Ниенна вдруг встала, — словно серебристый лёгкий ветер шелестнул в комнате. Сделала два неслышных шага, опустилась возле Мелькора, бережно взяла его руки в свои.

-Нет. Не думай об этом. Надо действовать, надо сделать всё, чтобы не было этой войны, только так. А отчаяние мешает ясно мыслить. Я прошу тебя, не надо об этом. Я слишком часто видела в мыслях — война, их победа, и... ты. Слишком часто, слишком, мучительно ярко, до последнего движения, до последней мелочи. Я видела это ещё тогда, ещё до Великой Музыки. Поверь, единственное моё желание — чтобы это никогда не стало явью, и чтобы этот ужас прекратил наконец мучить меня.

Мелькор прикрыл глаза рукой.

— Я понимаю. Если ты думаешь, что я хочу этого... я пока еще не обезумел. Но ведь если до этого дойдет, вы же не станете молчать... как тогда... или — промолчите снова? — он поднял на нее взгляд.

Тяжкое молчание было ему ответом.

-Я — не стану, — не сразу сказала Ниенна. — Но что будет, как — зависит от того, что мы сможем сделать сейчас. От того, с чем вернутся посланники Валар обратно в Валинор. Да, я знаю, — жутко жить постоянно под угрозой с Запада, жутко — склоняться перед силой, зависеть от чужой воли. Но именно сейчас ты можешь это изменить.

Некоторое время и Мелькор, и Ниенна молчали, глядя на затухающий огонь камина.

— А второй майа? — наконец спросил Мелькор. — Олорин?

-Он ученик Ирмо. Послушай, Мелькор... мы с Ирмо задумали кое-что. Но ты должен нам помочь, иначе не выйдет.

— Я помогу во всех ваших делах, о чем здесь можно вести речь? Говори, сестра.

-Нужно вызвать Курумо на разговор. Один удар силой — и он будет способен хотя бы слушать, а там... Ирмо заменял детям эллери воспоминания. Мы не будем делать этого, — да это и невозможно, он майа, но... предоставь это мне. Правда, целительство душ — самое сложное из искусств, я сделаю всё возможное...

— Я не совсем понимаю, — нахмурился Мелькор, — вы хотите что-то сделать с его памятью... да?

-Не с памятью: с душой. Ненависть разъедает её, как ржавчина, не даёт чистому, истинному — жить... мне трудно объяснить, Мелькор, проще сделать... но только если ты доверишься мне.

Мелькор молча кивнул. Спросил:

— Сейчас?

Ниенна долго, очень долго смотрела ему в глаза — без мысленной речи, только взгляд, дарящий тепло, тихий покой и ощущение: я с тобой, я всегда с тобой, даже если меня нет рядом, я хочу помочь тебе, что бы с тобой ни происходило...

-Позови его. Сюда. Сейчас.

— А он ждет, — заметил Мелькор. — Он ждет, он смотрит на наше окно...

Он поднялся и подошел к распахнутому окну. Ветер здесь задувал в комнату очень сильно, он подхватил плащ Мелькора, бывший сейчас просто плащом — не крыльями, взметнул волосы.

Курумо действительно ждал. Стоя на вершине одной из соседних башен, он смотрел на распахнутое окно, и поймал взгляд Мелькора так, словно ожидал его.

"Курумо... Спустись сюда. Неудобно так говорить — через пространство..."

"Зачем? — всколыхнулась ночная тьма. — Мне уже достаточно того, что ты сказал мне. Неужели будет что-то новое?"

"Не ради разговора. Просто... — Мелькор не сразу решился произнести это, даже мысленно, хотя это было правдой, — хочется тебя видеть. Рядом."

Долгое молчание было ему ответом, и только в первый момент донеслись чувства: поверить? в такое? нет, невозможно...

А потом — стена.

"Я не верю тебе."

Мелькор просто шагнул через воздух. Туда, к нему. Не глядя, опустился рядом, на камни парапета, где стоял Курумо.

— Я знаю. И не поверишь никогда. Непреодолимая стена, а за ней, с обеих сторон — боль, смерти, кровь... без конца.

Сейчас, в ночном мраке, лицо Курумо странно изменилось, — или это только казалось... Черты его стали резче, он как будто выпрямился, что ли...

-Да, это так. И что — ты пришёл сюда ради того, чтобы сказать об этом?

— Я пришел, потому что не могу найти себе места, — честно ответил Мелькор. — Я не знаю, что делать, Курумо. Это как лавина — которая несется на тебя, и ты бессилен ее остановить... Даже нет. Не так. Словно ты камень, который подхвачен этой лавиной. Ты летишь вместе с нею, в потоке, и что бы ты ни делал — все бесполезно. Понимаешь?

-И чего же ты хочешь — от меня? Чтобы я остановил эту лавину, или чтобы встал рядом с тобой, или... Чего?

— Ничего. Я просто говорю.

Мелькор поднялся, встал рядом. Поднял голову.

— Слушай, Курумо... — неожиданно спросил он, — а там, в Валиноре, сейчас видны звезды ночью? Настоящие звезды, не тинви Варды?..

Мелькор почувствовал вдруг — словно прозрачная пелена накрыла вдруг мир, и тишина окутала их обоих. Как будто мир с его войнами, нависшей опасностью — отстранился, стал далёким, почти нереальным... И где-то близко, почти рядом — он знал, что никто другой бы не понял, кроме него: она. Её тихая мощь.

Ниенна.

-Видны, — неохотно сказал Курумо. — Там всё... напоминает о тебе.

— Обо мне? — Мелькор поневоле усмехнулся, глядя на звезды. — Знаешь, просто я подумал... Если воинство Валар решит выступить в смертные земли, то я приду к ним сам, в Валинор. А тогда — все ясно: Мандос, навечно... и вот — когда есть звезды над головой, то не так — страшно. Не хочется, великое небо, если бы ты знал, как не хочется идти туда.... Это очень страшно, Курумо: когда нет вселенной вокруг, нет ничего — ни шороха листьев, ни движения ветра, ни капель дождя, ни запаха земли или талого снега... только темнота — и тяжесть на руках, такая, что и поднять их не можешь. И память. Память о тех, кто остался снаружи... Хотя вскоре начинает казаться, что и вас — никого — не было вовсе. Есть только цепи и вечная тьма.

Мелькор говорил размеренно, в его голосе не было ни тени осуждения — только спокойствие того, кто раз и навсегда выбрал свой путь.

Курумо скрестил руки на груди и сжал пальцы так, что побелели косточки.

-Ты будешь _вот так_ стоять за них — до конца?

Мелькор непонимающе взглянул на Курумо.

— Но как же можно — иначе? Конец один, все равно. Но так, может быть, есть хоть какой-то шанс, что это коснется только меня. Остальные-то чем виноваты? Они всего лишь имели несчастье родиться в земле, куда я вернулся.

Курумо резко вскинул руку, отвернулся.

-Нет. Я не о тех, кто живёт у вас. Я о них... о твоих майар.

— Наши дороги идут рядом, Курумо, — ответил Мелькор. — Я не поводырь им, и не спаситель, но я ведь не могу перестать быть собой — а значит, наши пути не разойдутся. Жаль, что ты не хочешь быть с нами, — добавил он после небольшой паузы. — Без тебя все неполно. Жаль, что ты не умеешь прощать, Курумо. Скажи — неужели тебе хорошо в Валиноре? В их мертвом свете? Ты ведь всегда был живым...

-Я не хочу их видеть. Никогда. Они ненавидят меня, я мешаю им жить, мешаю быть с тобой. Единственное, когда мы могли просто разговаривать с... с Артано — это до того, как он ушёл из Амана. Потом — всё. А эта твоя... она меня презирает.

— Она женщина, — ответил Мелькор. — До мозга костей, как говорят люди.

-Я не хочу её видеть, — повторил Курумо с нажимом. — Как я могу быть с вами, жить среди вас, если этого никто не хочет? Ты тоже не хочешь... не лги себе.

— Я хочу счастья, — просто сказал Мелькор. — Как любой из людей. Ты тоже, наверное, хочешь, только, по-моему, с тех пор, как ты ушел — у тебя не было ни одного светлого дня.

-Не лезь мне в душу, — резко сказал Курумо. — Тебе всё равно, что со мной происходит.

— Что бы ты ни говорил, а я-то лучше знаю, безразлично или нет, — чуть усмехнувшись, проговорил Мелькор.

Он подошел к самому краю парапету. Распахнул крылья — огромные, они тут же уловили ночной ветер, напряглись...

— Оказывается, Амариэ помнит до сих пор, как это — полет. И Манве не запрещал ей. Мне рассказал это Финрод. Если бы в Валиноре можно было просто жить, просто летать...

Не дожидаясь ответных слов Курумо, он рванулся вверх — прямо вверх, в зенит, в почти уже черное небо. Не следил сейчас за скрытностью: если бы кто-то из эльдар смотрел вверх — он увидел бы его. Только не понял бы: большая черная птица, провал тьмы на фоне звезд.

Он сразу понял — там, внизу, что-то произошло, что-то случилось... как обрыв, как шаг в пропасть... Как будто что-то сломалось, как по весне вдруг взрывается лёд на реках.

А следом — он увидел рядом с собой ещё одну чёрную крылатую фигуру и — больше — чужая душа сейчас летела _рядом_. Вместе с ним. Что бы он ни делал — точно, чётко, как тень, предугадывая мысли, повторяя, и от этой слаженности замирало сердце.

Внизу, от горизонта до горизонта, от края до края, раскинулась засыпающая земля. Блестели ленты рек, лежали пестрые лоскутные одеяла лесов и полей — человеческое зрение сейчас не различило бы цвета, но для них земля не теряла свои краски и ночью. Вставали на севере и востоке огромные горные хребты... впрочем, они, двое, сейчас были выше их, гораздо выше.

Далеко на западе, как будто предвещая грядущую войну, чернота неба бледнела, окрашивалась золотом, и загоралась кроваво-красным. Весь остальной небесный купол был усыпан звездами — и звездами-тинви, чей пояс парил на огромной высоте над землей, и далеками звездами иных миров. Арда была открыта вселенной, небо тянулось в бесконечность...

Воздушный поток, незримая река в небесах, подхватил их и понес в себе, как речная стремнина несет легкие лодки. Усилий для полета больше не было нужно — летели со скоростью воздушного потока, и потому вокруг настала тишина.

В тишине этой слышно было только одно: чувства. Чувства того, кто был рядом, для кого исчезло вдруг всё: прошлое, будущее, само время... и осталось — наслаждение своей мощью, полётом, чистая радость бытия...

Поток нес их на юго-восток — туда, где вдали уже виделся простор Семиречья — северные земли Оссирианда. В землях этих не жили ни нолдор, ни народы Твердыни: одни только авари, "отказавшиеся", народ, не желавший знать ни Валинора, ни пришельцев с Запада, ни войн. Сумеречные эльфы — они любили ночь и звезды... так же, как когда-то — эллери.

Когда они миновали Таргелион и узкую с такой высоты ленту реки Латлориэль, притока Гелиона — Мелькор скользнул вниз, зная, что Курумо последует за ним.

Тот шёл следом — не думая, не спрашивая, не сопротивляясь. Как будто он — чуть не впервые в жизни — решил довериться чему-то... или кому-то. Как будто некая сила заставила в его душе уйти всё, что стало бронёй за эти века... может быть, это была сила Ниенны...

Ночной лес. И огни внизу. Множество мелких живых огоньков, разноцветных, свет костров на прогалинах... Мелькор редко бывал в этих землях — но зато здесь бывал Гортхауэр, и Тхурингветиль, и другие майар, да и люди, и квенди на драконах и крылатых конях иной раз навещали эти земли — потому все здесь было прекрасно знакомо.

Не скрываясь, Мелькор описал круг над одной из полян, освещенных кострами и мелкими огнями — а внизу были несколько квенди, звучала тихая музыка, флейта, перебор струн... — и опустился на краю поляны. Сложил крылья, подождал, пока рядом опустится Курумо.

Ничего не сказал ему — только улыбнулся. И пошел вперед, к костру.

Курумо секунду помедлил. Как когда-то... нет, не так. Всё не так. Но почему же так отчаянно защемило сердце?..

-Мелькор, постой.

— Да? — Мелькор обернулся.

Взгляд его впервые за эти дни был светел — в нем не было и следа ожидания какого-либо подвоха.

Курумо смотрел напряжённо.

-Кто это? Ты приходил к ним раньше? Как ты скажешь им обо мне?

Мелькор просто шагнул к нему и взял за руку.

— Да не бойся же ты. Забудь о своих страхах. Все будет хорошо, идем.

Он несколько мгновений смотрел на их руки — словно не верил. Потом опустил голову, и — как в воду, с обрыва:

-Идём...

А Мелькор, не отпуская его руки, уже шел через высокую, в пояс, траву вперед, туда, где рядом с костром сидели несколько квенди. Они видели его, темнота и яркий свет костра не мешали им различать окружающее, как людям — Мелькор не скрывался. Подойдя, он улыбнулся эльфам и просто сказал:

— Можно посидеть с вами? Мы давно не были в этих землях.

Воистину — в землях нолдор такое уже давно было немыслимо...

Те тоже улыбнулись в ответ, приглашая сесть у огня. Совсем молоденький парнишка с интересом смотрел на гостей и подобрался поближе.

-Как тебя зовут? Это твой сын?

— Элло, — ответил Мелькор. — А это Морхэллен, он мой друг, я хотел показать ему вашу землю. Вообще-то мы с Севера — прилетели с попутным ветром...

Курумо на миг вскинул глаза на Мелькора, — как будто что-то сверкнуло в воздухе.

-А я Альгис, — парнишка чуть поклонился. — Как оно там, на севере? До нас доходят слухи, что там уже давно идёт война. Папа говорит — сколько можно воевать, жили бы да жили.

— Есть такое дело, — помолчав, ответил Мелькор. — Нолдор...

Из темноты к костру подошел еще один квендо — светловолосый парень в одежде цвета листвы. Сел напротив и сказал, как ни в чем не бывало:

— Элло — это ведь на вашем языке значит "звезда"? Хорошее имя, оно подходит тебе, Мелькор. Давно тебя не было здесь.

Курумо словно сжался, было такое впечатление, что ещё секунда — и он набросит на себя чары, чтобы исчезнуть с глаз, скрыться.

— Давно, — Мелькор засмеялся. — Не ожидал тебя увидеть, Ланрис. Я сам виноват: вам-то далеко пешком до наших земель, а с попутным ветром сюда не так уж долго добираться. Жаль, что никто из ваших в последнее время не захаживает на Север. Надо бы принести вам палантиры — чтобы было легче говорить мыслью. Тогда можно будет позвать наших, если что. На крылатых конях можно путешествовать быстро.

-Палантиры, ишь ты, — Лантис с улыбкой покачал головой. — Хотелось бы увидеть, что это такое. Что-то с трудом могу представить, что может быть лучше осанве...

— Когда знаешь того, когда хочешь позвать — да, — пояснил Мелькор. — А не знаешь никого — тебя могут и не услышать. Вот на то и полезны палантиры, с ними для квенди иной раз бывает проще. Видеть другие земли, опять же — мы-то это умеем, айнур и майар, а у эльфов мало кто сразу таким владеет, обучаться нужно. Вот Морхэллен в таких вещах очень искусен, он редкий мастер, — улыбнулся в сторону Курумо, — сложится все — мы с вами друг друга многому могли бы научить.

Во взгляде Курумо вспыхнула тревога.

-Сложится — что?

— Если сложится, чтобы войны не было, — Мелькор вздохнул. — Не хочется воевать, Морхэллен. Заниматься войной не хочется. Столько неоконченных дел, столько нового остается неисполненным... Ты мог бы жить здесь, в этой земле, да и я тоже. Оссирианд огромен, это такая земля — ты не представляешь: здесь все звенит ручьями, все в движении, просторные реки, чистота, и никакой вражды ни у кого.

Курумо коротко взглянул на него и отвернулся.

"Нашёл, куда меня прогнать?"

"Я сам сюда "прогонюсь", была бы только возможность, — ответил ему Мелькор. — Моя бы воля..."

Курумо промолчал.

И вдруг, врезаясь в тишину и покой ночи, донёсся издалека зов, слышный только Мелькору: тревожный голос Гортхауэра.