она прекратила почти все отношения с подругами. Так что скорее всего Ашен вне подозрений.

Керш молча смотрел на первую фотографию альбома. Ещё молодой темноволосый хойта в белом хабите* обнимает за плечи крохотную Дану. Она и сейчас не слишком изменилась. Последняя в строю. Тоненькая. Чёрные глазищи на пол-лица. Как же мы всё-таки ошиблись, подумал Керш. [*На Триме хабитом называется облачение монахов католических орденов.]

Но в Версе... В Версе людей ломают через колено. Умные следователи и психологи — редкость. Там, конечно, из гордой Ивенны вытянут всю правду — было бы что вытягивать! И Дану... а ведь ей жить дальше. Гэйной или кем угодно — но у неё впереди вся жизнь. Музыка, любовь, дети. А после Верса — что от девчонок останется после Верса? От психики. От личности. Их жизнь только началась. Единственная сделанная глупость — и две сломанные судьбы? Да, иногда такое неизбежно, иногда необходимо, но чтобы из-за такого пустяка...

Керш захлопнул альбом.

— Меро, спасибо. Эти вещи оставь здесь. Дане ничего не говорить. Наблюдать за её поведением. Никакой огласки. Ивенна... сену объявить, что она наказана за грубое нарушение дисциплины. И вот что ещё. Если тебя спросят о том, что было обнаружено в пакете, — не упоминай фотографии и Дану.