— Все-то ты про меня знаешь... Есть тут еще немного, вон в том шкафчике погляди, это у меня на случай приватного общения. Да и вестового чтобы не дергать лишний раз.
— Гуманист твой Федорович, однако.
— А что смешного? На том и карьеру себе поломал в итоге.
— Да знаю я... Совестливый, понимаешь... Давай, за знакомство, что ли...
— Ладно. Но от ночи осталось часа три, не больше... По единой, и давай, мичман, бегом спать. Да, на людях выражайся поаккуратнее, через пару дней привыкнешь, а пока молчи побольше. И не забывай, командир тут я. Если хочешь что умное и нелицеприятное сказать — не при народе.
А вот что ты из спецов — это хорошо, тут у нас на носу абордаж, вот там и блеснешь. Раз уж мы влипли по-серьезному, то войну надо выигрывать... Лейтенанта тебе присвоят по результатам абордажа, если отличишься, ну и прочие фантики тоже. Рост по службе обеспечим. А сейчас спать, завтра новый день, а нам еще крейсер в семь тысяч тонн надо отремонтировать на ходу. Может, ты и не рад будешь, что сюда попал.
— Ииэээх, милааай, чтобы скинуть разом столько годков, я бы и не на такое согласился. Да и морда у меня последние лет двадцать с хвостиком была как печеное яблоко, про БэТэР я тебе уже говорил, а сейчас... Нет, тебе не понять... Ладно, приказывай, господин капитан первого ранга... Раз уж сразу тебя, суку белогвардейскую, не пристрелил — буду подчиняться. А пока — спокойной ночи.
* * *
За ночь, идя ходом тринадцать-пятнадцать узлов, "Варяг" дошел почти до долготы Циндао. С рассветом на горизонте стали все чаще попадаться дымы пароходов, от которых до подъема командира вахтенный штурман Бирилев предпочитал уклоняться. От греха подальше. Будить командира запретил Храбростин, пользуясь тем, что вчера Руднев не оставил точных указаний о времени своей побудки. Принявший после подъема командование крейсером Степанов, к удивлению офицеров, привыкших к мелким шпилькам в адрес командира с его стороны, не только поддержал решение врача, но и изменил график ремонтных работ, чтобы минимизировать шум поблизости от каюты "нашего командира".
Прежде всего, надо было определиться с ремонтом первой дымовой трубы. После короткого совещания ее решили укрепить шестами на растяжках и срубив рванину, обернуть дыры жестью с асбестом. Мелкие надводные пробоины в бортах еще ночью были заделаны деревянными пробками и цементом, у крупных сейчас раздавался веселый перестук плотницких топоров. Хуже было с подводными пробоинами, приведшими к затоплениям. Спор по поводу того, стоит ли останавливать машины и заводить пластырь, чтобы заделать пробоины деревом и осушить отсеки сейчас, или это подождет до завтра, был прерван приковылявшим к мостику в сопровождении мичмана Балка Рудневым, вырвавшимся, наконец, из рук докторов.
Послушав минут пять прения сторон, командир приказал лечь в дрейф, имея, однако, под парами половину котлов, и заняться нормальным ремонтом. Также было приказано как можно быстрее привести в порядок минный катер номер два, близнец оставшегося в Чемульпо, превращенный при прорыве осколками в большое подобие дуршлага. После направления матросов на работы и внеочередной выдачи двойной чарки, офицеры по приказанию Руднева собрались в кают-компании для проведения военного совета.
— Ну-с, господа, чем порадуете соню-капитана? Для начала, в каком состоянии крейсер? Надеюсь получше, чем у вашего командира, — морщась от ноющей боли где-то в глубине свежеперевязанной раны, осведомился Петрович. — Расскажите нам коротенько, Вениамин Васильевич.
— Крейсер в состоянии между идеальным и просящимся на капремонт с докованием. Трубу укрепили, но сильного шторма она может и не выдержать. Сейчас подведем пластыри, осушим ямы, заделаем деревом пробоины. По прикидкам, через часа два-три cможем дать ход. Но опять же, попадем в шторм баллов на семь — все эти временные закупорки полетят к черту. То же и в бою, причем не надо даже, чтобы по нам попадали японцы. Хватит сотрясений от своих выстрелов. Пяток залпов всем бортом, и затопления всего, что мы сейчас откачиваем, я Вам обещаю. Для нормального ремонта нужны или док, или хотя бы кессон и неделя времени. Ну и мастера получше наших не помешали бы. Хорошая новость — набор не поврежден нигде. Так что деформаций корпуса и палубы быть не должно. Резюме — ходить можем куда угодно, правда, лучше бы не полным ходом и без сильных штормов, драться категорически не рекомендуется. На этом все.
— Штурмана, вам слово. Евгений Андреевич, прикинули, где нам можно надеяться поймать "Ниссина" с "Кассугой"?
— Что мы знаем? На четырнадцатое февраля запланирован их приход в Йокосуку. А намедни противник прошел мимо Сингапура. Им еще минимум два раза надо бункероваться, дальность у "Гарибальди" не более 1600 миль. В море, если там и правда три сотни человек на два крейсера, они не смогут. Это и при полной-то команде аврал на два-три дня. Так что им предстоят минимум два захода в порт, — старший штурман "Варяга" лейтенант Беренс подошел к расстеленной на столе карте, — и наиболее вероятны, как первая точка, Лусон или Формоза.
Мимо них идти так и так, я бы на их месте бункеровался там. Мы туда должны успеть одновременно с японцами, идти нам примерно одинаково. Но мы можем караулить только у одного порта, так что даже не знаю, как и быть. Потом они могут бункероваться на островах Рюкю, угольных станций там хватает. И это если они вообще не пойдут в обход вокруг Филиппин... Задача нерешаемая, простите, Всеволод Федорович. Сплошной русский авось получается.
— Гм. Да, задачка...
— Ну, а если мы захватим пару пароходов с радио и подгоним их к выходам из Лусона и Тайваня, соответственно, и пусть при появлении рядом с ними "Гарибальди" они нам телеграфируют? А "Варяг" будет ждать в проливе Лусон, ровно посередине.
— Идея замечательная, Вениамин Васильевич, тем более что пароходы нам захватывать и так предстоит. Духом пиратства Вы правильно прониклись. Но ширина пролива там миль триста, радио на купцах, даже если мы найдем пару с телеграфом (а это пассажирские, неприкосновенные для нас), дай Бог, полсотни. Не услышим, один черт. Помнится, на некоем пароходе нам на первую эскадру из-под шпица обещали отправить несколько комплектов новейших приемников и передатчиков... Эх, знать бы, где он сейчас болтается. Все одно японцам достанется, а нам бы пригодился. Но, в общем, вариантов вижу два: или надо как-то выяснить, где они будут бункероваться, или набраться наглости и ловить прямо у Йокосуки.
— Ну и как выяснять будем? Попросим отца Михаила устроить молебен с просьбой ниспослать просветление?
— Да пожалуй, что никак, сам знаю. Можно было и не ерничать, пожалели бы раненого командира хоть раз в жизни по такому случаю... Как видно, придется нам, господа, все-таки прогуляться вокруг Японии к Йокосуке, как я и предполагал.
— Всеволод Федорович, это же логово! Главная база японского флота, побойтесь Бога! Их же обязательно встречать будут, уж коли "Варяг" в море. А нам в нашем состоянии боя ни с кем крупнее миноносцев не выдержать! Ведь в соответствии с информацией штаба эскадры, там по берегам залива Цуруга, на острове Осима и в районе Йокосуки под двести орудий уже напихано! И наблюление за морем должно быть соответствующее...
— Ну что же, значит, нашему "Варягу" придется утонуть. Причем срочно. Как продвигается ремонт минного катера? Когда он сможет пройти сотню миль своим ходом?
Со всех сторон на командира смотрели удивленные глаза офицеров, пауза подзатянулась. Секунд через пятнадцать старший офицер осторожно произнес:
— Всеволод Федорович, а Вы себя хорошо сегодня чувствуете? А то, как утром встали, так сразу же и побежали по крейсеру... Это с Вашей-то ногой. Может Вас сейчас наши эскулапы осмотрят, благо они оба тут? А собрание, оно, право дело, подождет пока...
— Да вполне изрядно я себя чувствую! Нога, она, конечно, дергает. Но это нормально при ранении с накладкой швов, и доктора меня еще утром почтили своим вниманием. А с чего это вдруг Вы, голубчик, моим здоровьем озаботились?
— Ну, не знаю, собираетесь топить крейсер и НА КАТЕРЕ идти на абордаж вокруг Японии... По-моему, это уже слишком, не правда ли, господа? Зачем вообще было прорываться, топились бы прямо в Чемульпо!
Ответом ему стал гомерический хохот командира. Минуты через две, после безуспешных попыток хоть что-то сказать, вытирающий слезы Руднев, наконец, смог выговорить:
— А санитаров уже позвали со смирительной рубашкой? Ну, Вениамин Васильевич, спасибо, повеселили. Кто еще поверил, что я собираюсь на самом деле топить крейсер?
Неожиданно отозвался мичман Балк:
— Не знаю как остальные господа офицеры, но я слышал, что слышал, а именно, "нашему "Варягу" придется утонуть". Что же еще это может означать?
— Да, пожалуй, я сам виноват, прошу прощения, господа. На самом деле "Варяг", конечно, никому я топить не позволю, но вот нашим злейшим друзьям из штаба Того надо бы поверить, что он затонул. Поэтому нам с вами придется гибель "Варяга" инсценировать. Заодно неплохо бы позаботиться о раненых. Господа эскулапы, к завтрашнему вечеру подготовьте к транспортировке всех тяжелораненых, которых нужно и можно свезти на берег. Вениамин Васильевич, как только закончим заделку пробоин, сейчас же начинайте латать катер. Срок у Вас тот же, что и у лекарей — до завтрашнего вечера. Как начнет смеркаться, загрузим в катер всех раненых, что поместятся. Причем всем, кому можно, лучше сделать уколы морфия, чтобы не растрясти, ну и пусть они лучше спят в момент погрузки.
Господа Банщиков и Храбростин — кому-то из вас придется сопровождать раненых и заодно покомандовать катером, пока он не дойдет до Шанхая, мы как раз за двое суток миль на сто к нему подойдем. Или до первого же встречного парохода. Кому — решайте сами. Не знаю, кому будет проще — тому, кто останется на крейсере, или тому, кто на катере пойдет. Возьмите из машины пару кочегаров и меха, попросите неболтливых, курс вам штурмана нарисуют. Больше людей вам дать не могу и опять же, места на катере лишнего не будет.
Главная для вас задача — не только довезти раненых до госпиталя, но и рассказать как можно большему числу корреспондентов, что "Варяг" УТОНУЛ. От полученных при прорыве повреждений. Слава японским артиллеристам и их страшным фугасным снарядам. Мы вам в подтверждение отдадим журнал, флаг и половину корабельной кассы, она вам тоже пригодится больше, чем нам, корсарам...
Так, вижу в глазах народных непонимание и негодование, давайте по старой морской традиции начнем с младших по званию. Милый граф, что Вы имеете сказать против?
Мичман Алексей Нирод, весь в йодовых крапинках на местах вчерашних ссадин, вскочив с места, взволновано заговорил, причем после боя его "Р" стало походить на "Г" еще больше:
— Как можно инсцениГовать гибель кГейсеГа? Ведь в России на него надеются в штабе, мы спутаем все карты под шпицем! А наши родные? Им, думаете, приятно будет узнать, что мы погибли? Вы о семьях команды подумали? У меня невеста в Питере осталась... Потом, никогда не слышал о том, чтобы в истории войн какой-либо корабль прикидывался мертвым. Низко это, как... Как...
— Ну, договаривайте, договаривайте, Алексей Михайлович. Как "подвод мины под киль вражеского корабля на катере под флагом переговоров?" Не стесняйтесь, господа, для того и собрались, чтобы обменяться мнениями. Кто еще из мичманов желает высказаться? Эйлер, осколком благословленный? Пожалуйста, всегда рады услышать мнение лица, столь трепетно оберегаемого Всевышним.
— Господа, не дело это — флаг наш на катер передавать. И, главное, я не вижу никакой тактической выгоды от этой затеи — от Шанхая до Йокосуки, а мы, я так понял, туда нацелились, нас не один десяток пароходов увидит. Все одно слух пойдет, что "Варяг" жив. Зачем?
— Так, кто еще из мичманов что хочет сказать, или перейдем к лейтенантам? Мичман Балк? Василий Александрович, каковы Ваши соображения?
— Господа, если разрешите... У меня, помнится, дядя... Не все в семье морскими офицерами были, воевал в Чечне против Шамиля. И однажды его разведывательный отряд в горах зажали так, что всем уйти было ну никак не возможно, а донести, в каком именно ауле скрывались главные силы горцев и куда они направляются, было необходимо, причем срочно...
В голове Руднева пронесся рой мыслей, с общим лейтмотивом: "Идиот! Какая война в Чечне?! Прокололся, теперь его придется списывать на берег как психа! Ну что бы тебе не помолчать, крыса сухопутная, со своей Чечней? Еще сейчас старпома назови брателлой, как меня вчера и все, попалил..." Он судорожно начал оглядываться по сторонам, но, к его удивлению, офицеры внимательно слушали Балка, не проявляя никаких признаков удивления или непонимания.
"Идиот, воистину идиот! Но только не Балк, а я. Ведь Россия и в XIX-ом веке воевала в Чечне! И Шамиль — не наш одноногий гроза роддомов, а настоящий, был долгоиграющей проблемой России именно в XIX-ом веке! Все это уже было... — отлегло от Карпышевской половины сердца Руднева. — Но к чему он клонит?"
— Так вот, ему тогда пришлось оставить на небольшом перевале две трети отряда вместе с хорунжим и почти всеми патронами. Из них живыми не вернулся никто. Но зато всю банду потом на выходе из ущелья ждал полк с двумя батареями, и одним залпом картечью выбили более половины, а остальных посшибало с лошадей в давке... Никто не ушел, пленных тогда уже ни мы, ни они не брали...
Я к чему эту сухопутную историю вспомнил. Он мне рассказывал это всего один раз, когда я уходил в море в первый раз офицером, а не гардемарином. И повторил тогда: "Иногда мужество офицера в том, чтобы принести необходимую жертву и поступиться всем, даже приказом и даже своим добрым именем ради общей победы". Он до сих пор простить себе не может, что тогда на перевале не остался. Но хорунжий ему сказал: "Ваше благородие, мне просто не поверит никто, и ляжете Вы тут зря, а разбойники эти в долину, за Терек уйдут и вырежут один Бог знает сколько наших деревень. Так что давай ты лучше в штаб, а я уж тут. Каждый должен делать свое дело". И смотрели на него многие косо — как же, пятерых оставил, а сам с одним раненым ушел...
Но поступи он строго по законам чести, что бы было? Нет гарантий, что хорунжего бы ночью к генералу вообще пустили бы. Не обязательно бы ЕМУ, хорунжему, а не поручику, поверили бы настолько, чтобы среди ночи поднимать полк с артиллерией и по ущельям, ломая ноги лошадям и людям, тащиться два десятка верст. А потом еще хорунжего козлом отпущения и сделали бы, за его, дядьки, гибель зряшную, и за то, что банда ушла. Если наша псевдогибель и правда поможет захватить для России два новейших броненосных крейсера, то я готов принеси в жертву слезы моей матери, невестой пока не обзавелся... Хоть и не хочется, но НАДО.
А по существу возражений господ графа Нирода и Эйлера — штаб все одно нами никак руководить не cможет, пока во Владивосток не придем. А купцы по дороге... Так нас же никто не заставляет идти под русским флагом? На купцах не настолько разбираются в силуэтах, чтобы отличить "Варяг" от японца. Ну и не будем без нужды сближаться лишний раз... А узнают — придется им с нами идти, вокруг Японии.
