Главная последовательность сна бабочки 2

Предоставил по моему докладу наместнику объявить мобилизацию и другие меры.

Вечером (в 12 часов ночи) получил письмо Ламздорфа с извещением, что им получена нота японского посланника о том, что ему приказано со всею миссиею покинуть Петербург. Государь приказал отозвать и нашу миссию из Токио.

Сегодня Ламздорф приложенным к сему тому письмом извещал меня и подтвердил при моем свидании словесно, что отозвание посольств не означает еще, что война неизбежна. Опасается, чтобы, как он пишет, наши герои на Дальнем Востоке не увлеклись внезапно каким-нибудь инцидентом и не вызвали войну.

Князь Оболенский, с которым я также виделся сегодня, смотрит на дело мрачнее и высказывает мнение, что отозвание посольства есть тревожный признак. Ламздорф и Оболенский полагают, что война может начаться без торжественного объявления ее.

...

Повидал вчера же Авелана. Считает, что силы наши достаточны, чтобы атаковать японский флот. Броненосных кораблей у них столько же, но есть и старого типа. Крейсеров малых больше, но малые плохи и будут привязаны к берегам. Минный флот у них сильный. Мы технически и по составу сильнее, но Авелан выразил сомнение в способности адмирала Старка вести самостоятельно такую огромную морскую операцию. Говорил, что Старк исполнителен и знает дело, но лишен инициативы, что хорошо, если бы Алексеев сам повёл флот. На мой вопрос, почему же, имея таких адмиралов, как Скрыдлов, Бирилев, Рожественский, Макаров, Дубасов, вверяют почти весь наш флот неспособному Старку, Авелан сказал, что личный состав флота определяет сам Алексеев, что он просил Бирилева, но Бирилев отказался из-за характера Алексеева. "По долгу присяги, — говорил он, — заверяю, что через два месяца я вынужден буду уехать". По тем же причинам не могут ехать Рожественский и Дубасов.

Авелан считает, что Алексеев может препятствовать высадке на всем западном побережье и даже противиться несколько высадке в Фузане. Что три крейсера из Владивостока могут при высадке у Фузана принять участие в бою.

Государь обратился прежде всего ко мне. Я изложил возможно кратко мнение местного начальства о совместном действии флота и сухопутных сил, если Япония вздумает объявить нам войну. В сентябре (октябре), когда составляли план стратегического развертывания наших сил в Южной Маньчжурии, Алексеев принимал, что флот наш не может потерпеть поражение и поэтому высадка японцев невозможна севернее Чемульпо на западном берегу Кореи. При этом мы могли ожидать подхода японцев к линии Восточно-Китайской железной дороги в Южной Маньчжурии только на третий месяц. Этого на месте казалось достаточно, чтобы организовать отпор.

Но уже депешею от 20 сентября (№ 75) Алексеев сообщал содержание своей депеши, в которой просил разрешения оказать противодействие открытою силою высадке в Чемульпо, Цинампо или в устье Ялу. Ныне ввиду непрерывной деятельности японцев 21 января Алексеев вновь повторял свою просьбу о разрешении ему решительных действий наших морских сил в тех же пределах. В сухопутном отношении и я признал, что теоретически эти действия очень необходимы, ибо в противном случае японцы слишком быстро дойдут до Ялу и могут вторгнуться в Маньчжурию до нашей готовности их встретить. Доложил расстояние от Фузана до Чемульпо, до Пхеньяна, до Ялу, от Генсана до Пхеньяна. Показал важность, дабы высадка совершилась южнее. Затем я в кратких словах очертил, как осторожно действовали японцы 10 лет назад с китайцами в Корее, как высадку в Ялу предприняли, лишь разбив китайский флот 17 сентября. Ранее высадили в Цинальто и в Генсане лишь по бригаде, чтобы атаковать Пхеньян. Будут осторожны и теперь. У них должны быть два плана. Один — занять Корею и по возможности избежать с нами войны, другой — объявить нам войну и, не ограничиваясь Кореею, перенести войну в Маньчжурию. В первом случае будет невыгодно, если мы сами откроем военные действия и этим ввяжемся в войну из-за Кореи, чего государь не хотел. Во втором случае надо принять все меры, дабы использовать наши морские средства. Помешать десанту на восточном берегу у Генсана мы не можем. Не надо и мешать. Выгоды большие. Вероятно, там сделают высадку. Оттуда до Пхеньяна 130 верст. Выгадают много. В Фузане трудно мешать. Не уверен, могут ли наши моряки помешать высадке в Чемульпо. Очень удобная местность для обороны, очень неудобная для атаки: много случаев действовать миноносцами. Это дело моряков. Но надо во что бы то ни стало помешать высадке севернее Чемульпо.

...

Государь открыл заседание краткой речью, в которой высказал, что он желает знать наше вполне откровенное мнение, какого образа действий надо нам держаться. Воспретить ли нам силою высадку японцев в Корею, и если воспретить, то в каком районе? Так ли, как я давал ранее указание наместнику, чтобы он смотрел сквозь пальцы, если японцы высадятся к югу, начиная от Чемульпо, или иначе. Не следует ли решиться атаковать севернее Чемульпо?

Граф Ламздорф говорил после меня. Указал, что он согласен с выраженным мною мнением (выше не записанным), что если только есть какая-либо возможность избежать войны, то этим надо воспользоваться. Действительно, японцы поступили опрометчиво. Они нам дали большой шанс, так резко прервав сообщения. Против них становится Европа и Америка. Он, Ламздорф, начинает получать в этом смысле депеши. Мы имеем право всего ожидать от японцев. Они должны иметь свой план. Вероятно, на этих днях они выкинут что-либо очень необычайное. Но все же надо принять все меры, чтобы избежать войны, чтобы войну начали сами японцы.

Алексей Александрович говорил следующее: он согласен с моим мнением, что допускать десант севернее Чемульпо нельзя. Очевидно, японцы задаются целью не только захватить Корею, но имеют виды и на Маньчжурию. Говоря с морской точки зрения, он считает опасным разбрасываться. Это неосторожно. Поэтому нам помешать высадке на восточном берегу нельзя. Если пойдут на Сеул (Чемульпо), то нам можно выдержать. Государь перебил его словами: "От Чемульпо к югу — пускать". Алексей Александрович не думает, чтобы они пошли на морское сражение. Скорее будут высаживаться (это было сказано в возражение моему мнению, что японцы ранее высадки на нашем берегу должны атаковать наш флот). Если сделают высадку в Корейском заливе, то надо атаковать.

Ламздорф снова вставил слово о необходимости избежать войны. Государь ответил: "Разумеется". Но на слова Ламздорфа о посредничестве сказал с печалью: "Поздно, если захотят мирить нас. Японцы уже высказали мнение, что они не примут посредничества." Они действовали теперь "глупым образом", закончил государь. Авелан сказал несколько слов о трудности противиться высадке на восточном берегу. Когда государь пробовал резюмировать, Абаза вмешался два раза неудачно. Первый раз предложил послать условную депешу, допускающую для наместника полную свободу действий. Второй раз на мое мнение, что желательно, чтобы Алексеев лично повел эскадру, Абаза заметил, что у Алексеева было мнение о переезде к острову Цусима (в Корейском проливе), откуда он может руководить действиями флота. Я просил посылать депешу вполне определенную, согласованную и с ранее высказанным государем мнением и согласную с мнением генерал-адмирала, т.е. запретить Алексееву начинать военные действия южнее 38-й параллели. Предложили редакцию: "Если японцы сами не начнут военных действий флотом или десантом, Алексеев не должен допускать высадки японцев на западном берегу Кореи севернее 38-й параллели. Высадку в Южной Корее и в Чемульпо допускать. На восточном берегу допускать. Если войска японские будут продвигаться в Северную Корею, то это не считать за начало военных действий и их туда допускать".

Государь приказал телеграфировать категорично, к исполнению. Мнения наместника не запрашивать.

На докладе 30-го числа государь был бледен, но спокоен. Был и Сахаров. Докладывал по Юго-Западному фронту. Все мои предположения утверждены. После ухода Сахарова государь передавал мне подробности полученных им известий. Возмущался поведением японцев.

В 4 часа был выход во дворце по случаю начавшейся войны и благодарственное служение. После молебна, при проходе государя по залам, гремело "Ура!"

При докладе 30-го подал государю список лиц, кои могли бы командовать Маньчжурскою армией при подчинении Алексееву, ибо он будет иметь права главнокомандующего. В список поместил: Линевич, Сухотин, Сухомлинов, Сахаров, Бильдерлинг, Пузыревский, Каульбарс, Гродеков, Гриппенберг, Куропаткин.

Сегодня был снова с докладом у государя. Поднес на подпись указ о мобилизации Сибирского военного округа и пяти уездов Казанского. Выставляют с наместничеством 110 000 человек.

Сегодня же государь подписал указ о предоставлении Алексееву прав главнокомандующего и согласился временно назначить Линевича командующим Маньчжурскою армией. Очень колеблется. Спрашивал, не годится ли Любовицкий. Ответил, что начал разваливаться.

Сегодня в 4 часа пополудни Скрыдлов по телефону взволнованным голосом передал мне, что он только что из дворца, где представлялся молодой государыне, стал перед ней на колени и умолял назначить меня главнокомандующим сухопутными силами на Дальнем Востоке. Государыня ответила, что будет двоевластие. Скрыдлов ответил, в свою очередь, что Алексеев ничего не понимает и может испортить дело. Сейчас граф Сольский прислал мне письмо, в котором пишет, что по дошедшим до него сведениям я уезжаю на этих днях на Дальний Восток.