Ведь по сути, я прохожу этапы становления общества ровно по Марксу. Пришёл сюда — попал в родовую общину, женился на Зоряне, свой род сделал, перешли на новый уровень, на родоплеменные взаимоотношения. Добавили рабов — вот тебе и рабовладельческий строй. А по уму надо бы ещё пройти феодализм, монархию, республику и прочее. Причём в сжатые сроки. А по себе знаю, слишком быстрые и неподготовленные переходы между различными формациями общества ничего хорошего не приносят. Я-то помню как у нас внезапно настал капитализм вместо социализма, и к чему это привело. Не хотелось бы тут тоже такое вот устроить. Поэтому и законы такие написал, и с пленными поступаю пока так, как тут все делают. Потихоньку будем свободу давать, шаг за шагом, ступенька за ступенькой. И вот когда сами они мозгами своими дойдут до нужных мне выводов, до мыслей о том, что они могут быть такими же членами нашей общины, как и мы, что работают они не на меня и род мой, а на себя в том числе, что лучше вместе работать и защищаться, чем пытаться убежать с непонятными перспективами на прежнее место, вот тогда и примем мы их в наш коллектив. А если ума у них не хватит понять, чего я от них добиваюсь, то что уж тутподелаешь, так и будут в зависимых ходить до потери пульса. Нам сейчас, с учётом количества людей и сложившихся обстоятельств, лучше упустить возможность, чем рисковать, слишком мало нас тут. Основная надежда была на то, что это всё-таки дети, суждения у них гибкие, должны быстро привыкнуть и сообразить что к чему.
Вот и получается у нас, с учётом возраста наших пленников, пионерский лагерь строгого режима. Кормим мы их от пуза, одёжка — на порядок лучше той рванины, в которой мы их привезли. Жилье — дворец по местным меркам, работа — самая простая, ничего сложного им доверить пока нельзя, иза пределы крепости мы их не выпускаем. Так, принеси-подай, тут копай, туда беги, тут придержи, после занятий — сиди в доме и не рыпаться. Сейчас вот привыкнут к этому — дадим чуть свободы и посмотрим, как они ей распорядятся.
Сначала заработали переход в следующую группу вольности Лада и Роза. У первой были самые большие успехи в учёбе и не было нареканий со стороны куратора. Вторая девочка, ей пятнадцать, была переведена за особые заслуги. Они заключались в найденной ей травке, которой она спасла Толика от сильнейшей диареи. Нашла лекарствов нашем сене, сама что-то заварила и скормила отвар болезному. Толик, который непонятно где отравился, за что, кстати, заслужил три дня отработок, за несоблюдение правил гигиены, до её снадобья все свободное и даже часть рабочего времени проводил в "заседаниях". Наши лекарственныетравки не помогали, может, метаболизм другой, или мы что неправильно сделали. А Роза его на ноги поставили за день. Вот за такое мы и переводили её вверх по иерархии. Причём она все сделала втихаря, если бы пацан сам не рассказал об этом Кукше, мы бы и не узнали. Пытали потом Розу на момент её знаний — оказалось, бабушка у неё знахарка была, вот и нахваталась.
Процесс перехода обставили торжественно, в начале ноября, в воскресенье, собрали всех, включая пленных, в актовом зале, сделали праздничный стол. Я толкнул речь:
— Сегодня мы собрались здесь, чтобы отпраздновать переход на новый уровень двух наших жителей — Лады и Розы.За заслуги ваши вы получаете больше свободы, но смотрите! Как бы вы высоко не взлетели, за леность и другие проступки, всегда можно упасть. А этовсегда больно, и возврат ваш в вольный статус будет ещё сложнее и труднее. Берегите честно вами заработанное, и приумножайте, а мы вам в этом поможем.
Речь подростков задела. Это был первый раз, когда наша община в моем лице не простоприказывала делать что-то, а заявила, что помогать будем. Тут такое в новинку, пусть подумают на досуге.
— Новые свободы для вас, согласно нашим Законам, предоставлены за успехи в учёбе, труде, и заособые заслуги. Поэтому подходите к столу по одному, кого вызывать буду, получайте награду.
Награда лежала передо мной на столе в виде исправленных паспортов и новых отличительных значков.
— Роза! Поздравляю тебя с новым статусом! Теперь ты сможешь час времени проводить в рабочий день с нами в актовом зале, после занятий. В выходной — два часа. Спасибо тебе за травку полезную, мы тебе все благодарны. Забирай свои значки и паспорт.
Девочка подошла, дождалась оформления документов, забрала их, и с потерянным видом уставилась на окружающих. Зоряна её взяла в оборот и помогла нацепить знаки отличия.
— Лада! Не только знания новые, но и труд упорный, учёба твоя крепкая дают больше свободы. Поздравляю и тебя с новым статусом, условия для тебя те же, что и для Розы, значки твой куратор, Леда, тебе поможет одеть.
Лада с сожалением отпустила руку Юры, они теперь только на работах и занятиях и виделись, скучали, и подошла к столу. Ей мы также оформили документы да и пригласили всех за стол. Там произнесли здравницы, накормили всех праздничным ужином и отправили наших пленных, кроме двух девчонок, по домам. Их дед охранял, его очередь.
Идея с проведением зависимыми свободного времени в нашем коллективе оказалась правильной. Подростковые мозги все приняли именно так, как я рассчитывал. Двухдевчонок мы теперь усиленно морально "обрабатывали" после занятий, привлекали к играм настольным, да ипросто разговоры задушевные вели. Весь час, положенный им по новому статусу мы вели себя с ними как с равными, а потом отправляли по домам. Там они капали на мозги оставшимся девчонкам, рассказывая про некоторые наши чудеса да отношение доброе. Вера и Сати тоже вцепились в учёбу, и работали, как не в себя. Пацаны под это дело тоже подтянулись, особенно Юра.
Застал его один раз внимательно разглядывающим свой паспорт, ту страницу, в которой была таблицадля перехода по категориям вольности.
— С-тр-а-уу-с г-а-жд-аа-ны-на, — прочитал он по буквам верхнюю строчку.
— Статус гражданина, "р" пропустил во втором слове, — я машинально поправил пацана.
— А зачем так много места? — он ткнул в пустые строчки.
— Ну, когда-нибудь, если все по закону сделаешь, будешь вольным гражданином. Это тебе свободу даст, полную, но и обязанности появятся. Военная в том числе, себя да товарищей своих защищать будешь. Потому что только вольным гражданам и положено у нас оружие.
— А кто они, граждане эти?
— А все кто тут живёт, — я обвёл руками стены крепости, — ты, я, жена моя, да Лада твоя. Все мы граждане, но статус разный. Вот у тебя — зависимый, ты на себя сам не зарабатываешь, у нас — вольный, мы и себя, и тебя кормим, — я не лукавил, производительность труда наших корелов была сильно ниже необходимой нам, образования тупо не хватало.
— Ну так отпустили бы нас и не кормили, — Юра жалостливо посмотрел на меня.
— Хм, тоже верно. Ну вот отпустим мы тебя, что ты делать будешь?
— Рыбу ловить, как отец мой.
— Ага, и закончишь как он. Дома у тебя нет, топора нет, даже одёжкой и то мы вас снабдили. А Ладу свою чем кормить будешь? Да и вообще, ты кроме как рыбу ловить, другие варианты не рассматривал?
— Что?
— Ну, жизнь свою по-другому устроить не хочешь?
— А как по-другому? — искренне удивился пацан, — мы всегда рыбу ловили, да и жили с того.
— И хорошо жили?
— Да по разному, порой, кору с деревьев глодали, но и сытные годы были, богатые.
— И часто богатые были годы?
— Не, не часто, — ответилпарень, — Хозяин озёрный редко богатый улов давал, сколько мы ему даров не носили.
— А у нас тут за четыре года голода ни разу не было. Да и все, что ты вокруг видишь, тоже мы сделали за это время, сами, своими руками.
— Заливаешь? — подозрительно посмотрел на меня пацан, — Вас ведь мало, дети и бабы больше. Мурманы вам это построили.
— Торир с дружиной нам только этим летом помогли, остальное всё потом и кровью доставалось, в трудах неустанных да учёбе непрерывной. Теперь вот мы и вас, охламонов, кормим, и себе ни в чем не отказываем. Ты такой жизни не хочешь? Как у нас?
— Ну дык я-то раб, куда мне...
— А туда, куда Закон говорит. Я тебе сейчас одну вещь скажу, крепко подумай над ней. Нам тут рабы не нужны. Мы и сами себе всё, что надо, сделаем, такое у нас правило. За вас просто Обеслав просил, там, на озере ещё, в лагере у данов. Вот и решили вас к себе взять, но хотим мы не рабов иметь, а товарищей себе, добрых друзей да соратников. И всё, что вы тут проходите, испытания эти, они на это направлены. И в строгости сейчас мы вас держим не от злобы лютой да удовольствия ради, а для того, чтобы вы глупостей не наделали, ни себе, ни нам вреда не причинили.
— Да что ж мы дети неразумные! — закипел Юрка.
— Дети, как есть дети, — осадил я рыбака, — и разума у вас мало, и жизнь вы только в деревне своей рыбацкой видели, а другой не знаете. И как вас нашим порядкам приучать? Только постепенно, медленно, через силу и запреты. Ведь вы нам не доверяете, все каверзу ищите в действиях наших. Так ведь? Так, по лицу вижу. Вот и мы вам пока не доверяем. А воткогда в наших глазах вырастите, работой да учёбой заслужите уважение, покажете, на что способны — статус ваш поменяется, свободы больше будет. Если и дальше доверие наше возрастать будет к вам — ещё больше прав появиться. А как друзьями нашими добрыми да соратниками станете, да не на словах, а на деле, вот тогда вольными гражданами мы вас сделаем. И лети тогда, сокол ясный, на все четыре стороны. Если захочешь, конечно.
— А и полечу, чего, отпустишь? — с вызовом произнёс Юра.
— А и отпущу, мне-то терять нечего, — только улыбнулся я в ответ, — это ты по лесу шастать будешь с голой задницей, ноги-руки морозить, да с мха на кору перебиваться. Я же в тепле и уюте буду, своими руками своим семье и роду жизнь улучшать. Вот и подумай, да у Леды своей как-нибудь спроси, согласна она за тобой пойти на край света, в голоде и холоде скитаться? Да и сам реши, чего ты от жизни хочешь? Как рыбацкий посёлок ваш существовать, впроголодь да от набегов страдать. Или по-другому, в достатке существовать да в будущее с радостью смотреть?
Юра задумался, перспектива ухода, обрисованная мной, была не радостная.
— Вот для того, чтобы жизнь другую вам показать, мы и дисциплину ввели, ну, в строгости держим тебя да других ребят. А то не ровен час, бревном привалит, или рукав в трактор затянет — покалечитесь или по-другому как здоровье потеряете, не увидите, как по-другому вести хозяйство можно да с другими людьми существовать бок о бок. Обеслав вам много про насрассказывал, спроси его, как мы тут раньше жили. До того, как решили судьбу в свои руки взять. Пусть поведает он тебе, как отец погиб, как соху на спине своей таскали да в избах кривых да дырявых жили. Про то, как в леса от каждой лодки прятались да каждое зёрнышко с пашни собирали. Поспрашивай, от него не убудет, да ещё и Кукшу попытай, он тоже много чего интересного расскажет.
Юра при упоминании Кукши скорчил гримасу, не нравился ему пасынок мой. Они тут как два альфа-самца в селе, вот и конкурируют. Правда, Кукша о том не знает, ему вообще плевать на эти подростковые игрища. Быстро вырос, дел по горло, не до пустяков. А Юра думает, что он чванливый да заносчивый.
— Короче, поживи у нас, присмотрись, как мы хозяйство ведём, как живём да как между собой общаемся. Сейчас осень, зима скоро, вот перезимуешь — и мы разговор этот продолжим. Договорились? А теперь давай за уроки, математика сейчас.
Медленно, но верно, мы пытались поменять сознание подростков. Жизнь их прошлая и так сломана, но традиции да уклад привычный ещё сидит в мыслях и суждениях. Вот как выбьем из головы старыестереотипы, думать самостоятельно научим, свои решения принимать, там и посмотрим, что с корелами этимидальше делать. Может, действительно отпустим на все четыре стороны.
Но разговор тот я правильно завёл. Стал Юрка, а с ним и остальные ребята, присматриваться к нам, на себя общество наше примерять. Вопросы пошли, мы отвечали на те, что не относились к секретам. Обеслав им теперь ещё чаще рассказывал про жизнь прошлую, и как она поменялась со временем. Девчонки прикипать к кураторам своим стали, всё-таки дети, материнского да отцовского тепла не хватает. Наши барышни мне потом докладывали, что на уме у подростков.
— Знаешь что мне вчера Роза выдала, — как-то вечером сказала мне супруга, — не хочу, говорит, вольной быть, хочу у вас тут остаться. А то ясвободу получу, и вы меня прогоните. У них там семья бедная была, ели-то через день, тут она только отъедаться начала да спать в тепле и в одёжке новой. Я ей говорю, никто ж вас не гонит, только Законы соблюдайте, да живите хоть вольными, хоть зависимыми, ну, как ты учил. Она в слёзы, не верит, обратно не хочет.
— Н-да, вот это ситуация, — я погладил по уже появившемуся животику свою благоверную, — ну ничего, пусть перезимуют — а дальше видно будет.
Холодное время у нас традиционно отводилось на новые задумки и эксперименты. К декабрю закончили генеральную уборку и строительство складов, что ровными линиями встали во второй крепости. Успели перепахать поле, подготовить его к весеннему севу. Буревой в этот раз посеял часть озимую рожь, чуть-чуть, посмотрим, что выйдет из этой затеи. На все наши угодья натаскали снега, чтобы земля родила лучше, а то уже не первый год все признаки природные говорят о плохом урожае. Сырье, что было за пределами крепости, вроде кирпичей да руды железной, перевезли, когда погода позволила. Девушки добрали ягоды и грибы, собрали крапиву. Товары, что я привёз с Ладоги, тоже ждали своего пытливого исследователя. Можно было заниматься изобретательством. Но вот что конкретно делать — тут мы с Буревоем разошлись.
Дед хотел двигаться в сторону дальнейшего развития, колючую проволоку делать да химией заняться. Я же думал о другом. Мы когда рисунки с планом будущего города делали, закралась мысль одна. А когда мы металлолом собрали, что за полгода образовался, из запчастей для тракторов и паровиков, ошмётков винтовок, что мы с мурманами в битве с данами использовали, она проблема окончательно выкристаллизовалась. Я её увидел, а остальные — нет. Привёл деда к навесу, где наша свалка была, металл и дерево порченное, усадил Буревоя на скамейку.
— Смотри, брательник, сколько мы железа испортили за половину года, — я обвёл руками достаточно внушительную кучу, — знаешь, почему так много тут металла? Нам зачастую проще новые запчасти ставить, чем старые исправлять.
— Ну их в переплавку можно, — резонно заметил дед.
— Уголь опять жечь надо. Печь-домну запускать, дрова на паровики пускать. Лес рубить, — начал я деду перечислять то, что необходимо для плавки.
— Ну а как по-другому? — традиционным вопросом ответил мне Буревой.
— Да тут не в этом даже дело, — отмахнулся я, — в принципе самом причина. Пойми, Буревой. Все наши работы, все наши придумки, трактора, стекло, железо всякое — это наш предел. Выше мы не прыгнем, мало что у меня в голове осталось, да и то сделать не сможем.
— Почему? До этого же получалось?
— А потому, что подход у нас не совсем правильный. Кустарный, то есть все руками, по наитию создаём. Вот как мы трактор делали? Собрали, попробовали, сломался. Заново собирать. Цилиндры сделали, потом поршень к ним чуть не тряпками натирали, чтобы он входил внутрь. Собрали машину, и начали что делать? Смотреть, сколько силы у него. И это не правильно!
