Болотный кот

— Добей!!! Бой до смерти!!! — закричал кто-то.

— Добей! — подхватила толпа.

Но это было лишним, здоровяк был уже почти мертв и лежал просто в огромной луже крови, которая успела вытечь из артерии на внутренней стороне бедра. Махнув мечом и стряхнув кровь, я молча направился к Тарину.

— Наемник Никитин отстоял свою правоту в судном бою, — прокричал Тарин, встав на бочку.

Четверка оставшихся "гопников" стояли в шоковом состоянии и смотрели на своего друга, мертвого друга.

— Молодец, быстро, — сказал Тарин с абсолютно серьезным лицом и протянул мне свою флягу.

— В смысле быстро?

— Ну быстро, потому что... я трубку набить успел а закурить не успел.

— Мне что-то быстрым бой не показался, — ответил я и сделал несколько глотков.

— Вот, это твое, наемник, — кто-то из расходящейся толпы сунул мне в руки деревянную тарелку с кучкой монет, в основном серебряными.

— Идем, — хлопнул меня по плечу Тарин, — я бы поужинал.

— А я бы выпил... да покрепче чего.

— Обязательно!

Я съел здоровенную тарелку вкусно потушенных овощей... мяса что-то не хотелось, и выпил несколько небольших медных стаканчиков какой-то местной самогонки, жутко воняющей сивушными маслами. Но мне было все равно, и я налил себе и Тарину очередную, из глиняного кувшинчика.

— Завтра схожу за стену... насчет найма... и уйдем из этого... этого... — Тарин был уже прилично поддатый, а меня что-то не брало.

— Давай еще по одной, и я вон тех красавиц сейчас позову, — подмигнул я одной из трех симпатичных девиц, сидящих через столик, и всем своим поведением она показывали свою стоимость.

— А давай!

Спустя еще полчаса мы под визг и хохот двух спутниц ввалились к себе в комнату.

Утром я кое-как продрал глаза под уличный шум проснувшегося города. Ощущая приятное тепло и что-то мягкое, я повернул голову... Хм... а она и на трезвую ничего. Почувствовав, что я пошевелился, жрица любви выполнила отрезвившие меня полностью процедуры, потом встала с кровати, продемонстрировав свои округлости и мягкости, умылась и начала одеваться.

— Сколько? — спросил я, приподнявшись на локте.

— Это подарок, наемник, — она подошла, наклонилась и провела пальцем по татуировке у меня на плече.

— Какой еще подарок?

— От Вотса, хозяина постоялого двора. Эти... этот, ну которого ты вчера... замучили они тут всех, не один хороший человек по их вине пропал.

— Понятно, — откинулся я на подушку.

— Прощай, наемник.

— Прощай, — ответил я и повернулся на кровать Тарина, которая была пуста.

— Ушел в город, — подумал я вслух.

Пару раз откуда-то прозвучал звук трубы или рога, потом еще. Я выглянул в окно, день обещал быть солнечным и теплым. Потом опять кто-то протрубил в рог. А потом зашел Тарин, не то чтобы на нем не было лица, но он был сильно расстроен.

— Что, война началась? — пошутил я.

— Откуда ты знаешь? — спросил он.

— О как... правда, что ли? И кто с кем?

— Икербы границу перешли, встали лагерем недалеко от Желтых гор... и один из больших родов нарушил обет преданности княжеству.

— А нам с тобой это чем грозит? Ну уйдем туда, где нет войны.

— Не уйдем, ополчение собирается...

— Великий князь Трехречья и господин Старший Хранитель благословляют светом Большой Луны всех оружных и ратному делу обученных, вольных и свободных, наемных и в отдыхе на ополчение во славу земли нашей и предков наших... — донеслось с улицы.

— Ополчение?

— Угу, — кивнул Тарин, — город на осадном положении теперь, не выпустят никого.

— И какие у нас варианты?

— Всего три... первый, это попытаться уйти из города, но не выйдем, теперь патрули и ворота закрыты. Второй, это никуда не вступать и сидеть тут, пока не закончится война... а она может долго идти. Третий это вступить в ополчение, повоевать на княжеских харчах, да награда каждый месяц деньгами, а то бывает и землями.

— И что делаем?

— Для начала поедим да купим кое-каких запасов, а то ведь как в ополчение запишут, все, считай нормальной еды не будет... одна и та же грубая похлебка на вяленом мясе.

— Пойдем тогда.

Плотно позавтракав, мы рассчитались за комнату, уложили и закрепили потяжелевшее снаряжение, затем отправились за стены в старое городище. Праздность и довольные выражения лиц как-то исчезли у горожан. Нам навстречу прошел патруль, его старший кивком поздоровался с Тарином, вероятно знакомые.

— Как давно была последняя война? — спросил я на ходу. Шли мы медленно по широкой улице, ведущей к воротам старого городища, словно наслаждаясь последними минутами гражданской жизни.

— С кем, с икербами или родовые раздоры?

— С икербами.

— Я тогда при службе еще был... давно в общем. Меж родами частенько бывают склоки, но чтобы отменить обет верности княжеству... это очень редко, и после этого обычно весь род изводят, а земли меж другими делят, ну или княжеству отходят, оставляя простых людей в многодворцах под княжеской защитой.

— А какой смысл тогда?

— Честь рода, Никитин, вот такой смысл.

В воротах стояло около десятка человек стражи. Нас пропустили, просто проводив взглядом. Старое городище особо архитектурой не потрясало, наоборот, было понятно, что высшее общество, проживающее тут, приложило руки к модернизации старых каменных зданий, построенных не один век назад. Вторые и третьи этажи были надстроены на старой каменной кладке первых этажей. На первых этажах некоторых зданий были "элитные магазины", то есть лавки, в которых продавалось все очень высокого качества и за большие деньги. Был даже свой рынок, перед ним большая площадь, а за площадью было здание Собрания Хранителей, больше похожее на мини-замок, со стенами и башенками.

— А что это там? — кивнул я на собравшийся и гомонящий народ на площади перед каким-то помостом.

— Наверное приговор выносят осужденным судом хранителей, а потом казнят, — Тарин, покривившись, сплюнул на дорогу, уложенную булыжником, — вот ведь... городище на осадном положении, война... а им лишь бы головы рубить.

Наша дорога проходила как раз мимо площади, я видел, как на эшафот вывели четырех человек с завязанными руками и мешками на головах. Одного из них вывели вперед, сняли мешок с головы, поставили на колени и уложили головой на плаху. Какой-то парень в дорогих синих одеждах и черной кожаной тунике начал громко зачитывать приговор, было слышно, но не все фразы:

— ...за разбой на северных дорогах... Такас, сын винодела Гара ... вынес приговор... ...ить голову.

Хрясь! — и плач опустил топор... толпа одобрительно загудела.

Следующего осужденного вывели вперед, но к плахе не подвели...

— ...за укрывательство лазутчика... и нанесение увечий судейской страже... кузнец Варас...

У меня перехватило дух и аж качнуло...

— Стой, Тарин...

— Что?

— Это же Варас...

— У которого ты жил, когда попал сюда?

— Да...

— Думаешь, из-за тебя его...

— Уверен!

Быстрым шагом я пошел к толпе, сердце готово было выпрыгнуть из груди, меня потряхивал какой-то нервный озноб...

— ...вынес приговор — пожизненная каторга на угольных копях, земли и имущество его рода переходят в управление княжества, с изгнанием всех родственников с земель.

Не снимая мешок с головы, стража увела Вараса за ворота дома Собрания Хранителей.

— Ну пока его смерти на тебе нет, хвала богам, — тихо сказал подошедший Тарин.

— Я вытащу его...

— Хорошо, вытащишь... а сейчас идем.

Глава 27

Я, наверное, около часа пребывал в состоянии исступления, и Тарину порой приходилось меня разворачивать и подталкивать в нужном направлении движения. Мы пришли в дом воеводы, около которого уже стояла очередь на запись в ополчение. Мы, выстояв очередь, подошли к большому деревянному столу, за которым сидел сам воевода — такой крепкий старикан, внешностью напомнивший мне Будулая из старого советского кино, нас с Тарином записали во вторую правую сотню, сунули в руки каждому по небольшому деревянному медальону на шнурке из суровой нити и проводили на территорию ратной школы к своей сотне. Личный состав сотни расположился вдоль стены длинного одноэтажного здания, кучками сложив снаряжение, ну и люди тоже сидели группками... кто-то успел познакомиться, кто-то встретил тут уже давно знакомых людей. Все эти наши перемещения для меня проходили как во сне, Тарин, периодически дергая меня за рукав, то вел к зданию, то, подтолкнув, направил в тень, где сидело еще человек пять. Вывел меня из этого состояния какой-то седобородый старик... лицо вроде знакомое. Он подсел рядом, достал медную флягу, отделанную кожей, вытащил со скрипом деревянную пробку и, протянув мне, сказал:

— Спасибо тебе, наемник... не за меня, за внука моего спасибо.

— Ты о чем, старик, — я хватанул какого-то настоя, причем не менее чем градусов пятьдесят и закашлявшись вернул флягу.

— Вчера... в корчме, я обязан тебе теперь.

— Да, точно... а я смотрю не могу вспомнить, откуда лицо знакомо. А внук-то где?

— Да вон спит, мы тут с утра уже, — указал на свернувшегося калачиком у стены парня.

— Понятно...

— Я Сагал, а внука Талес зовут, — приложил он правую руку к груди и медленно кивнул.

— Талес... Талес... — задумался я и на автомате вслух сам себе ответил, просто вырвалось из-за туповатого моего состояния, — а, помню, незаконнорожденный сын князя.

Дед аж подпрыгнул... Тарин дернулся к ножу, а у меня наконец включились мозги в работу, и я, выставив обе пятерни перед собой, сказал негромко:

— Тихо! Тихо... Сядь, Сагал, — и тихо потянул деда за рукав.

Дед сел с выражением лица "Штирлиц еще никогда не был так близок к провалу" и спросил:

— Но как? Откуда?

— Прости, Сагал, но так случилось, что в Хартском каменке вы ночью слишком громко разговаривали, а мне в соседней комнате не спалось и я слышал ваш разговор... Не бойтесь, мне не нужна ваша тайна, и пусть она с вами и остается, — сказал я и посмотрел на Тарина, который сидел с очень удивленным лицом.

— Я состарился и уже не такой внимательный...

— Дайка, дед, твою флягу, — сказал Тарин, — и теперь вы двое объясните мне, о чем вы тут говорите, и не вздумайте потешаться над именем покойного князя.

— Что ты, наемник... — начал было дед.

— Это я сейчас наемник, — чуть наклонился к деду Тарин и, почти зашипев, сказал: — При славном Васлене... Ладно... здесь не то место, чтобы про это говорить.

Дед одобрительно кивнул, потом, наклонив голову, присмотрелся к Тарину и, указав ему на грудь пальцем в районе правого соска, сказал:

— Если у тебя здесь шрам от икербского копья... то я тебя знаю.

— Есть шрам, — хмуро ответил Тарин, — только знали про это два человека всего, славный Васлен и охранитель его, но оба мертв... Не может быть! Дасар!

— Я уже много лет Сагал... Тысячник Тарин, — улыбаясь, наклонил голову дед.

— А как же пожар в башне... ты же сгорел, говорили.

— Нет, не сгорел, как видишь, я нарочно это все устроил, чтобы исчезнуть, потому что Васлен, когда понял, что его отравили, наказал мне разыскать его наследника и защищать, пока жив буду.

— Все, Дасар... вернее Сагал, не говори тут больше ни слова... потом, думаю, у нас будет время поговорить.

— Хорошо Тарин.

На территорию просторной площади ратной школы въехал верхом всадник и прокричал:

— Вторая правая сотня! Собраться, проверить имущество и оружие! Как сыграет походный горн, выходи за ворота строиться на марш!

— Обед дадут? — выкрикнул кто-то.

— Дадут ужин двойной пайкой! Но после марша, — ответил всадник, развернул коня и поскакал к воротам.

— Ну раз скоро выходить, — достал Тарин трубку, — давай, Никитин, подышим трубкой да собираемся.

— Давай, — ответил я и тоже начал набивать трубку местным самосадом.

Дед поднялся и пошел будить Талеса.

Горн проиграли три раза, и ополченцы нашей сотни потянулись на выход, за ворота. Большинство из ополченцев службу знали и построились быстро, в колонну по двое. Позади нас с Тарином встали Сагал и Талес, и колонна, замыкаемая тремя телегами с водой, провизией и снаряжением, двинулась на выход из городища. Возглавляли колонну два всадника — сотник Алуш и его помощник. Идти нам предстояло на юг, к Желтым горам.

Часа через три пути впереди что-то прокричали, колонна встала, кто-то побежал к кустам, рассупониваясь, кто-то присел прямо на землю, приложившись к фляжке, я понял, что поступила команда вроде "перекурить и оправиться", что я тоже поспешил сделать, отойдя в кусты.

Стемнело, около часа двигались с зажженными факелами. Колонна втянулась на центральную улицу большого многодворца, прошла его насквозь и встала лагерем. Выставили караулы, у одной из телег — походной кухни, развели два больших костра и начали готовить ужин, а мы с нашими новыми знакомцами расположились под одиноко стоящим деревом, чуть в стороне от основного расположения. Расстелив плед, я лег на землю, подставив под ноги ранец... гудят, я так далеко и долго пешком давно не ходил. Талес подсел рядом и сказал:

— Хочу тебя поблагодарить.

— Сагал меня уже поблагодарил...

— Я видел твой бой... не могу понять, у кого ты учился ратному делу?

— Везде понемногу, но в основном Тарин, конечно, научил, и друг его. А зачем ты в ополчение пошел, если тут тебе придется защищать твоих врагов?

— Нет, — улыбнулся Талес, — я буду защищать свой народ и земли Трехречья... а потом разберусь с врагами и убийцами отца.

— Тебе понадобится помощь... Более того, если ты хочешь вернуть принадлежащее тебе по праву рождения, ты должен заручиться поддержкой больших и знатных родов... ну мне так думается, во всяком случае.

— Тебе правильно думается, — вступил в разговор Сагал, — змею надо убивать тогда, когда она не чувствует опасности... Я думаю про волю богов и благословение Большой Луны на нашу с вами встречу... вы посланы нам в помощь.

— Давайте сначала дождемся окончания похода, и те, кто останутся живы, уже будут прислушиваться к воле богов, — тихо сказал Тарин, — у Никитина тоже есть дело успокоения духа... дело чести.

— Да уж... — тяжело вдохнул я, ощущая, как снова накатывает чувство глубокой вины... Вины в том, что я вообще вторгся в жизнь кузнеца и его семьи. Я чуть сдвинул рукав и погладил браслет, что повязала мне Дарина на запястье.

— Скучаешь? — спросил Талес.

— Что?

— По невесте скучаешь?

— У меня нет невесты.

— То есть ты позволил повязать на себя "девичье сердце", и говоришь, что у тебя нет невесты?

— Никитин недавно в бою ранен был, — незаметно ткнул меня в бок Тарин, но больно, — разбойничьей палицей по голове... кое-что не помнит, вот и про невесту запамятовал.

— Плохо, — с сочувствием покачал головой Талес.

Со стороны кухни пару раз ударили в какую-то железяку, гулко так.

— Ужин готов, давайте котелки, мы с Талесом сходим, — сказал, поднимаясь, Сагал.

Я покопался в ранце и отдал котелок, Тарин передал свой, и когда Сагал с Талесом удалились, Тарин сказал: